Разорванный август - Чингиз Абдуллаев

– До съезда они дотерпят, но там меня все равно не изберут, – убежденно произнес Горбачев, – почти наверняка прокатят. Можно даже не сомневаться. Выберут какого-нибудь нового Полозкова, такого ортодокса, ничего не желающего видеть вокруг себя. И мы получим пятнадцать миллионов людей, объединившихся вокруг консерваторов, которые погубят перестройку.

– И ты никак не можешь повлиять на ситуацию?

– Я попытаюсь. Нужна компромиссная кандидатура. Раньше я думал о Шенине, но мне кажется, что он тоже слишком увлечен этой коммунистической фразеологией. Ивашко явно не подходит, Дзасохова не любят. Надо подумать...

– Пойдем, – предложила Раиса Максимовна, – тебе следует немного успокоиться, отдохнуть. Пойдем пройдемся.

Уже выходя из здания, она увидела руководителя службы охраны президента генерала Медведева и обратилась к нему:

– Михаилу Сергеевичу не понравилась ваша новая сотрудница, будет правильно, если ее заменят.

Горбачев даже не обернулся на ее слова, а Медведев понимающе кивнул головой. Он знал, что в подобных вопросах мнение Раисы Максимовны было определяющим.

Все оставшееся время до сна Горбачев прогуливался вместе с женой, подробно рассказывая ей о работе Пленума, о выступлениях членов ЦК, о реакции секретарей ЦК на их выступления. Для него такие мгновения жизни были не просто отдыхом после напряженного дня. Разговаривая с человеком, которому он абсолютно доверял и мнение которого для него было так важно, он чувствовал, как заряжается ее энергией.

Утром он снова поехал на заседание Пленума ЦК. Еще в машине ему позвонил Ивашко:

– Некоторые товарищи предлагают исключить Шеварднадзе из партии, а не выводить его из состава ЦК. Как вы считаете, Михаил Сергеевич?

Горбачев возмутился. Нельзя разрешать им подобным образом расправляться с его бывшими соратниками, даже если они уходят в отставку.

– Это неправильно, – убежденно сказал он, – мы должны демонстрировать пример законности и толерантности, а наши товарищи хотят крови. Эдуард Амвросиевич подал заявление о выходе из партии, и мы должны вывести его из состава ЦК в связи с прекращением его членства в КПСС, а не исключать человека, который уже вышел из партии. Так и передайте нашим товарищам.

Второй день Пленума начался с выступления директора Института мировой экономики и международных отношений Академии наук СССР Мартынова. Его спокойный, уверенный, взвешенный тон передался и остальным выступающим. Сегодня все было гораздо спокойнее, чем вчера. Но выступление делегатов от Прибалтики буквально потрясло, словно они постепенно возвращались в двадцатые-тридцатые годы, когда их коммунистические партии были вне закона, а коммунистов преследовали. После январских событий в Литве и в Латвии ничего другого невозможно было ожидать. Большинство населения было решительно настроено против «сателлитов» Москвы. Выступавший член Центральной контрольной комиссии Литвы Качанов прямо говорил о дальнейшей невозможности работы в подобных условиях. Последним на Пленуме выступил доцент Свердловского инженерно-педагогического института Гуселетов. Он был одним из тех, кто решительно осуждал указ своего бывшего земляка о полной департизации в России.

После перерыва начали рассмотрение организационных вопросов. Приняли решение о проведении Двадцать девятого съезда КПСС в ноябре или декабре этого года. Затем приняли решение о проекте новой Программы КПСС. Рассматривая организационные вопросы, из состава ЦК были выведены Силаев, по собственному желанию, Шеварднадзе – в связи с прекращением членства в партии, и Березин, исключенный из рядов КПСС. Особое заявление было принято по указу Ельцина. Выслушали и секретаря ЦК Манаенкова, который рассказывал о тяжелом положении дел в эстонской партийной организации. Но это сообщение уже мало кого интересовало, кроме самих эстонских делегатов. Затем для заключительного выступления предоставили слово самому Горбачеву.

«В отличие от предыдущих Пленумов, на этом преобладает здравый, деловой подход», – сразу начал Михаил Сергеевич. Ему было приятно, что впервые за последние несколько лет в выступлениях не было откровенного хамства и нападок лично на него. Он говорил о зарождении новой цивилизации двадцать первого века и сам отчасти верил в возможность подобных перемен не только в стране, но и во всем мире. Говорил о неизбежности перестройки, которую следовало проводить давно. Еще раз подчеркнул, что партия выступает за социализм, демократию, прогресс.

