Когда наступает время. Книга 1. - Ольга Любарская

спросил Эвмен, и Птолемей от неожиданности вздрогнул. Эвмен кивнул в сторону Александра.

- Багой опять заставил Гефестиона злиться. Любопытно смотрится. Не находишь?

- Да-а-а. Ревнует. Я тоже заметил.

- Как, должно быть, этим двоим стало трудно делить постель Александра.

- Еще бы! Эта постель дает возможности. Оттуда можно отлично управлять государством.

- Верно. Ты прямо озвучил мои мысли. Последнее время у меня из головы не идет Орсин(3). Хоть я и не падаю в обморок от любви к персам, но мужик пострадал не за что. Я пытался говорить с Александром, но он не услышал меня. Видно надо было подлизать его теплым мягким языком, чтобы сознание вернулось к нему.

- Да. Он сильно изменился после похода. Верно то, что он теперь слышит только себя.

- Изменился? Нет. Это вообще другой человек. Совсем другой.

- Последнее время, я начинаю понимать Кассандра. – Эвмен еще понизил голос. – Вездесущий Аминторид становится невыносимым. Он не дает мне проходу, а Александр потакает ему.

- Если б только тебе! Он не дает проходу никому! Гефестион не так умен, как привыкли считать. С ним надо быть осторожным. Случись что с царем, он ведь ничего не сможет сделать один. Он - как охотничий пес, травящий зайцев. Его необходимо направлять, и дальше он понесется без оглядки так, что комья грязи полетят, а после, истекая слюнями, довольный вернется с добычей к хозяину. Тот его погладит, позволит поскакать на себе верхом, и можно посылать за следующим выводком.

Эвмен засмеялся, глядя куда-то сквозь танцующих женщин.

- Знал бы он, как ты о нем сказал!

- Он бы не поверил. Заносчивость застлала ему глаза. А ты все же не лезь с ним на конфликт, а если уж лезешь, спи с открытыми глазами. Пример Филоты очень нагляден. Александр ведь не станет долго разбираться.

- Н-да-а. Орсин был прав, за что и поплатился. Государством нынче правит кастрат… и «тоже Александр». Ты - мудрый человек, Птолемей. Люблю с тобой поговорить.

Разговор македонцев прервал трубный вой. Пифон вновь оказался на подмостках.

- Друзья мои! – его голос переливался торжественностью. – Наступает мгновение, наверное, самое приятное за сегодняшний вечер! Сейчас сюда войдут женщины, которым посчастливится получить в мужья самых благородных и смелых мужей этого мира! Вы были столь отважны в боях, столь выносливы на маршах, столь упорны в походе, что я едва осмелюсь спросить вас, осталась ли у вас хоть капля силы на победы в постелях этих красавиц?! Так ли сильны вы, чтобы силу свою передать сыновьям вашим, кои, надеюсь, в скорости народятся у вас?!

В ответ, вторя его словам, поднялся шум. Каждый старался показать, как много в нем еще силы и удали. Пифон поднял руку, чтобы возгласы стихли.

- Я не сомневался, а значит встречайте! Статира, дочь почившего царя Дария! Паристатида, дочь Артабаза(4)!

Словно по волшебству занавеси главного входа открылись, и в проеме показалась высокая статная фигура перса. Он был уже немолод годами. Лунное серебро покрывало голову, переплетаясь замысловатым кружевом с бледнеющими черными прядями. Несмотря на возраст, походка его оставалась уверенной и легкой. Он подошел к трону, ведя с обеих сторон от себя двух женщин, облаченных в великолепные алые платья. Голову и лицо каждой скрывала полупрозрачная вуаль. Золотые обручи с изящными подвесками тонкой лентой охватывали струящиеся длинными косами волосы. Остановившись перед Александром, перс привычным движением пал ниц, увлекая за собой и женщин. Царь встал, немного суетливо спустился со ступеней, приветствуя вошедших. Артабаз поднялся, и Александр обнял его, облобызав совсем по-сыновьи. Поприветствовав старика, он приподнял край вуали первой из невест и замер, залюбовавшись.

- Видят боги, - начал Александр хрипловатым голосом, словно в горле его как-то сразу пересохло, - ты еще прекраснее, чем твоя мать! Да, простят меня все знавшие и любившие ее!

- Благодарю тебя, мой царь, - вкрадчивым мягким голосом ответила Статира.

Не отрывая взгляда от ее лица, Александр протянул в сторону обе руки. Потеющий от волнения мальчик-паж вложил в ладони царя великолепную тиару. Возлагая ее на голову женщины, Александр громко произнес:

- Я беру тебя в жены, Статира, дочь покойного ныне царя Дария, и делаю царицей Персии!

Далее Александр, запечатлев на бархатной щеке молодой царицы страстный поцелуй, проводил ее к трону по правую сторону. Спустившись ко второй женщине, царь проделал тоже самое, правда, слегка приукрасив в своих словах заслуги ее отца. Шатер огласился грохотом дружных оваций. Александр усадил вторую жену по левую сторону своего трона и повернулся к присутствующим. Гефестион смотрел на него сквозь пьянящую пелену. Александр стоял к нему спиной, и сын Аминты видел, как скользят атласные блики при каждом движении, скатываясь и вновь взлетая к плечам. Он почти видел, он знал наверняка, как двигаются мышцы на спине царя, как сходятся его лопатки и, словно играют в прятки с кожей позвонки на шее. Отныне царь вновь женат, и Гефестион словно почувствовал, как невидимые слои отчуждения прорастают между ними, разделяя и отдаляя друг от друга. Его сознание уныло свернулось, ушло куда-то внутрь и потерялось там. Все перед глазами замедлилось, превратилось в плавные очертания и поплыло куда-то, слипаясь. «Берешь ли ты в жены эту женщину?» - спрашивал кого-то почти незнакомый голос, но тот, кого спрашивали, почему-то не отвечал.

- Гефестион! – голос Александра выхватил его из липкого ватного небытия.

- А?

Гефестион часто заморгал, освобождаясь от остатков размышлений.

- Гефестион?!

Царь заглядывал ему в глаза.

- Ге-фес-тион!

Аминторид увидел, что старик Артабаз уже стоит перед ним, протягивая вперед открытую ладонь, на которой словно на пьедестале подрагивают усеянные переливами колец пальцы. Тонкая почти невесомая фигурка, скрытая туманом вуали… Большие темные глаза, испуганно блестящие из глубины… Дрипетида…

- Да! – почти крикнул Гефестион, приподнимая край покрывала.

Он наклонился для поцелуя, и тонкий еле ощутимый запах притираний всколыхнул в нем далекие почти забытые желания. Возгласы и ликование опрокинулись дождем, заставляя оторваться от теплоты персиковой кожи.

- Гефестион, - услышал он низкий и почти трубный голос Мелеагра, - ты хоть совесть имеешь?!

- Действительно! – вторил ему Неарх.

- Ты думаешь, ты один такой?! Сам женился, а на нас наплевать?!

- Моя персидская кобылица, - старался перекричать их на македонском изрядно подвыпивший Кратер, - поди, копытом землю крошит!

- И моя! – не унимался Неарх.

Лишь только Птолемей молча потягивал вино, глядя из-под прищуренных