Елисейские Поля - Ирина Владимировна Одоевцева

— плохо. «Глупости, глупости, — успокаивала она себя. — Вздор. Ни в какие сны я не верю. Вот еще».

Она встала с кровати, подошла к окну и открыла ставни. Мелкий косой дождь стучал в стекла. Небо было серое и низкое. «Дождь в день свадьбы — хорошее предзнаменование. И это вздор. Такой же вздор, как и сны».

Вера накинула халатик и прошла в столовую. Все уже было чисто прибрано. Паркет блестел, на столе стояла большая корзина белых цветов. Свадебные цветы. Она села на диван. «Свадьба. Сегодня ее свадьба, а день такой похоронный». Она смотрела на серое небо, на мокрые зонтики прохожих.

«Господи, как грустно. Как больно. Что больно?.. — быстро спросила она себя. — Ничего, ничего, ничего не больно: никакой боли нет и даже грусти нет. Просто скучно. Но так ли еще будет скучно потом. Арсений… Нет, об Арсении думать нельзя».

Из кухни выбежала Люка, вся вымазанная в муке:

— Верочка, встала уже? Мама спрашивает, класть в соус мадеру?

— Что? В соус?

— Ну да, в соус, с мадерой вкусней. Но бутылка двадцать франков стоит.

Вера нетерпеливо повела плечами:

— Ах, делайте как хотите. Почем я знаю.

— Она велела побольше налить, — уже несся Люкин голос из кухни. — Она говорит, ничего, что двадцать франков. Хоть пятьдесят — только бы вкусно было.

Дождь тихо стучал в стекла. Цветы на столе тускло белели. Вера закрыла глаза. Вот так сидеть. И чтобы ничего не надо было. Ничего. Так сидеть и знать, что все уже кончено и больше ничего не будет, кроме этого серого мокрого окна и этих белых ненужных цветов.

— Вера, ты здесь? — озабоченно прокричала из коридора тетя Варя. — Одевайся. Скоро в мэрию.

Снова вбежала Люка:

— Вера, иди на кухню. Там лангуста принесли. Такого симпатичного, черного, и усами двигает. А то его сейчас варить будут. Идем.

Вера слабо отмахнулась:

— Оставь.

— Но он хорошенький. Ты непременно должна посмотреть.

— Оставь, у меня голова болит. Закрой плотнее дверь. Жареным пахнет.

— Это утка, — радостно объяснила Люка, убегая.

Снова стало тихо и пусто. И дождь по-прежнему стучал в стекло. Так тихо, так грустно. Свадьба. Разве к свадьбе готовятся в этом доме? Не похоже. Скорее к похоронам.

От белых цветов шел слабый сладковатый запах. «Как ладан», — подумала она, и сразу вспомнился сон и церковь и как она бежала с горы, прижимая икону к груди. И почему-то стало страшно.

В комнату вошла Екатерина Львовна.

Вера взяла ее за руку:

— Подожди, мама. Сядь сюда.

Екатерина Львовна торопливо и робко села на диван.

— Мама, — Вера посмотрела прямо в глаза матери, — скажи, теперь уже поздно отказаться?

Веки Екатерины Львовны испуганно заморгали.

— Отказаться?..

— Ну да. От свадьбы.

На щеках Екатерины Львовны выступили красные пятна.

— Я думаю, поздно, — нерешительно начала она. — Как же? Ведь через два часа в мэрию. И шафера…

Вера кивнула.

— Я тоже так думаю, — сказала она серьезно и спокойно. — Поздно. И довольно об этом.

Она тряхнула головой, короткие волосы запрыгали во все стороны.

— Поцелуй меня, мама. И давай одеваться…

Маленькие белые туфли, уверенно стоявшие на коврике, тонкие пальцы, крепко державшие свечу, и улыбка — все говорило: «Не неволей иду. Сама хотела и очень счастлива».

