Вокруг меня - Михаил Барщевский

— Мстить будешь?

— Не мстить. За меня Бог наказывает. А вот сделать так, чтоб некоторые подонки другим девчонкам жизнь не отравляли, — сделаю.

— И что тебе для этого надо?

— Как что? Прокурором стать.

— Нет, я имею в виду, что надо, чтобы прокурором стать? Как ты этого добиваться-то собираешься?

— А-а, вы об этом. Просто. Накоплю денег, поступлю в коммерческий, и все. А в прокуратуру меня возьмут. Хоть раз папашино прошлое поможет. Я же по анкете — дочь офицера КГБ.

— Ну а деньги как накопишь? Здесь, на улице?

Глеб опять принялся считать: шестьсот рублей в день, двадцать рабочих дней. Хотя нет, у нее может быть и тридцать рабочих дней, КЗОТ тут не действовал. Это — восемнадцать тысяч в месяц. Минус расходы на жизнь — минимум три тысячи. Остается пятнадцать, то есть пятьсот долларов. Итого в год — шесть тысяч. Этого на три курса института хватит…

— Вы что, считаете? — спросила Катя.

— А как ты догадалась? — удивился Глеб.

— Так у вас губы шевелились, — равнодушно-спокойно ответила она.

„Девчонка с головой“, — отметил Глеб. Катя начинала его интересовать. Он не ожидал увидеть в уличной проститутке ни смекалки, ни четких, пусть и наивных, планов на жизнь, ни чистой речи. Глеб легко допускал ее веру в Бога, но веры в честных прокуроров, которые не должны брать взяток, поскольку служат закону, он предполагать не мог.

— Да, считал. Получается, что тебе года полтора придется работать тут.

— Я считала — два. Это если чего не подцеплю и если не убьют.

Последние слова Катя произнесла, будто говорила о насморке. Это спокойствие поразило Глеба. Не мог человек, не должен был, по его мнению, так спокойно говорить о смерти. Тем более когда это реально.

— А что, кого-то из твоих товарок убили?

— Кого?

— Товарок. Ну, подруг, кто на улице работает.

— А-а. Да, двух порезали. По пьянке. Можно я вас спрошу что-то?

— Спроси.

— Почему вы все время говорите „работать на улице“ и ни разу не сказали слово „проститутка“. Презираете?

Глеб растерялся. Как она заметила? Нет, дело не в презрении. Скорее боялся обидеть. Хотя неправда. Он же в машину ее посадил именно для того, чтобы обидеть. Унизить деньгами. Заставить делать то, чего хочется ему. А словом обидеть побоялся.

Глеб почувствовал, что в голове заваривается каша. Похоже, не он ее, а она его смутила.

— Скажи, а ты уйдешь с улицы сразу, как накопишь на институт?

— Да, я перестану быть проституткой сразу, как только накоплю денег на институт, — с вызовом и с ударением на слове „проститутка“ ответила Катя.

Глеб, гордившийся умением веста переговоры, привыкший к тому, что собеседник всегда подчинялся его воле, то есть говорил не только о том, о чем хотел говорить Глеб, но и то, что он хотел услышать, — понял, что этот разговор — не его. Не он заставляет девушку подчиняться, а она загоняет его в тупик.

— Ладно. Поехали, — сказал Глеб и завел машину.

— А вы не хотите дать мне четыреста рублей? Я времени провела с вами больше, чем на трех клиентов потратила бы. Дайте четыреста.

— Нет, — зло отрезал Глеб. — Мы договаривались на двести, двести и получишь.

Глеб тронул машину. Настроение было испорчено всерьез и надолго. Унижен — он. Она, уличная шлюха, сильнее и цельнее, чем он, преуспевающий и богатый телепродюсер. Она знает, чего хочет, и знает, на что готова ради своей цели! А он? Он знает, чего ему надо?

И вдруг Глеб сообразил, что не все потеряно. Еще есть возможность убедиться в собственном превосходстве.

Глеб вырулил на какую-то улицу. Искал магазин. Решил, что отправит Катю разменять пятьсот рублей, и когда она смоется со сдачей, он снова почувствует себя хорошо. Воровка не может быть лучше его. Глеб никогда ни у кого ничего не воровал!

Слева, на противоположной стороне улицы, Глеб увидел супермаркет.

— Иди поменяй деньги. Оставь себе двести, как договаривались, и принеси сдачу. Только быстро, а то я опаздываю.

Катя вышла из машины и быстрым шагом пошла в магазин. Глеб отметил, что пакет она взяла с собой. „Точно, значит, смоется!“ — обрадовался Глеб.

