Рифейские горы - Александра Турлякова

— Это наш Наследник!.. Он — благородный человек! Он — господин… Его нельзя убивать… Я не позволю, слышите? Сначала меня… меня вам придётся убить… Но не раньше…

Они не понимали его слов, но ситуация и так была ясна без переводчика.

— Он хочет, чтоб ему сохранили жизнь. Наверняка, они друзья, — заговорил другой аран, придерживающий коня молодого воина за поводья у самых губ. Немолодой, с красиво подстриженной тёмно-русой бородой, с повадками старого, мудрого волка, он советовал осторожно, не настойчиво, предлагал, а не приказывал. — Они — все чужаки, не араны… Нам нельзя брать их с собой… Дайрил, твой отец…

— Напротив! — царевич упрямо наклонил голову, сверкая золотым обручем в воло-сах. — Отцу будет интересно их увидеть… С такими, как эти, — подбородком указал на Лидаса и Кэйдара, — мы ещё ни разу не сталкивались… Посмотри сам, эти волосы… А глаза? Их, верно, в день Творения лепили из земли… Ничтожные из людского семе-ни! Да и убить их мы всегда успеем…

Они переговаривались между собой, но понять их мог только Айвар, да и то, он не настолько хорошо знал разговорный аранский.

Их всех троих решено было оставить вместе, не ясно, правда, на каком положении, так как связывать их не стали, перед дорогой даже дали каждому хлеба и ячменного пива — для поддержания сил.

Кэйдар был настолько плох, что от всего отказался, его и так тошнило и рвало. Он держался за свою больную голову, а большего в его состоянии было не дождаться. Хорошо ещё, что хоть шёл он сам, на своих двоих.

Лидаса встревожил его вид, его безразличие ко всему. Он даже про Велианаса не спросил, не поинтересовался судьбой остальных. И марага возле себя совсем не замечал. Они так и держались вместе, шли в конце, среди повозок, на которых везли раненых и мёртвых.

Мараг шёл на шаг впереди, не пытался заговорить ни с кем из них двоих. Наобо-рот, заметно сторонился, подчёркивая свою непричастность к аэлийской крови.

Но их и на ночь разместили вместе. Да, эти чужаки не видели между ними никакой разницы. Откуда им было знать, что перед ними представители трёх народов, наро-дов аэлов, иданов и марагов? И по положению своему они никогда не стояли рядом: аристократы — и раб, бывший телохранитель.

Будь Кэйдар здоров, он бы возмутился, это точно. Он не стерпел бы подобного к себе отношения. Чтоб его кормили одним хлебом вместе с рабом-марагом? Укры-ваться с ним одной кошмой? Пить воду из одной бутыли? Ни за что! Уж это-то Ли-дас знал наверняка.

Но Лидас и сам не привередничал, для всего этого он слишком устал, — да что там! — выдохся до предела всех своих возможностей. А тут ещё и рука разболелась к ночи. Возбуждение и шок после боя и поражения понемногу улеглись, и боль, которую полдня почти не замечал, теперь не давала уснуть. Не зная, как быть, как поудобнее пристроить сломанную руку, Лидас проворочался всю ночь. А рядом Кэйдар лежал, на спине с закрытыми глазами, не шевелясь, как мёртвый. Ни словом не упрекнул, не прикрикнул.

Зато мараг, видя такое дело, перебрался отдельно, завернулся в один лишь плащ, сычом просидел до утра, почти не двигаясь. А под утро вообще куда-то улизнул, даже охрана его отсутствия не хватилась.

Вернулся так же незаметно, и прямиком к Лидасу. Опустился перед ним на кор-точки, заговорил:

— Вам перевязку нужно сделать… Осмотреть кости, может быть, выправлять при-дётся… И вот, — вытащил из-под плаща узенькие дощечки, — мне лекарь их одолжил…

Лидас, сидевший поверх скомканной кошмы с подогнутой под себя левой ногой, поднял глаза на марага. Долго смотрел, кусая нижнюю губу, не хотел он принимать помощь от него, но боль оказалась сильнее гордости.

— Ты знаешь сам, что говоришь? — спросил недоверчиво, протягивая-таки руку, за-вёрнутую в кусок окровавленной тряпки.

— Мне уже приходилось лечить людей, господин, — ответил Айвар, осторожно раз-матывая повязку.

Обе кости были сломана, и локтевая, и лучевая. Это плохо. И заживать будет дольше, и с руки всё это время не будет никакого толку. Кроме того, одна из костей сместилась, а это уже хуже.

— Надо кость выравнивать, — предупредил, взглянув на Лидаса исподлобья. — Больно будет…

Но Лидас не отозвался, будто не расслышал, и Айвар не стал повторять. Осто-рожно прощупывая руку подушечками пальцев, сместился вниз, крепко ухватился за запястье — и неожиданно рванул на себя.

— О-о-ох-х!!! — взвыл Лидас, попытался ногой ударить Айвара в грудь, оттолкнуть от себя, но тот довольно ловко увернулся. — Что ж ты делаешь?!.. Демоново племя! — выругался вполголоса, — вокруг народ ещё спал — прижал руку к грязному паттию, а Айвар попросил, снова пододвигаясь поближе:

— Осторожнее с ней… А то снова сдвинутся…

Но Лидас больше не смотрел в его сторону, сидел, низко опустив взлохмаченную голову. Вьющиеся чёрные волосы, обычно чистые и зачесанные гребнем, сейчас неопрятно падали на лоб, на глаза, мешали видеть лицо.

— Если не привязать планки, кости срастутся криво, — снова заговорил Айвар, раз-рывая кусок принесённой с собой чистой тряпки на ровные узкие полоски в виде бинта. — С такой рукой потом никуда…

Вспомнил вдруг, как сам мучился со своим переломом, как долго и плохо сра-сталась кость. Она и сейчас ноет. О, как она ныла перед той метелью! Хоть кричи. И это на всю жизнь уже, наверное. До смерти на всякую непогодь будет кость болеть. И пальцы на правой руке — тоже…

Лидас молча приступ боли переждал, медленно поднял голову и решительно про-тянул вперёд руку с приказом: вяжи!

Сам белее снега вокруг, вспотел аж от боли, и глаза — чёрные, выразительные — блеснули влажно в предрассветном полумраке. Лицом похудел за эту ночь сильнее, чем за три дня предыдущих, и щёки запали, щетина на них с ещё большей чернотой проступила.

Айвар прилаживал к руке своего бывшего хозяина гладко тёсаные планки. Смеш-но вспомнить, как просил их у лекаря-арана. Объяснять пришлось чуть ли не на пальцах. Как плохо, оказывается, ты знаешь их язык. Одно дело, молитвы и гимны торжественные… Хотя, когда они говорят слова медленно, чётко проговаривая бук-вы, их понимать легче.

— Ты знаешь, что с нами будет?

Айвар удивлённо глаза на Лидаса поднял. Вот уж точно, не думал, что тот с ним заговорит. Айвар и сам ближе ранее установленной дистанции соваться не собирал-ся. Перевязку-то эту затеял лишь потому, что видеть не мог, как мучается идан, сам уснуть не может и другим не даёт.

Плечами пожал неуверенно, заговорил, осторожно подбирая слова, вспоминая всё, что слышал от аранов днём:

— Сначала к себе отведут… Там царь их будет решать… Я одно хорошо знаю: ара-ны никогда не берут в плен мужчин… Особенно с этой стороны гор…