Пламя свечей… Голоса певчих… Высокие окна…

Сквозь белую фату, опускавшуюся на глаза, все казалось каким-то особенным, чуть-чуть волшебным, чуть-чуть смешным.

Шафер плотно надел Владимиру венец на голову, и Владимир похож на султана с табачной коробки. Люка на длинных, худых ногах совсем цапля, а голова с большим бантом в профиль заячья. Цаплезаяц или зайцецапля… Вера тихо засмеялась, закрыв лицо руками.

— Плачет, — удовлетворенно прошептала тетя Варя. — То-то. Даже и ее пробрало.

Вера рассеянно улыбалась из окна вагона, держа в руках подвенечный букет.

— Пиши каждый день, Верочка, — просила Екатерина Львовна.

— Веселись, — кричала Люка. — Пришли фруктов.

Екатерина Львовна тронула Владимира за рукав:

— Берегите ее, пожалуйста. Это смешно. Все матери так говорят — но Вера такая слабенькая.

Владимир поцеловал ее руку:

— Будьте спокойны.

Становилось скучно. Говорить больше было не о чем. Наконец поезд тронулся.

— Ура! — закричали шафера.

— Ура! — нестройно подхватили остальные и замахали платками.

Люка побежала за поездом.

— Люка, сумасшедшая. Под колеса попадешь, — кричала Вера.

Екатерина Львовна крестила уходящий поезд. Вера постояла еще немного у окна, размахивая платком. Но ничего уже не было видно.

— Вот мы и едем, — сказал Владимир.

Вера прошла в купе, сняла новое дорожное пальто, маленькую шляпу и села на диван. Владимир сел напротив нее и улыбнулся.

— Теперь ты моя жена.

«Этого он мог и не говорить, — подумала она, поправляя волосы. — Ну что? Что дальше?»

Она нетерпеливо и смущенно взглянула на него:

— Я с России не ездила в первом классе, — и погладила красный бархатный диван.

— Когда мы будем в Ницце?

— Завтра в три.

Он сидел напротив нее и разговаривал так спокойно и сдержанно, как простой знакомый. Он даже ни разу не поцеловал ее после венчания.

«Что же это такое? — тревожно думала она. — Что же это?»

— Тебе, наверное, понравится Ницца. Мы съездим в Монте-Карло поиграть в рулетку. Ты азартна?

— Я не знаю. Я никогда не играла.

— И в карты не играла?

— И в карты тоже не играла.

— Ну тогда, наверное, выиграешь. В первый раз всегда везет.

Они снова замолчали. Вагон слабо подпрыгивал. Колеса стучали.

— Ты, должно быть, устала, — сказал он и встал. — Тебе надо лечь, уже поздно.

Он расстелил плед. Вера увидела, что руки его дрожат. «Значит, он тоже волнуется, — подумала она с торжеством. — Не только я, он тоже».

— Я еще не хочу спать…

— Но поздно.

— Ну хорошо. — Она вытянулась на диване, подложила маленькую кожаную подушку под голову. — Спокойной ночи. Я уже сплю.

— Тебе так будет неудобно. Ты разденься. Я постою в коридоре.

Он вышел, закрыв за собою дверь.

Вера вскочила, быстро отперла новый чемодан, достала флакон духов и стала душить диван, плед и подушку. Потом сняла платье, надела халатик и дорожные мягкие туфли, перед зеркалом в стене попудрилась, накрасила губы, надушилась и повела носом. Кажется, перестаралась. Дышать нечем. От выпитого за обедом вина все еще шумело в голове. Она закрыла чемодан.

— Сейчас?.. Или еще до завтра ждать?.. Господи, как я влюблена, — вдруг вслух сказала она и тихо рассмеялась. — А он боится. Какой смешной.

Она притушила свет, легла, покрылась пледом. Кровь громко стучала в левом ухе.

— Я влюблена, влюблена, влюблена, и сейчас ко мне придет мой муж…

Она вытянула ноги. Что же так долго? Но он уже стучал в дверь.

— Ты легла?