Во время его выступления в зале стояла угрюмая тишина, почти не прерываемая аплодисментами. Гнетущая обстановка, которую чувствовали все сидевшие в президиуме. Шенин наклонился к Манаенкову:

– Не знаю, что будет дальше, но на съезде нас всех прокатят. Всех до единого, – убежденно произнес он.

Горбачев тоже чувствовал эту обстановку. Она давила на него своим непривычным состоянием. Он привык к радостным аплодисментам в зарубежных странах, где его встречали приветственными криками «Горби!», привык к улыбкам окружавших его людей. Но в его собственной стране люди уже давно не улыбались при его появлении. И так же угрюмо молчали, слушая его рассуждения. Может, поэтому он все меньше и меньше общался с людьми, чувствуя эти настроения. И сейчас, пока он произносил свое заключительное слово, в зале стояла гнетущая, напряженная тишина, словно стая волков ждала долгожданной отмашки, чтобы наконец наброситься на него.

Надо помогать людям преодолевать повседневные трудности, пройти нынешний нелегкий этап общественного развития, сказал в заключение Горбачев, и в этом роль партии незаменима, и она должна осуществляться независимо от того, насколько мы будем втянуты в свои внутрипартийные дела. Последнюю фразу он произнес намеренно громко, чтобы все поняли. Внутренние свары не должны мешать продвижению вперед.

Он возвращался на свое место под нестройные аплодисменты. Ни одному лидеру партии так жидко и неуверенно еще не аплодировали ни разу за более чем девяностолетнюю историю партии. Многие уже думали о предстоящем съезде. С нарастающим раздражением и сомнением Горбачев посмотрел на эту массу сидевших людей. Нет, они его уже никогда не изберут – в этом не может быть никаких сомнений. Нужно очень серьезно подумать о своем возможном преемнике в партии, а самому остаться президентом страны.

Ни он, ни сидевшие с ним в президиуме члены Политбюро и секретари Центрального Комитета, никто из находившихся в зале людей даже не могли подумать, что это был последний Пленум в истории их партии. Июльский Пленум тысяча девятьсот девяносто первого года. Последний перед полным развалом и запретом самой Коммунистической партии. Созданная небольшой группой единомышленников, прошедшая через горнило революций, закалившаяся против царских репрессий, взявшая власть в октябре семнадцатого, отстоявшая ее в июле восемнадцатого, победившая в ожесточенной Гражданской войне, когда страна переживала самое ужасное противостояние, затронувшее каждую семью, каждый город, сумевшая избежать раскола в ходе острых дискуссий двадцатых годов, выстоявшая после репрессий тридцатых, поднявшая народ на подвиг и героически сражавшаяся в сороковых, добивавшаяся громких свершений в пятидесятых, пытавшаяся реформироваться в шестидесятых, начавшая загнивать в семидесятых, разваливаться – в восьмидесятых, эта партия была партией Титанов и Героев, Мыслителей и Революционеров. А через девяносто лет своей эволюции превратилась в сборище плохо думающих и трусливых чиновников, приспособленцев, карьеристов и обычных попутчиков, в массе которого растворились действительно порядочные, умные, инициативные и преданные высоким идеалам люди.

Горбачев поднялся и пошел к выходу. За ним потянулись остальные члены Политбюро. Некоторые из руководителей союзных республик уже твердо решили для себя, что больше вообще не стоит появляться на подобных сборищах. Они почувствовали вкус власти, вкус самостоятельности, когда можно было распоряжаться всеми богатствами своих республик, не опасаясь строгих ревизоров из Центра. Подобная самостоятельность их теперь полностью устраивала. Они начали понимать, что Горбачев теряет реальную власть даже в Москве и уж тем более не сможет вернуть под свой контроль каждую из национальных республик.

И это был главный итог последнего Пленума.

Ремарка

«Рассмотрев обращение Комитета конституционного надзора СССР к президенту РСФСР о предложении отложить введение в действие Указа «О прекращении деятельности организованных структур политических партий и массовых общественных организаций в государственных органах, учреждениях и организациях РСФСР», служба Государственного советника РСФСР по правовой политике уполномочена заявить следующее: «Уважительно относясь к деятельности Комитета конституционного надзора СССР, президент РСФСР не находит правовых оснований для изменения сроков введения в действие настоящего указа. Указ вступает в силу 4 августа 1991 года, в точном соответствии с действующим законодательством Российской Федерации».