Потерянное письмо - Мими Мэтьюз

этих мужчин. Он никогда, ни на мгновение, не думал, что она кокетка.

Теперь он знал лучше.

Позже тем же утром Сильвия в одиночестве прогуливалась по длинной картинной галерее. Расположенная в задней части дома, она освещалась десятью большими окнами, тянувшимися по всей длине противоположной стены. Лучи полуденного солнца проникали внутрь, освещая коллекцию портретов, которые, казалось, датировались еще во времена правления Тюдоров. Несмотря на тусклый солнечный свет, в помещении было холодно — в темных пространствах между окнами было еще холоднее, — и, переходя от одной картины к другой, она плотнее закутала плечи в свою старую кашемировую шаль.

В портретах не было заметного порядка. По крайней мере, не с точки зрения дат. Она заметила картину Ван Дейка семнадцатого века, висевшую рядом с портретом ангельской светловолосой дамы восемнадцатого века, который выглядел как работа Томаса Гейнсборо. По бокам от него висел относительно современный портрет красивого молодого джентльмена, который при ближайшем рассмотрении мог быть только старшим братом Себастьяна.

Как и Себастьян, мужчина на портрете был высоким, худощавым и широкоплечим, с резко очерченными чертами лица и волосами черными, как вороново крыло. Но на этом сходство заканчивалось. Себастьян был суровым и неприступным, в то время как на этой картине был изображен веселый, беззаботный джентльмен. Парень, который знал, что он наследник титула и огромного состояния, и ему вообще не о чем беспокоиться в этом мире.

— Мой брат Эдмунд.

Сильвия испуганно ахнула, обернувшись и обнаружив Себастьяна, стоящего в тени на противоположном конце галереи.

— Лорд Рэдклифф!

Она прижала руку к своему бешено колотящемуся сердцу.

— Вы напугали меня.

— Картинная галерея — пугающее место, мисс Стаффорд. Неужели вам никто не сказал? Говорят, здесь ходят поколения призраков Конрадов.

Он приблизился к ней, остановившись достаточно близко, чтобы она могла разглядеть напряженную линию его плеч и твердую, непреклонную линию подбородка.

— Где моя сестра?

Она инстинктивно сделала шаг назад от него.

— Леди Харкер отдыхает в своей комнате.

— И вы бродите по моему дому одна.

— Я гуляю по вашей картинной галерее. Я не знала, что это запрещено.

Он подошел еще ближе, наконец остановившись рядом с ней, чтобы взглянуть на картину, которую она изучала.

— Моему брату было всего двадцать три года, когда он позировал для этого портрета.

Она снова обратила свое внимание на картину, пытаясь игнорировать растущее чувство беспокойства, от которого у нее участился пульс. Себастьян был зол. Очень зол. Злость буквально вибрировала в воздухе вокруг него. Она сделала вид, что ничего не заметила.

— Вы похожи друг на друга, — сказала она. — Но я не вижу ничего от леди Харкер ни в одном из вас.

— Джулия похожа на мою мать. Там.

Он указал на портрет, который она приняла за портрет Гейнсборо.

Она шагнула вперед, чтобы рассмотреть его повнимательнее. У матери Себастьяна был определенно нежный вид. Ее губы изогнулись в блаженной улыбке, а на коленях она держала маленького коричнево-белого спаниеля.

— Как она была красива, — пробормотала Сильвия. Ее глаза скользнули по линиям и углам лица покойной леди Рэдклифф.

— Вы правы. Леди Харкер действительно похоже на нее.

Она бросила на него быстрый взгляд.

— Как и вы, милорд.

Себастьян насмешливо фыркнул.

Сильвия нахмурилась.

— Я совершенно серьезна.

Она указала на твердую линию подбородка леди Рэдклифф.

— Вот, смотрите.

— У вас богатое воображение, мисс Стаффорд.

— У меня нет воображения, — откровенно призналась она. — Я здравомыслящий человек. Это мой главный грех.

— Вы здравомыслящая?

Он повернулся, чтобы посмотреть на нее, его губы сжались в тонкую, яростную линию.

— Судя по вашему поведению, я бы сказал, что вы — полная противоположность.

Она удивленно посмотрела на него.

— Прошу прощения?

— Не поймите меня неправильно. Если вы решите флиртовать с каждым джентльменом, которого встретите в Чипсайде, меня это, конечно, не касается. Но когда вы гостите в моем доме, мадам, вы находитесь под моей защитой. И я не позволю, чтобы говорили, что я стоял сложа руки и позволил леди — гувернантк- быть использованной моим соседом.

У Сильвии свело живот. Несколько секунд она ничего не могла сделать, кроме как смотреть на него. В его речи было так много оскорблений в ее адрес, что она едва знала, с чего начать.

— Ваш сосед? — повторила она слабым голосом.

— Томас Ротерхэм.

Она вцепилась пальцами в мягкую ткань шали, чтобы унять дрожь.

— В чем именно вы меня обвиняете?

— Я ни в чем вас не обвиняю, мисс Стаффорд. Я предупреждаю вас. Если вы будете улыбаться и хлопать глазами при виде Ротерхэма, он не ответит предложением руки и сердца.

Обжигающий румянец залил ее щеки.

— Вы оскорбляете меня, сэр.

— Я оказываю вам любезность, говоря прямо. Ротерхэм должен знать, что вы гувернантка. Если вы ожидаете, что он будет вести себя как джентльмен, то вы очень сильно ошибаетесь.

— У меня нет никаких ожиданий к мистеру Ротерхэму. Да и с какой стати они должны у меня быть? Я даже не знаю этого человека. Нас представили друг другу, но очень кратко. Осмелюсь предположить, что мы больше никогда не встретимся.

— Теперь он обязательно навестит вас, — мрачно предсказал Себастьян.

— Я в этом очень сомневаюсь. А если он и придет, то это будет не из-за меня. Он друг леди Харкер, а не мой. Действительно, я не думаю, что обменялась с этим человеком более чем пятью словами.

— Меня беспокоят не ваши слова.

— Что тогда? — требовательно спросила она.

— Что все это значит? Я знаю, что не сделала ничего предосудительного.

— Не пытайтесь отрицать это, мисс Стаффорд. Я видел вас с ним сегодня утром, когда вы катались верхом по краю парка.

Он сделал паузу.

— Вы улыбались ему.

Если бы это не было так возмутительно, она бы рассмеялась.

— Это мое великое преступление? Я улыбнулась джентльмену?

— Скорее, забрасывание приманок.

— Не говорите глупостей.

— Вы понятия не имеете о том, какой эффект производят ваши улыбки, — сказал он.

— Или, возможно, знаете. Возможно, вы используете их так же, как и все остальные свои чары.

Сильвия на мгновение потеряла дар речи. Так вот каким было его мнение о ней. Он считал ее кокеткой. Коварная особа женского пола, настроенная заманить невинных джентльменов в ловушку брака. Это было оскорбительно и нелепо, но — боже милостивый! — неужели он думал, что это то, что она сделала с ним три года назад?

Дрожь осознания заставила ее кровь похолодеть.

Она сделала ровный вдох, прилагая все свои усилия, чтобы сохранить спокойствие, не поддаться парализующему смущению, которое она испытывала, столкнувшись со своим прошлым поведением.

— Я