Лицензия на убийство. Том 2 - Алексис Опсокополос

в виду автор, создавая этот шедевр, и что, по мнению Кармога, являлось тем самым естественным. Что всегда найдётся какой-нибудь урод, который рано или поздно попытается сожрать самое дорогое и светлое? Или что, какой бы безвыходной ни казалась ситуация, силы света всегда прорвутся наружу и добро победит зло? Или что, когда какой-нибудь гад решит сожрать самое важное и ценное, всегда найдётся придурок, подставивший ему для этого свой горб?

Вариантов была масса, поэтому комедиант решил не заморачиваться и принял их все. Но даже это не могло оправдать в Лёхиных глазах дикую стоимость картины, к тому же, на его взгляд, краб был какой-то нелепый. Можно было и пострашнее нарисовать, коль уж речь шла о том, чтобы сожрать Зиолун.

Ковалёв решил, что к прекрасному в этот день он приобщился достаточно, достал из холодильника пиво и бургер и перенастроил инфовизор на спортивный канал. Лёха отхлебнул пенного напитка прямо из банки, с удовлетворением посмотрел на булочку, напоминавшую формой и цветом Зиолун, представил себя крабом и принялся поглощать бургер — естественно и необратимо.

Глава 7. Один миллион юаней

Следующее утро началось с того, что за Носком заехал стилист Джии, и они отправились заниматься превращением скромного адвоката в богатого коллекционера живописи.

Оставшись вдвоём, комедианты позавтракали, после чего амфибос спросил товарища:

— Какие у нас планы на сегодня?

— В зоопарк хотел сходить, покормить крабов булочками, чтобы они не вздумали Зиолун сожрать, — ответил Лёха. — Но думаю, что лучше покопаться в сети и поискать информацию про Тида и Бронкхорста.

— Да, это будет лучше, — согласился Жаб. — Ищем до обеда, а потом сверим, кто что раскопал.

— На одном инфовизоре одновременно ищем? — усмехнулся Ковалёв.

— Я у Носка забрал его планшет на сегодня.

— Грамотный поступок, дружище! Я смотрю, почти двадцать лет в разведке тебя научили не только шеи ломать.

— Очень многому научили, — серьёзно ответил амфибос, не поняв «подколки».

Жаб достал из холодильника банку клюквенного сока и ушёл в свою спальню, а Лёха активировал инфовизор. На нём искать информацию было менее удобно, чем на планшете, но зато при рассматривании фотографий и видеозаписей можно было разглядеть даже самые маленькие детали.

Уже через час сёрфинга в сети Ковалёв с удивлением обнаружил, что информации о Бронкхорсте было очень мало, а о Тиде не было вовсе. А всё, что Лёхе удалось найти по его номинальному хозяину, было настолько неинформативным, что как-то это использовать в поисках было просто невозможно. Комедиант честно исследовал все закоулки информационной сети, вводя различные запросы, иногда лишь косвенно относящиеся к Бронкхорсту, но результат был всё тем же — незначительная информация без каких-либо подробностей.

Ближе к обеду вернулся Жаб.

— Ну как? Удалось нарыть хоть что-то? — с надеждой спросил Ковалёв друга.

— На Бронкхорста очень мало информации, а Тида, вообще, будто не существует, — ответил амфибос, вздыхая и усаживаясь в кресло. — Мне уже кажется, что Тид — ненастоящая фамилия.

— Не исключено, — согласился Лёха. — А что по Бронкхорсту в итоге?

— Да ничего такого, за что можно хоть как-то зацепиться. Крупный промышленник, землевладелец. Есть информация о некоторых приобретениях, сделках. Но в основном всё, что есть в сети, связано с нами и последними событиями. Ни внятной биографии его не нашёл, ни даже места рождения. Вся информация, что имеется, не старше двух лет.

— У меня такой же результат, — сказал Ковалёв. — Правда, биографию я раскопал, но там настолько всё коротко и в общих фразах, что, кажется, она подойдёт каждому третьему жителю Тропоса.

— Лёха, а тебе не кажется, что это не биография, а легенда?

— Кажется. Слишком уж всё причёсано и прилизано, никаких сплетен, слухов и компрометирующей информации.

— И я не удивлюсь, — предположил Жаб. — Если ещё несколько лет назад он был совсем не Бронкхорстом.

— Или Бронкхорстом, но был засекречен, а теперь по какой-то причине получил возможность открыться. Разумеется, открыться в разумных пределах, — Ковалёв тяжело вздохнул. — Чем больше о нём думаю, тем сильнее удивляюсь: зачем мы ему понадобились? Я так сильно хочу в этом разобраться, но уже даже и не знаю, что мной движет больше — желание избавиться от проблем или любопытство?

— Если бы это всё закончилось прямо сегодня нашим полным освобождением и снятием всех обвинений, я согласен никогда не узнать, кто такой Бронкхорст и зачем мы ему были нужны, — пробурчал амфибос.

— Какой же ты скучный, Жаб! — улыбнулся Лёха. — По Тиду хоть что-то нашёл?

— Я же уже сказал, что ничего. А ты?

— Только фотографии, — ответил Ковалёв. — Но не факт, что это Тид. Я запросил все снимки Бронкхорста за последний месяц. На трёх рядом с ним находится тот человек, что выжил после полёта в капсуле. Думаю, этот мужик и есть Тид.

— А ты по этим фотографиям запрашивал информацию? — спросил Жаб.

— Я, конечно, обычный штурмовик и в разведке не служил, но всё же не настолько тупой, как ты думаешь. Ясное дело, запрашивал. Полная тишина. Ни информации, ни других фотографий, кроме этих трёх.

— Но это очень странно. В сети хоть что-то, но должно быть! Выходит, он или спецагент, или... — Жаб в бессилии развёл руками. — Я, вообще, не понимаю, что происходит!

— Ясно лишь одно: в сети что-то дальше искать бесполезно. Остаётся надеяться, что этот таинственный Тид — действительно ярый коллекционер и не пройдёт мимо нашей наживки, — сказал Лёха. — Поэтому ждём Носка и действуем по утверждённому плану. Другого у нас в любом случае нет и не предвидится.

Носок вернулся лишь поздним вечером, правда, эффектно — с тремя большими коробками пиццы. Но поразило комедиантов не это, а внешний вид их помощника. Липовый обладатель дорогой картины Кармога теперь походил не на адвоката-неудачника, а как минимум на владельца преуспевающей адвокатской конторы.

Щуплый уроженец Лифентра был одет в роскошный тёмно-серый костюм и ослепительно белую сорочку. Один лишь его галстук стоил дороже, чем гардеробы Лёхи и Жаба, вместе взятые. А на ногах адвоката красовались тёмно-серые, почти чёрные, перламутровые туфли.

Дорогая одежда творила чудеса. Ковалёв аж присвистнул от того, насколько сильно изменился образ гуманоида. Щуплый, сутулый и немного забитый Носок теперь держался довольно раскованно, передвигался, расправив плечи, а в его взгляде чувствовалась едва уловимая