Первый нехороший человек - Джулай Миранда

Последние три урока оказались слегка неприятными; ясно, почему «Раскрытая ладонь» ни гроша не сделала на этом сериале. Дейна предлагает зрителю собрать кое-какие домашние предметы – футбольный мяч, наволочку, бельевую веревку – и соорудить самодельную голову. «Когда бьете по настоящей голове, она так дергаться не будет, однако некоторая отдача предвидится, и к этому надо быть готовой. Черепа мягче, чем кажутся». К «Уроку 10: пощада и продвинутая пощада» я уже раздумывала, смотрел ли эту запись кто-нибудь из наших до самого конца: Дейна будто занималась какой-то совершенно своей штукой. Придавив каблуками футбольный мяч, она перечисляла причины, почему человеку можно оставить жизнь. «У него маленькие дети. У него домашние животные, которых вряд ли кто-то возьмет себе, – скажем, вонючая старая собака без зубов. Убьете ли вы и собаку, убив ее хозяина? Возможно, стоит спросить, есть ли у него домашние питомцы, а затем потребовать фотокарточку или описание состояния здоровья питомца. И наконец: религиозные причины. Все это личные мотивы и находятся вне темы этого видео, но в религиях некоторых людей убийство недопустимо даже в порядке самообороны. Если не уверены – уточните в вашей церкви, синагоге или мечети по месту жительства».

Наутро я глубоко вдохнула и приблизилась к дивану и к Кли. У меня был к ней вопрос.

– Ты не знаешь, кхм, где ближайшая аптека?

Она сморгнула; растерянные полсекунды. Затем левая ноздря у нее выгнулась, глаза ужесточились.

– Да, знаю, – сказала она, медленно вставая. Не та реплика, но довольно похоже.

Я репетировала свежие сценарии каждый вечер, пока она была на работе, и вводила их по утрам, перед тем как ей уйти. Несколько дней это было увлекательно – показывать их один за другим, словно они только что пригрезились моему личному очень творческому уму. Но вскоре стало очень раздражать, что Кли делала и говорила многое, никак не вязавшееся с нападавшим на Дейну. Было бы гораздо проще, если б она посмотрела диск и выучила свою роль. В ее выходной я оставила «Битву без биты» на журнальном столике, пока она спала. Я проделала это, не очень-то задумываясь, села в машину и отправилась на работу. На светофоре, пока горел красный, я втянула весь воздух и замерла. Что я наделала? Когда включит диск, она поймет, что я репетировала движения перед телевизором и запоминала реплики, будто для меня это важно. Щеки у меня вспыхнули от смущения – теперь она увидит меня, увидит, кто я есть на самом деле. Женщина, чья женственность повторяет за другой женщиной.

– Потрогай мне лоб, – попросила я Джима. – Миллион градусов?

– Он не горячий, но потный. И ты бледная.

Я воображала, как она сидит на диване и нажимает пульте «пуск». Каждый жест, каждый крик, каждый пылкий взгляд и рык, произведенные мной за прошедшую неделю, были Дейнины. Ты кто? – правомерно спросит она. – Ты Дейна? Ты вообще хоть знаешь, кто ты? Нет, – всхлипну я, – нет, не знаю. Джим принес мне градусник.

– Этот нужно совать в ухо. Или ты просто хочешь домой поехать?

– Нет-нет. Домой не могу. – Я легла на пол. В полдень Филлип прислал эс-эм-эс с одним-единственным вопросительным знаком и крошечным мультяшным эмотиконом в виде часиков. Он прождал уже два месяца. Всего два месяца назад моя жизнь была упорядоченной и мирной. Я перекатилась на живот и помолилась Филлипу, чтобы он избавил меня от положения, в которое я себя загнала. Какой эмотикон подходит к Вознеси меня к себе в пентхаус и приголубь меня как муж? Джим возложил мокрое бумажное полотенце мне на лоб.

В семь вечера Накако попросила меня включить сигнализацию, когда буду уходить.

– Вы же знаете шифр, да?

Я поднялась с пола, выбралась вон вместе с ней и, дрожа, отправилась домой. Оставила машину на подъездной дорожке и заставила себя выйти наружу, готовясь к осмеянию.

Но странная штука случилась на пути к двери.

– Ам-ам-ам, – произнес голос из теней. Она вышла вразвалку и положила руку мне на поясницу. На ней была бейсболка козырьком назад.

– Отойди! – рявкнула я, и она отстранилась в точности на одну, две, три секунды, после чего навалилась. Следующие пять минут доказали, что соседям все равно, жива я или мертва.

