Левиафан (СИ) - Кристина Ли

очертания крыш, а рукой потянулся за сигаретами. Спокойно подкурил и прищурился, тихо произнося:

— Наёмникам нельзя доверять, Куколка. Никогда. Я не Родерик "собачка на поводке". Я не твой напарник, готовый отдавать честь каждой шавке, решившей, что может приказывать мне. Я хладнокровный убийца, Моника. И я убил слишком много людей, которые мне мешали. И продолжал бы, если бы не добрался до своей цели.

— Ким Дже Мин, — боковым зрением заметил, как Моника легко потянулась ко мне и отобрала сигарету из пальцев прямо у рта, сделав тягу, — Мне лень поднимать зад и идти за своими, — закончила выдыхая дым, и опять села в ворох из покрывал.

Я проследил за этим движением и только хмыкнул, ощутив след от её прикосновения на моих пальцах и губах. Опять маслянистый и будто плотный отпечаток её запаха. Странного и дико раздражающего, потому что я не понимал его природы. Я видел много раз женщин наёмниц, видел девушек работающих на моего бывшего хозяина. Однако каждая из них не была и тысячной долей похожа на Куколку. Ни чертой, ни движением, ни поведением.

"Странная женщина, которая пахнет, как мужчина. Странное место, которое дарит сухость во рту, но выглядит слишком сочно, как картина талантливого художника. Странное чувство притяжения. Уверен, если я решусь хотя бы прикоснуться к ней, запомню подобное надолго…" — мысли сплетались с шепотом в голове, а я провел взглядом по фигуре Моники, опять цепляясь за арабскую вязь на её руках, — "Кто ты? И откуда на тебе эти знаки? Такое захотел бы набить только тот человек, который понимает, что такое быть в рабстве… Только тот, кто осознает, что значат не слова, а реальный холод от металла цепи ошейника…"

— Из того, что я прочла в дневнике Барбары, мне стало ясно одно — её фактически подложили под Дже Мина. Годами готовили для того, чтобы она стала его женщиной. И это похоже на какую-то дикую ересь, которая не укладывается у меня в голове.

Каждое слово, сказанное об этом ублюдке заставляло в моей груди рождаться новый узел из ярости, однако он развязывался тут же, как моего слуха касались отголоски его криков в Клетке. Агония, с которой дохла эта скотина, позволяла хотя бы немного утолить собственную.

— Ты не дура, Куколка. И понимаешь, что не всё так просто. Если на теле макаронницы было клеймо, и её готовили к тому, чтобы отдать своё начало одному мужчине, значит все остальные жертвы, совершенно точно если не готовились к этому так же, то их девственность была просто продана. Остаётся вопрос зачем ты и твой пёс скорпионам?

"Я совершенно точно не мог перейти дорогу арабам. Если бы искали меня, это были бы монголы и клан волчьей крови, который помогал твари Тумэру торговать беженцами."

Моника опять затянулась и отдала мне сигарету, которую я спокойно снял с её пальцев и сделал тягу.

— Начало? Как это понять? — Куколка спросила и обернулась ко мне, развеяв мысли в голове, а я только холодно усмехнулся.

— В нашей культуре и религии, самым страшным грехом для женщины когда-то считалась смерть будучи девственницей. Это значило, что девушка потеряла жизнь, так и не послужив мужчине, Куколка.

— Что? — Моника скривилась, а потом и вовсе хохотнула покачав головой, — Почему я не удивлена, — холодно и ехидно закончила, допив свой бокал залпом.

— А что в этом такого? — я опять сделал глоток вина, и прищурился смотря на то, как красная полоска заката становится насыщенней и гаснет, как тлеющий уголь костра, под натиском ночи.

— Ничего, кроме унижения женского достоинства, — отрезала жёстким тоном, а я вскинул брови вверх и ухмыльнулся опять, потушив сигарету о коварные перила.

— Значит, любить только одного человека всю жизнь и отдать себя только ему — это унижение достоинства? — в моей груди будто встало дыхание и сковало голос, он огрубел, став глухим.

— А ты веришь в подобное? — послышался совершенно серьезный вопрос, — Ты действительно веришь, что подобная любовь возможна?

"Верю ли я?" — в голове послышался безумный голос мертвеца, который шептал и душился слезами.

— Нет. Не верю, Куколка. Я верю только в беспорядочный и влажный секс с горячей Куколкой, — игриво и безумно ответил, специально солгав, — Такой, чтобы дыхание выбивалось криками из женского горла, с дрожью по всему телу, начиная от сочных бедер и заканчивая алебастровой, покрытой каплями пота кожей. Я жрал бы её ртом, как голодный зверь. Вгрызался бы и пил, как больной дегенерат, который хочет поглубже засадить и почувствовать, как тугая и влажная плоть смыкается в спазмах вокруг моего члена. Слизывал бы пот с горячего тела и заставлял его дрожать в конвульсиях от волн оргазма раз за разом, — мой голос звучал как грубый вкрадчивый шепот, который Моника ловила одним только взглядом, застыв, — Трах, просто жёсткий и безжалостный, так чтобы член стонал не хуже девки, которая его принимает. А потом просит ещё… и ещё. Вот, во что я верю, Моника, — закончил, смотря ей прямо в глаза и на выдохе. С ехидной ухмылкой, замечая как глаза Куколки остекленели, а взгляд стал жёстким и жестоким.

"Правильно, Куколка. Не надо жалости. Я не тот, кто заслужил подобное. И теперь ты это знаешь… и видишь совершенно ясно."

— Вылет завтра в полдень! — Моника холодно отвела глаза в сторону и поднялась, допивая уже с горла остатки вина в бутылке, — Советую не сидеть на бетоне долго. Можно отморозить достоинство, потом нечем будет принять священное начало.

Я закрыл глаза и лишь покачал головой, с холодной улыбкой добавив:

— Тетрадочку макаронницы оставь. Я решил почитать страшные сказки на ночь. Это бодрит, и как ни странно помогает уснуть.

Справа упала тетрадь, а следом послышался хлопок двери ванной комнаты и звук шума от включенного душа. Я взял в руки черную, тонкую и пошарпанную тетрадь. Снова подкурив, зажал сигарету в зубах, только на секунду уловив запах цветов, которыми был усыпан весь крохотный балкон.

— Здесь очень не хватает твоего гибискуса, Ми Ран, — пробасил делая тягу, играя фильтром в зубах, и выдыхая дым через нос, — Итак, госпожа Монтанари. Кто же продал вашу невинность? Ставим ставки.

Раскрывая пошарпанную от времени тетрадь, первое что меня удивило — дубляж названия и первых строк на английском. Итальянка, которая вела дневник, словно ждала, что его прочтут. Я достал сотовый и спокойно включил обычную программу поисковика по переводу. Начал читать латынь, которую знал со школьного курса и зацепился