Через две-три минуты Катя вышла из магазина и направилась к машине. Глеб понял, что его надеждам сбыться не суждено. И тут Глеба осенила мысль, которая показалась спасительной.

Глеб вышел из машины, подошел к багажнику и вынул из пластикового пакета одну из десятитысячных пачек. Сунул в карман и опять сел на водительское место.

Катя с удивлением наблюдала за маневром Глеба и даже замедлила шаги. Когда она дошла до машины, Глеб сидел и довольно улыбался.

Катя открыла дверцу и протянула Глебу триста рублей.

— Сядь! — приказал Глеб.

— Зачем?

— Сядь, я сказал.

Катя села в машину и с интересом, но и с опаской посмотрела на Глеба:

— Ты что, из милиции? Так я ничего не сделала.

— Нет, не из милиции. Ты говоришь, что уйдешь с улицы, если у тебя будут деньги на институт. Так?

— Так. А что?

— Вот тебе десять тысяч. Этого достаточно, чтобы заплатить за все пять лет обучения. Но прежде поклянись мне, что ты действительно пойдешь учиться и потом будешь честным прокурором. — Сказав это, Глеб понял, что слова его звучат столь же высокопарно, сколь и наивно.

— А это не чеченские деньги? Настоящие? — вместо клятвы услышал он вопрос Кати.

— Настоящие.

— А вы не наркотиками торгуете?

Глеба в который раз поразила Катина реакция, ход ее мысли. Глеб понимал, что Катя не возьмет деньги, если они с ее точки зрения будут грязными.

— Нет. Я не торгую наркотиками. Я эти деньги выиграл в казино, — соврал Глеб.

— Тогда обещаю. Клянусь!

„Наверное, именно так она представляла себе посланника Божьего“, — не без самоиронии подумал Глеб.

Катя взяла деньги, сунула в пакет и вышла из машины. Потом обернулась и протянула Глебу триста рублей, которые все еще были зажаты в кулаке, державшем пакет.

Глеб ехал на дачу. У него было прекрасное настроение. Все мысли сводились к одной формуле — деньги хорошая штука, при их помощи умный человек всегда найдет способ получить удовольствие. А десять тысяч за заказную передачу — это все равно больше, чем могут срубить его коллеги. И с Сашей он делиться не будет. Потому что Саша — настоящая проститутка!

Конкурс

Ни то, что пресс-секретаря Президента подбирали по конкурсу, ни то, что решили найти нового, удивления у Кузина не вызвало. Рейтинг первого лица шел вниз, умных людей в его окружении становилось все меньше, а подобострастных чиновников — все больше. Даже опытные аппаратчики в связи с надвигающимся окончанием второго срока старались незаметно отползти в сторону, дабы сохранить себя, а точнее, сохранить для себя шанс поработать со следующим Президентом. Серьезные люди понимали, что третий срок не предвидится — это будет совсем неприлично, а вот при удачном проведении операции „Преемник“ — старую-то гвардию в первую очередь и погонят.

„В первую очередь“ не означает сразу, но именно в первую очередь, то есть через год. При условии, что преемник будет. А это и совсем не факт. Второй раз новогоднюю шутку Ельцина проделать было нельзя.

Кроме того, сам факт выбора пресс-секретаря по конкурсу — очень неплохая пиар-акция. Не для населения, разумеется, а для немногочисленной группы интеллигенции, которая, сама порой не сознавая, и формирует мнение этого самого населения.

Кузин считал, что в России только двести человек составляют аудиторию, с которой следует работать политтехнологам. По каналам телевидения и радио из передачи в передачу кочуют человек триста — писателей, политиков, спортсменов, актеров, журналистов, певцов и ученых от гуманитарии. Они-то и промывают мозги электората. Конечно, промывщики уверены, что критикуют власть, что чуть ли не диссидентствуют. А на деле служат то „выпускным клапаном“, то „впускным“ — когда через них вбрасываются посылы, нужные власти для очередного политического зигзага, как бы в ответ на запрос народа. Если отбросить спортсменов и певцов, то оставшимся двумстам „разрешенным к говорению“ идея подбора пресс-секретаря по конкурсу не могла не понравиться.

Кузин подал документы исключительно ради того, чтобы испортить власти праздник, Он представлял, какие удивленные лица будут у деятелей из Администрации Президента, когда они получат бумаги! Кузин — один из самых ярых критиков и Президента, и правящей партии, правительства, режима и т. д. — на конкурсе! Ясно, что его задвинут. А вот тогда появится прекрасный повод для хорошей статьи. Громкой, четкой и — наотмашь! Он покажет читателям, кто победил — очередной питерский выдвиженец, и кто проиграл — Кузин, лауреат всех журналистских премий последних лет, ну и еще кто-нибудь из приличных людей.