Настенька (СИ) - Элина Лунева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что это, мать вашу, такое? — вдруг вырвалось у меня вслух. Я почувствовала, как мурашки побежали у меня по спине, а руки похолодели так сильно, что кончики пальцев покалывало, словно от сильного мороза.
— Моя добыча, — зашипело странное существо, — Не мешай.
— Отпусти ребёнка, — неожиданно спокойно произнесла я.
— Моя добыча, — снова зашипело нечто, и с новой силой принялось своими ручонками душить несчастную девочку.
Вырвав у мужчины из рук его сырое полотенце, я быстро накинула его на странного вида существо и, схватив его руками, принялась отдирать его от тела несчастного ребенка.
— Отпусти, ведьма, не губи! — заверещало нечто, когда я наконец смогла отцепить его от шеи девочки.
Я даже не сразу поняла, что мокрое полотенце под моими пальцами стало хрустеть хрусталиками льда, когда я с силой сжимала и удерживала в нем непонятное существо, которое чуть не убило дочку Радовых. И только когда шевеление в моих руках прекратилось, а крики и истошный визг утихли, я с растерянностью замерла и уставилась на замёрзший обледенелый льняной комок в моих руках.
Решение пришло в голову неожиданно. И вновь поддавшись какому-то порыву, поспешно отпихнув печную заслонку в сторону, я с силой швырнула свою поклажу прямо внутрь жарко растопленной печи. Пламя мгновенно охватило заледеневшее полотенце, а я дрожащими руками быстро приставила заслонку обратно, дабы не видеть, что стало с тем, что было внутри этого замёрзшего комка.
Я стояла всем телом прижавшись к горячей печи, задыхаясь от страха и волнения, которые сейчас испытала, крепко сжимая в своих руках ручку от раскаленной заслонки, и даже не чувствуя боли от жара. Сердце колотилась, руки и ноги дрожали, зубы отбивали дробь.
Тем временем девочка, лежавшая на полу зашевелилась, вздохнула и рвано закашлялась.
— Софья, Софьюшка! — облегчённо заголосила женщина, кидаясь обнимать своё дитя.
Через пару мгновений пришёл в себя и растерявшийся мужчина.
— Настя? — уставилась на меня маленькая Софья, — Откуда ты тут?
— Мимо походила, — начала оправдываться я, — Услышала крики, вот и прибежала.
Утирая слёзы, женщина испуганно посмотрела на меня. А я же, пошарив по углам избы Радовых глазами, несмело обратилась к хозяевам дома:
— Могу я заглянуть в вашу баню?
— Ээээ, так там того…, этого…, не топлено, — заикаясь, просипел мужчина.
— Мне только взглянуть на кое-что надо, и я вас больше не потревожу, — пообещала я.
На мои слова сразу откликнулась хозяйка дома:
— Конечно, Настя. Иди, если нужно, — топливо разрешила женщина.
Тяжело выдохнув, я опасливо заглянула за тяжеленную заслонку печи и, не увидев внутри ничего, коме бушующего пламени, я облегчённо приставила её обратно.
***
— Покажитесь, — тихо произнесла я в морозную прохладу нетопленного тёмного помещения маленькой баньки.
Присев на низенькую деревянную скамеечку я хмуро разглядывала закопченные стены и полог, подперев обеими ладонями подбородок.
От тёмного угла отделилось два небольших пятна, и через некоторое мгновение передо мной уже стояли Лукьян и Ведогор.
— Ну, и что это было? — поинтересовалась я.
— Нежить, — тихо ответил банник, — Малая болотница, или кикимора, если по-простому.
— Кикимора? — удивленно раскрыла я рот.
— Да, кикимора, — кивнул домовой, — Но не простая, а обращённая в нежить.
Банник сначала было кинулся на домовика с кулаками, а потом начал рвать на себе свои седые волосы:
— Говорил я тебе, что нельзя дом без присмотра оставлять! — запричитал Ведогор, — Только ты за порог, и тварь тут как тут. Почувствовала, что защиты дома нету, вот и набросилась. А Софьюшка, как нарочно, нательный крестик свой обронила, веревочка порвалась ещё третьего дня. Вот тварь на неё и накинулась. А кто я такой, чтобы нежити противостоять? Разве ж мне её одолеть?
Банник ударился в рыдания, помрачневший Лукьян принялся его утешать.
— Ох, нутром чую, не последняя эта болотница, что нежитью обернулась, — сокрушенно вздохнул домовой, — Хорошо навьюшка вовремя подоспела, одолела тварь поганую.
— Дааа, — задумчиво протянул Ведогор, — Есть теперь кому село защитить, у кого помощи просить. Всё ж таки не покинул нас светлый бор Сварог, не оставил на произвол судьбы, да на растерзание.
При мысли о том, что я собственноручно сожгла в печи непонятное нечто, у меня снова по спине пробежал холодок, а к горлу подступил тошнотворный комок.
— В печи сожгла, — угрюмо констатировала я факт своей помощи и снова неприятно поёжилась от жутких воспоминаний, — Если конечно оно вообще горит и умирает.
— Ещё как, — довольно закивал банник, — Огнём нежить одолеть — самое верное средство. Ещё можно кол осиновый в грудину.
— Неет, — прервал его домовик, — Кол осиновый лучшее средство от упырей и ламий, ну то есть от всех кровососущих. А от прочих ходячих умертвий только заклятия, да заговоры помогают, усыпляют и останавливают их. Наверняка упокоить может только отсечение головы, да огонь.
Осознание произошедшего медленно настигало меня. Спутанные от волнения мысли постепенно выстраивались в спокойный размеренный ряд. И я с ужасом начала осознавать, что всё происходившее со мной не сон, это всё по-настоящему.
И только эта ошеломляющая мысль всплыла у меня в голове, как всё вокруг меня закружилось, а сама я начала куда-то проваливаться.
— Ох, ты ж девонька, — вдруг неожиданно запричитал банник, брызгая на меня ледяной водой из деревянной кадушки.
Я вдруг с удивлением обнаружила себя лежащей на полу в баньке, а надо мной склонились два представителя местной нечисти. Что со мной такое? Неужели обморок?
— Погоди-ка, милая, я тебе сейчас облегчение сделаю, — затараторил Лукьян и затем, отвернувшись от меня в пол оборота, зашептал что-то в свои маленькие ладошки.
Прошла секунда, вторая, третья, и от моего душевного потрясения не осталось и следа. Я с полным спокойствием разглядывала темные деревянные балки потолка низенькой закопчённой баньки Радовых, и меня совершенно не волновало ни сожжённая мною нежить, ни эти странные существа вокруг, именуемые нечистью, ни кто я, ни где нахожусь. Меня вообще больше ничего не волновало, меня накрыл полный абсолютный пофигизм.
— Э-ка ты её приложил, — удивленно покачал головой Ведогор, — Ведьмы народ чувствительный и ранимый, с ними аккуратно надо, как бы не осерчала потом.
— Не рассчитал немного, — виновато закряхтел Лукьян, — Думал, сейчас в истерику впадёт. Хоть и ведьма, а напугалась сильно, девчонка ещё совсем, ребёнок. Вот я и решил чутка успокоить, но видимо немного перестарался.
— Ты давай-ка лучше
