Дар - Даниэла Стил

— Прости меня, Мэрибет. Я чувствую себя последним мерзавцем.

Первым ее порывом было сказать Полу, что он и есть мерзавец, но у нее не повернулся язык. Потом Мэрибет чуть было не заявила, что понимает его, но промолчала, потому что ничего не понимала.

Что между ними произошло в тот вечер, зачем она это сделала, почему она забеременела, какого черта он женится на Дебби вместо того, чтобы жениться на ней, и почему она должна прятаться в монастыре и рожать его ребенка?

Все это было совершенно недоступно ее бедному рассудку.

Еще некоторое время они сидели в полном молчании, испытывая неловкость и неприязнь друг к другу, а затем он встал и ушел, и Мэрибет поняла, что говорила с ним в последний раз.

После этого она видела Пола лишь однажды, в день выпуска, и он ничего ей не сказал — просто посмотрел на нее и отвернулся, а Мэрибет со слезами на глазах побрела прочь через весь школьный городок.

Она не хотела рожать от него ребенка — это было так несправедливо. Почему именно она должна расплачиваться за то, что произошло на переднем сиденье его машины. Видимо, отец прав: мужчины — существа высшей категории, и им все сходит с рук. И кроме того, с каждым днем ей становилось все хуже.

В первую же неделю каникул, когда ее в очередной раз выворачивало наизнанку над унитазом, в ванную вошел ее брат — она впопыхах забыла запереть дверь.

— Ой, прости… Господи… тебе что, плохо?

Райан некоторое время смотрел на нее с неожиданным сочувствием, и вдруг, когда ее еще раз вырвало, его осенило:

— Черт возьми, ты беременна!

Это было утверждение, а не вопрос.

В изнеможении стоя на коленях на холодном кафельном полу, Мэрибет решила, что теперь никогда не выйдет из ванной.

В конце концов она все-таки подняла глаза. Брат грозно возвышался над ней, и в лице его не было жалости — одно обвинение:

— Отец тебя убьет.

— С чего ты взял, что я беременна? — Она пыталась сохранять спокойствие, но провести Райана было трудно.

— Кто он?

— Это не твое дело, — сказала Мэрибет, чувствуя приближение следующего приступа тошноты — теперь уже скорее от нервного напряжения и ужаса.

— Скажи ему, чтобы он готовил к свадьбе свой лучший костюм или мотал отсюда поскорее куда подальше. Отец устроит ему красивую жизнь, если негодяй, который обрюхатил тебя, не сделает все так, как надо.

— Спасибо за совет, — ответила Мэрибет и медленно вышла из ванной.

Но она не сомневалась, что теперь ее дни сочтены, — и была права.

Райан рассказал отцу о своем открытии в тот же день. Берт Робертсон вернулся домой в ярости и чуть не вышиб дверь комнаты.

Мэрибет лежала на кровати, а Ноэль слушала пластинки и делала маникюр. Отец силком вытащил Мэрибет в гостиную и громко позвал мать. Мэрибет часто обдумывала, как она скажет родителям о том, что с ней произошло, но теперь ей уже не надо было ничего говорить. Райан сделал это за нее.

Вскоре в гостиной появилась плачущая мама. Райан выглядел так, как будто сестра нанесла ему личное оскорбление. Отец велел Ноэль оставаться в ее комнате.

Шагая по гостиной взад-вперед, он был подобен урагану. Он кричал, что Мэрибет берет пример со своих теток, что она вела себя как последняя шлюха и опозорила их всех.

А потом он потребовал, чтобы она сказала, кто отец ребенка. Но к этому его дочь была готова. Ей уже было не важно, что они сделают с ней. Она не собиралась им ничего говорить.

Пол был красивым парнем и на самом деле очень нравился Мэрибет. Она бы мечтала гулять с ним; она бы хотела, чтобы он хотел ее.

Но он не любил ее и собирался жениться на другой. А она не собиралась в шестнадцать лет ломать себе жизнь браком с таким человеком.

Лучше уж она родит и откажется от ребенка.

Если ее жизнь загублена, зачем губить ее и Полу? Родители никогда не заставят ее признаться, кто отец ее будущего ребенка.

— Кто он?! — снова и снова рычал отец. — Я не выпущу тебя из комнаты, пока ты мне не скажешь.

— Тогда мы еще долго будем здесь сидеть, — тихо ответила Мэрибет.

После того как она обнаружила, что беременна, ей пришлось уже столько передумать о себе и своей будущей жизни, что даже крики отца не могли ее испугать. Кроме того, самое плохое уже было позади. Она была беременна.

Родители знали об этом. Что они теперь могли с ней сделать?

— Скажи, кто это! Учитель? Твой одноклассник? Женатый мужчина? Священник?

Кто-то из друзей Райана? Кто он?

— Это не имеет значения. Он на мне все равно не женится, — спокойно сказала Мэрибет, сама удивляясь своему бесстрашию перед бурным гневом отца.

— Почему? — с новой силой набросился он на нее.

— Потому что он меня не любит, и я его не люблю. Это просто как дважды два.

— Это совсем не просто! — загремел отец.

Мама не переставала плакать, закрыв лицо руками. Мэрибет внезапно ощутила к ней острую жалость. То, что она причинила ей такую боль, мучило ее больше всего.

— Значит, ты переспала с мальчишкой, которого ты даже не любишь? Ах ты дрянь испорченная! Даже твои вертихвостки-тетки любили тех парней, с которыми они спали! Они вышли замуж и получили достойную жизнь и законных детей. А что ты собираешься делать с ребенком? — продолжал орать Берт Робертсон, все больше и больше распаляясь.

— Я не знаю, папа. Я думала отдать его на усыновление, если только…

— Если только что?! Или ты думаешь, что мы позволим тебе родить его здесь, чтобы ты опозорила себя и всех нас? Только через мой труп. И через труп твоей матери.

Мама смотрела на нее умоляюще, от всей души желая, чтобы все в ее семье снова стало хорошо. Но исправить прошлое было нельзя.

— Я не хочу растить ребенка, папа, — с болью в голосе сказала Мэрибет, чувствуя, как слезы подступают к глазам. — Мне только шестнадцать, я еще не в состоянии ему ничего дать, и потом, я тоже хочу жить. Я не собираюсь ломать свою жизнь из-за рождения этого ребенка, понимаешь? Мы оба заслуживаем большего, чем сможем иметь.

— Очень благородно с твоей стороны, — проворчал отец. — Было бы очень мило, если бы ты проявила немножко благородства до того, как раздвигать ноги. Посмотри на своего брата! У него была куча девочек, но ни одна от него не забеременела. А теперь посмотри на себя. Тебе всего шестнадцать, и ты можешь с полным правом сказать, что твою испоганенную жизнь можно спустить в унитаз.

— Это совсем не обязательно, папа. В монастыре я смогу заниматься, а в декабре, после родов, вернусь в школу. Я могу вернуться после рождественских каникул. Мы можем сказать, что я тяжело болела.

— Неужели ты это серьезно? А как ты думаешь, кто-нибудь в это поверит? Ты думаешь, никто об этом не узнает? Все будут знать.