Осознание - Вадим Еловенко

Я понимала достаточно ясно, что он хочет, чтобы я пригласила его к себе. И в отличии от других моих знакомых мужчин его нисколько не смущало, что я так молода. Я не стала его обижать, тем более что и сама чувствовала довольно сильное влечение к нему и на прощание, выждав момент, когда охрана будет занята, спешно прибывшим курьером, украдкой поцеловала его. Как он краснел. Как он глубоко стал дышать, наверное распаляясь и ожидая большего. Я, не сдержавшись, рассмеялась, а он, улыбаясь, требовал повторения. Но я помахала ему пальчиками и прямо перед носом закрыла дверь. Защелкнув замок, я еще долго лежала на кровати, и пьяные мысли будоражили меня и просили хоть что-то сделать с возникшим сильным возбуждением. Даже утром вставая с постели, я еще продолжала улыбаться, вспоминая свои странные чувства к этому молоденькому капитану и его очаровательное смущение от моего поцелуя.

Признаться к тому времени образ Артема у меня уже достаточно померк, чтобы я вспоминала о нем слишком часто или вообще думала о нем. Он и остальные партизаны превратились в странную абстракцию, к которой я была не равнодушна, но и не испытывала уже такого сильного желания к ним присоединится.

Мне и со шрамами было неплохо. Мне нравилось дразнить молодых разносчиков, мне нравился добрый Сомов, Я обожала нашего шеф-повара, что учил меня готовить необычные блюда. Но больше всего мне нравились выдержанные, аккуратные и предупредительные молодые офицеры штаба. Мне нравились их взгляды, мне нравились их обращения со мной, и конечно мне нравилось немного заигрывать с ними.

Эти мои маленькие развлечения, или как сказал бы Артем кокетства, страшно распаляли многих. Достаточно было за ужином задержаться у столика с молодыми лейтенантами, и капитаны держащиеся отдельно уже во все глаза смотрели, как я улыбаюсь, как смеюсь от их безобидных шуток. Потом я подходила с подносом или просто спросить как понравился ужин, господам офицерам, к капитанским столикам и уже лейтенанты, отрываясь от еды косились в нашу сторону. И только старшие офицеры, старой армейской школы, просто улыбались, когда я оказывала им знаки внимания.

Мне было иногда так смешно с того, что я сама делаю, и как на это реагируют эти все вояки. Эти непобедимые шрамы. Иногда мне казалось, что я и самого Сомова смогу охмурить и лишить покоя. Но я с ним все-таки не рисковала. Слишком хороший дядька сам по себе и слишком занятый, чтобы на мои глупости обращать внимание.

В тот вечер сразу после ужина сверху спустился денщик генерала и попросил подать тому ужин. Притворно вздыхая, я под улыбки солдатиков-разносчиков стала готовить поднос. После того как я заставила его тарелками, стаканчиками и графином, я выбрала из вернувшихся со стирки чистые полотенца. Уложила их так же на поднос и поправив подаренный мне одним лейтенантов ободок перед зеркалом, сказала, чтобы меня не ждали. Мол, ушла к генералу на всю ночь. Денщик и разносчики засмеялись, а повар с усмешкой покачал головой. Он тяжело привыкал к моим пошлым иногда шуточкам.

Генерал был не один. В кабинете с ним сидели несколько людей в штатском. Но только я внесла ужин, как они поднялись и, попрощавшись, вышли. Я уже привычно быстро расставила тарелки на столике, подождала пока генерал присядет на диван, и уложила ему на колено полотенце.

- Спасибо, Сашенька. - Сказал он, кивая, и неожиданно для меня попросил: - Возьми стул себе сядь пожалуйста. Мне надо с тобой поговорить.

Пока я ставила напротив него стул и присаживалась я чуть голову не сломала какие за какие проказы он собрался меня отчитать или того хуже наказать. Но все оказалось прозаичнее, хотя не менее сложно.

