Первый нехороший человек - Джулай Миранда

На закате Кейт заказала пиццу.

– Это «пицца благодарности», – сказала она. – Спасибо вам.

Кли набросилась, я погрызла клинышек.

– Отец женился еще раз, кстати, – сказала Кейт, жуя, вежливо прикрывшись ладошкой.

Я улыбнулась и кивнула. Едва могла вспомнить, как он выглядит, но сказать такое было бы невежливо.

– Нам было хорошо вместе, но мы виделись всего один раз.

– Вы помните, что на вас было? – спросила Кейт.

Кли резко глянула на нее.

– Нет, – рассмеялась я. – Давнее дело.

Кейт отхлебнула газировки и откашлялась.

– Папа говорил – ой! – Она умолкла – осмотреть место, куда ее пнула Кли. – Папа говорил, что вы оделись как лесбиянка.

Я улыбнулась. Марка Квона и то, как он раздул мою неспособность его увлечь, представить было легко; он попросту весь в этом. Кли отвернулась, словно разговор оказался невыносимо скучным.

– Он так и сказал?

– Ага. Так что на вас было?

– Не помню. – Но теперь, когда она спросила, я внезапно вспомнила.

– Типа того, что на вас сейчас? – Она показала на мои брюки и заправленную в них футболку.

– Нет, это у меня для уборки. Нет, думаю, было длинное зеленое платье со множеством пуговиц спереди. Вельветовое. – Оно у меня до сих пор.

Кейт это почему-то показалось смешным: она расхохоталась и глядела на Кли, разинув рот, пока та наконец не улыбнулась.

Кейт все очень понравилось. Кейт не нужно возвращать ее «таппервер». Кейт отэс-эм-эсит Кли о Кевине и Заке. Кейт оказалось трудно загрузить обратно минимотовездеход. Кейт хотела бы знать, где тут ближайшая бензоколонка. Кейт еще раз нужно в туалет. Кейт сидела у себя в грузовике и смотрела на свой телефон. Кейт наконец, наконец-то, уехала.

Кли закрыла дверь и посмотрела прямо на меня – прищурившись. На миг я подумала: она знает, что у меня на уме. А затем она попросту отвесила мне пощечину, словно все эти гости – моя вина, и их можно было избежать. «Драка в автомобиле» начиналась с (симулированной) пощечины, и мы продолжили в том же сценарии.

– Иди-ка сюда, сладкая, – сурово процитировала она.

Все вернулось, но слишком поздно – я уже играла нечто иное. Я изображала удары коленом и тычки локтями, неуклюже вертясь с призрачной эрекцией. В конце концов я ухромала к себе в комнату, пульсируя; шлепнула ее по щеке своей исполинской волосатой рукой. Через миг-другой после того, как я слила ей в рот, зазвонил мой телефон. Если это он, спрошу его, что он сделал с Кирстен, – и сделаю это с Кли. Попросту таков очередной лихой поворот в нашем совместном странствии: я ощущала то же, что и он, и это было ошеломительно, потрясающе.

Но звонили из приемной доктора Бройярда – подтвердить мой у него прием в четверг, 19 июня. Я вообразила, как расскажу ему, что глобуса больше нет, а потом попытаюсь объяснить, что именно подействовало – сославшись на его отношения с Рут-Энн. Я слышала, как она дышит.

– Рут-Энн?

– Если нужно отменить, пожалуйста, позвоните за двое суток.

Точно она.

– А можно поговорить прямо сейчас? Телефонно? Я в разгаре некоторых сложных новых чувств. – Она молчала. – Думаю, могу подождать до завтра.

– Ждем вас в четверг, девятнадцатого, – сказала она.

Глава седьмая

Я описала связь с похотью Филлипа, его чрезмерные аппетиты и буйные вспышки, содрогавшиеся внутри меня. Рут-Энн, кажется, не удивилась, словно я опоздала на собственную вечеринку.

– Понятно. И, вероятно, даже необязательно именовать это похотью Филлипа? Может, это просто похоть.

– Ну, она не моя. Ни о чем таком я бы сама не думала – сама по себе, без него.

– То есть ее нападения на вас вы возбуждающими не находите?

– Она со мной что-нибудь делает, а я представляю, будто делаю с ней, но сама я при этом – Филлип.

– Ясно. А как себя ощущает Шерил Гликмен?

– Я?

– Да, что вы ощущаете?

Я, подумала я. Я. Я. Я. Ничего особенного на ум не пришло.