Когда наконец добралась до входной двери, я заперла ее за собой и улыбнулась, трогая себя за щеки. Конечно, никаких настоящих слез, но я растрогалась. Она, похоже, тренировалась весь день, репетируя перед телевизором. Любые два недруга способны драться от гнева, но тут у нас имелось нечто редкое. Это мне напомнило рождественский футбольный матч между противниками в Первой или Второй мировой войне. Она все еще была мне отвратительна, наутро я все еще стреляла бы в нее в бою, но до рассвета у нас матч.

На следующий вечер мы отработали весь диск, по порядку. «Защита от шайки» оказалась самой путаной, поскольку там было два нехороших человека и еще один, весь в джинсе, который не хотел неприятностей. «Эй, – говорил он другим, – это не клево. Давайте смываться». Кли без всякого предупреждения переключалась с роли на роль между тремя мужчинами; мне приходилось постоянно останавливаться и соображать заново.

– Что ты делаешь? – шипела она. – Я тут.

– Ты который?

Она помедлила. До сих пор прямых отсылок к видео или к тому, что мы кто-то еще, а не сердитые мы сами, не возникало.

– Я первый мужчина, – сказала она.

– Который в джинсе?

– Первый нехороший человек.

Соль была в том, как она стояла, когда это произнесла: ноги широко расставлены, крупные руки – наизготовку. В точности как злодей из тех, что приезжают в сонный городок и творят всевозможные злодейства, после чего уносятся прочь. Она не была исторически самым первым нехорошим человеком, однако первым из всех мною встреченных – из тех, у кого были длинные белокурые волосы и розовые велюровые штаны. Она нетерпеливо щелкнула жвачкой.

Мы проскочили остаток сцены и затем еще дважды повторили ее. Получалось как кадриль или теннис, сказала я Рут-Энн на следующей неделе.

– Когда выучил движения, это уже в крови – настоящие каникулы для мозгов.

– Таким образом, вы бы описали это удовольствие как?..

– Немножко театрализованное, но в основном спортивное. И я поражена донельзя, поскольку в спорте никогда не преуспевала.

– А для Кли? Как вы думаете, ее удовольствие – тоже спортивное?

– Нет. – Я потупилась. Не мое это было дело – судить.

– Считаете, это что-то другое?

– Для нее это, возможно, не игра, а, может, все по-настоящему. Она «мизогинист» или что-то в этом роде. Это ее штука. – Я описала волчий азарт, охватывавший ее, когда она симулировала. – Конечно, это по вашей части, не по моей. Думаете, тут что-то психологическое?

– Ну, это широкое понятие.

– Но точное, правда?

– Ладно, разумеется, – сказала она ворчливо. Она думала, что я пытаюсь добыть два диагноза по цене одного.

– Ясно, – сдалась я, вскинув обе ладони. Чтобы сменить тему, я показала на отягощенные на вид китайские картонки из-под еды, выстроившиеся у нее на столе. – Это все из вас?

– Я пью много воды, – сказала она и погладила свою бутылку с водой. – В конце дня я их забираю и опорожняю в уборной, разом.

– В местной уборной или дома в уборной?

– В местной уборной! – рассмеялась она. – Представляете? Я везу домой мильон контейнеров с мочой и фекалиями? Вот гадость-то!

Она изобразила, как ведет машину, и мы обе над этим посмеялись. Действительно, очень смешная картинка получалась. Дружеский смех всегда подчеркивал, что мы не друзья. Этот смех – ненастоящий, не такой, как дома.

Она все вела машину, а я вытрясла из себя еще один смешок. Чего она не останавливается?

– А ну как это для нее по-настоящему? – сказала она, внезапно опустив руки. – Настоящее приходит и уходит – и не очень интересно.

Глава шестая

Благотворительный вечер «Раскрытой ладони» – ежегодная морока, к тому же не очень выгодная, но я всякий раз, когда наряжаюсь к нему, взбудоражена – зная, что и Филлип тоже наряжается. Будь все это в кино, они бы показывали попеременно: я натягиваю колготки, Филлип начищает ботинки, я расчесываю волосы – и так далее. Было время, когда я видела его вне конторы лишь раз, а теперь могла сказать: Он постоянно шлет мне эс-эм-эс, – и это не вранье. Когда увидит меня в новой блузке цвета хурмы, он, вероятно, смутится или устыдится своих эс-эм-эс. «Эй, – скажу я, – посмотри сюда. – Покажу на свои глаза. – В этих отношениях нет места стыду, ага?» Дернет ли он меня к себе за мое ожерелье с продуктовой ярмарки, которое я решила надеть опять? Что тогда случится дальше? Кому-то придется везти Кли домой, я могу оказаться занятой. Предупрежу ее, когда она выйдет из душа. Зачем она вообще едет? Благотворительные вечера «Раскрытой ладони» она не посещала с тех пор, как была еще маленькой девочкой и носилась по всему танцполу.