Когда наступает время. Книга 1. - Ольга Любарская

же фракийцев, Александр тогда не понимал. Только миновав отроческий возраст, юноша понял, что Аристотель кривил душой, сознательно обходя родовую принадлежность царицы. Философ вообще не считал женщин каким-то значимым явлением в жизни и, тем более, в политике. Именно поэтому, поняв природу связи Александра с Гефестионом, Аристотель всячески поощрял в том царевича.

Следуя своим размышлениям, македонец подумал о Гефестионе. А ведь он не видел его с самого утра. Терзаясь неясностью, Александр отправился в покои друга. Он застал того за курением. Смуглый раб возился с курительной лампой, а Гефестион, совершенно обнаженный, полулежал в кресле, скрестив ноги на невысокой скамеечке.

- Потакаешь сладострастию тела?

- Помогаю душе покинуть уставшую плоть.

- Уставшую плоть, - повторил царь, с упреком понижая голос. – А ты случайно не забыл, что сегодня назначена свадебная церемония?

- Помилуй, Александр. Еще утром я решил, что непременно женюсь с удовольствием. А теперь хочу жениться еще и налегке, отбросив все терзания и сомнения, что преследуют меня и днем, и ночью.

- И что, помогает?

- Летаю, как птица.

- Великолепно, Гефестион. Не потеряй дорогу назад.

- Иди ко мне, - позвал Аминторид. – Сделай пару вдохов, и ты поймешь меня.

- Нет уж. Кто-то из нас двоих должен остаться на земле. Поскольку это не ты, то, стало быть, остаюсь я.

- Как знаешь.

Александр ничего не ответил, пряча обиду в глубине сердца.

- Не волнуйся, мой царь, я всегда найду дорогу к тебе! – крикнул ему вслед Гефестион.

***

- Все уже собрались, - доложил старший караула. – Ждут только тебя.

- Гефестион там? – недоверчиво спросил царь.

- Только что прибыл.

- Хорошо, - сказал Александр, протягивая открытую ладонь, чтобы принять жезл.

Александр в сопровождении свиты покинул дворец, направляясь к свадебному шатру. Праздник опрокинулся на него всеобщим ликованием, как только он ступил на парадную дворцовую лестницу. Под ноги полетели лепестки, устилая путь пестрым цветочным ковром. Люди толпились, тянули к нему руки, восхваляя на всех языках величие любимого и щедрого повелителя. Второй раз в жизни Александр испытывал подобное. Почти десять лет назад львы на голубых мозаичных воротах Вавилона благосклонно смотрели, как новый истинный царь Азии въезжает в чрево царственного города. Тогда вдоль широкой главной дороги столицы собралось столько народа, что казалось, вся Азия стеклась туда приветствовать Царя Четырех Сторон Света. Ахурамазда благословил его тогда, и теперь он вновь направляется в дивный город, чтобы вернуть ему истинную царицу Персии.

Александр шел медленно, высоко подняв голову, приветствуя подданных легкими кивками. Зерна, устлавшие путь, хрустели под ногами, рассыпаясь крошками по дорогим коврам. Личная охрана царя неотступно следовала позади, держа на изготовке начищенное оружие. Монарх не противился, помня, как неожиданно и глупо в лучший период жизни погиб его отец.

Царский шатер, подсвеченный волнующимися огнями, был уже рядом. Силуэты богов и героев взирали сверху томными глазами, исполненными гордостью за того, кого уже почти признали равным себе.

Хорошенькие девушки в пестрых ярких нарядах, кланяясь, распахнули перед царем занавеси главного входа, и Александр предстал перед знатью. Он был облачен в красные шаровары и длинную рубиновую рубаху. Мантию сверху до пола усыпали вышитые золотом птицы. Их оперение переливалось множеством оттенков разноцветных дорогих камней. Высокую, расширяющуюся кверху мирту с золотой каймой перехватывала голубая лента, ниспадающая на плечи широкими концами. Царь опирался на высокий жезл с круглым набалдашником. Увесистое украшение на широкой цепи из квадратов с граненными крупными камнями томно позвякивало в такт шагам.

Александр вошел в шатер. На мгновение повисла шокирующая тишина, которая тут же раскололась взрывами восхищения. Все встали, приветствуя своего повелителя и друга. Александр проследовал через весь шатер, рассчитанным жестом откинул мантию и воссел на трон, выставив вперед одну ногу в голубом сапоге на толстой подошве. Знакомым жестом царь позволил всем сесть, и торжество началось. Знаменитый чтец Пифон произнес речь, славящую Александра. Его глубокий мягкий голос лился бархатно, уводя всех к вершинам высшей гордости за себя, Македонию и всю Ойкумену. Девяносто наполненных кубков едино взметнулись во славу царя. Никто не заметил, как в конце своей речи Пифон оказался на подиуме. На середине сцены находился богато задрапированный куб, и чтец изящно сдернул покрывающую его ткань. В свете огней вверх взвилась тонкая гибкая фигура Багоя. Перс замер на мгновение, и возглас восхищения вырвался из груди Александра. Все тело танцора переливалось подобно разлитому солнцу. Он был почти наг. Золотой орнамент великолепным рисунком покрывал смуглую кожу. Нити оправленных каменьев перевивали волосы, ниспадавшие крепким узлом. Послышались звуки музыки, и Багой начал танец. Он кружил по залу, расточая тонкий восхитительный аромат дорогих притираний, пока внезапно с последним вздохом музыки не пал ниц у самых ног царя. Его поза напоминала грациозно изогнувшуюся змею, что жмется к земле перед броском. Он тяжело дышал, и капельки пота, переплетаясь с линиями рисунка, бусинами разметались по тонкой спине. Они блестели, подрагивая, будто кто-то рассыпал горсти мелких жемчужин. Александр жестом приказал персу подняться, наклонился и без стеснения поцеловал его в знак благодарности.

- Я готов отложить свадьбу, - прошептал он. – Хочу тебя.

- Я явлюсь по первому зову, повелитель.

Никто не слышал слов. Гости наперебой обсуждали эту столь дорогую игрушку царя. Гефестион полулежал возле Александра, прикрывая губы ладонью и почесывая кончик носа.

- Александр, ты похож на обезумевшего самца, перед мордой которого маячит течная самка. Перс его не интересовал, как, впрочем, и все остальное. Единственное, что его сейчас заботило, это то, что ему отчего-то непреодолимо хотелось в бани.

Царь перевел на друга заволакивающийся похотью взгляд.

- Он заставляет меня терять разум.

- Трудно потерять то, что уже давно потеряно.

- Ты опять говоришь дерзости.

- А ты делаешь глупости. Хотя, не мне тебя учить. Трахни его прямо на подмостках и, уверяю тебя, это станет легендой. Даже если люди забудут твои подвиги, это история точно не сотрет.

- Поговорим завтра, Гефестион, - раздраженно прервал его Александр.

- Поговорим. Если сможешь.

Птолемей наблюдал за разговором друзей, не поворачивая головы. Ему совсем необязательно слышать слова, чтобы понять, о чем они спорят. Где-то вглубине души он радовался, отмечая, что ссоры между ними становились более частыми. Александр давал сильные галсы в одну сторону, Гефестион – в другую, так что тема взаимопонимания скрипела и едва удерживалась от взрыва.

- Думаешь о том же, о чем и я? – в самое ухо