– Вы мастурбируете до оргазма?

Я улыбнулась в пол.

– Да?

– Вы меня спрашиваете?

– Да. Мастурбирую. Но это просто, ну, за кадром. – Рут-Энн кивнула, словно я только что сказала нечто очень глубокомысленное. Может, и сказала. Я задумалась, не любимый ли я у нее пациент – или по крайней мере единственный, кто способен разговаривать на ее уровне. – Можно я спрошу кое о чем, немножко связанном с этим?

– Конечно, – ответила она.

– Помните, когда вы вчера звонили, уточнить про мой прием у доктора Бройярда? – Лицо у нее поменялось. – Ну, я не уверена, что мне стоит и дальше к нему ходить – теперь это может оказаться странно.

– Как – «странно»?

– Не странно, а, скорее, неудобно. Видеть вас в роли секретарши. И его. Теперь-то я в курсе.

Она долго смотрела на меня в упор, и я размышляла, не самый ли я нелюбимый ее пациент.

– Ну, как решите, – наконец сказала она. – Но, насколько я понимаю, сорокавосьмичасовое окно отмены приема вы уже пропустили.

Кли думала, что ее розовые шорты ее прикрывают, но нет. Когда она сидела нога на ногу, мне был виден краешек ее русых лобковых волос и даже более того. Как-то утром я углядела плоть половых губ, розовых и отвисших. Не опрятное, скрытное мясо, какое я себе представляла. С этими новыми данными Филлипу пришлось вернуться к себе и отзаниматься всем сексом, какой уже случился прежде. Он очень хотел повидать ее анус, хотя не стал бы его так называть. Я перечитала все его эс-эм-эсы, но подходящее слово не нашла. Выбрала очко. СОЗНАЮСЬ, мог бы он написать, ХОЧУ ЗАБИТЬ СВОЙ НАБРЯКШИЙ ЧЛЕН ЕЙ В ОЧКО.

Когда его упоминали на работе, обычно в разговорах о поисках фондов, я ощущала дрожь незримости – не в смысле что я была Филлипом, но слышать, что его так свободно обсуждают, было странно.

– Пожертвование Филлипа Беттелхайма оказалось в этом году несколько меньше, – сказал Джим, – но пока только июнь, может, еще раз даст. С ним кто-нибудь обсуждал инициативу просветительской программы среди высокорисковых?

С тех пор как я дала ему свое благословение, мы не разговаривали; думаю, он был занят всем тем, что я себе представляла о его нынешней занятости. От этих мыслей у меня возникала печальная боль, но даже и эта боль возбуждала. Я ощущала, до чего мы близки. Доказать это никак нельзя, но я подозревала, что мы набрякали одновременно, вероятно, даже эякулировали в унисон – как, бывает, сонастраиваются менструальные циклы у женщин. Я размышляла, на какой стадии цикла сейчас Кли.

– Шерил. – Я вскинула голову. Лицо так похоже и так не похоже на ее. – Как там моя дочь? Хорошо себя ведет?

– О да, – сказала я слишком поспешно. – Совершенно. – Сюзэнн скрестила руки, ждала. Она все знала.

– Давай начистоту. Я знаю, какая она. – Она посмотрела мне прямо в глаза.

– Много смотрит телевизор, – прошептала я.

Сюзэнн вздохнула.

– Она вся в Карлову мать – тут не тонна. – Она постукала себя по лбу. На один неуютный миг я почти обиделась за Кли.

– Она, скорее, инстинктивная, – сказала я.

Она закатила глаза.

– Ну спасибо. Мы с Карлом подумываем, как бы тебя отблагодарить. Не… не деньгами, в смысле.

Ее коровья бездумность мне больше, в общем, не мешала. Или же это не имело значения – ее личность была лишь малым листочком петрушки, украшавшим теплые бурые ляжки. Кли ежедневно скакала на набрякшем члене Филлипа, по многу раз на дню, и поначалу казалось, будто ему никогда не надоест спускать ей в кису, отороченную русыми лобковыми волосами. Но по прошествии десяти дней я столкнулась с трудностью. Он все еще хотел того же, даже больше, но добираться туда получалось все дольше и дольше – иногда чуть ли не полчаса. А иногда и вовсе никак. Я пробовала неожиданные позы, новые обстановки. В одной фантазии Рут-Энн наблюдала половой акт, восхищалась и аплодировала, клинически одобряя. Получилось настолько маловероятно, что подействовало – ненадолго. Но разрядку Филлипа могла пресечь любая малость.