Посмотрев, что я села, держа освободившийся поднос в руках, Сомов не приступая к еде, сказал:

- Нам поступил приказ двигаться на север. Там сыпется фронт, вот всех из второго и третьего эшелона и подтягивают. Когда мы двинемся, я сказать не имею права. Это пока только штаб и я знаем. Скажу что скоро. Да чего там… на этой неделе мы свернемся и покатимся. И так засиделись здесь. Железнодорожный транспорт для нас уже выделен, и первые части двинут сразу, как он прибудет сюда.

Он помолчал немного и, наконец, сказал то, что и хотел сказать и что так долго не решался.

- Я не имею права тебя тянуть с нами на фронт. Это все-таки не прогулка по парку. Но как-то я к тебе привык, да и офицеры, которые мне докладывают, рады, что ты у нас работаешь. Я хотел спросить… Ты поедешь с нами? Я, вцепившись пальчиками в поднос, ответила не сразу.

- Сомов… - сказала я, перебарывая себя и принуждая говорить ему «ты». - Я просто не знаю что там будет. А я боюсь всего, чего не знаю. Даже больше чем когда на меня кричат или делают мне больно. Здесь я вроде, работаю. Мне рады. Но если вы уедите, я не знаю, что будет. Кто-то на ваше место придет да? Генерал кивнул и пояснил:

- Заборнова отводят с его стрелковой армией. Их невероятно потрепали. Огромное количество в плен попало. Реально у него осталось не больше полутора дивизий. Это тысяч двенадцать человек. И все не первый месяц на передовой. Их боеспособность вообще открытый вопрос, раз их так лихо покатили с центра. Именно их и должны заменить мои дивизии. Фронт прогнулся, и я должен буду исправить ситуацию, до сильных холодов. Так что у нас будет жарко. Я пойму, если ты не захочешь со штабом двигаться дальше.

Я задумалась. Серьезно задумалась. И отвечая, я старалась очень осторожно подбираться слова.

- Я рассказывала, как оказалась здесь? И все то через что я прошла, когда ваши наступали… - Генерал кивнул и поджал губы. Он почему-то считал себя виноватым, что другие южане не смогли обеспечить нормальный выход гражданских из «открытого города». Я, поняв, что это не лучшая беседа перед ужином, решила пойти другим путем. И боясь ему смотреть в глаза, проговорила: - Спасибо вам, Сомов… извините я никогда не научусь нормально говорить вам «ты». Спасибо что хотя бы спросили. А то меня обычно никто ни о чем не спрашивает. Просто ставят перед фактом. Собирайся мы уезжаем. Вставай, вы отведем тебя куда-то… Вот ты остаешься здесь и все. А то, что мне очень страшно никого не волнует…

- Я понимаю тебя… - хотел перебить генерал, но я не дала.

- Я очень привязалась к вам. И лично к вам генерал, и ваши офицеры, очень порядочные люди на мой взгляд. Извините, если я что не так скажу. Они милые люди. И я очень буду за вас всех волноваться, когда вы поедите туда. Но я с вами не поеду… Даже не потому что мне страшно, а просто… Я в этом городе долго жила. И надеюсь смогу в нем прожить до конца войны. Не важно кто из вас победит. Простите… Просто, я хочу дождаться, когда это кончится. Я думаю, что здесь мне будет лучше. Я не пропаду. Я уже столько умею. Я сильная. Я смогу. Но на фронт, где столько крови… Где одни других убивают… где что бы убивать своих же, приглашают наемников из-за границы. А расплачиваются с ними землей моей страны… Не хочу. Это даже не грязно, это просто чудовищно. Я не смогу там так же улыбаться, как здесь вдали от ужасов, что на войне будут обязательно. Вы простите меня, господин генерал? Генерал кивнул и сказал непонятно:

- Правильно… это правильный выбор. - Видя мое недоумение, он пояснил: - Ты взрослая девушка. И вообще, взрослого человека отличает от ребенка, не просто хочу или не хочу, а осознанный выбор. Ты выбираешь быть вдали от наших мужских дел. И, слава Абсолюту. Генерал отпил чай из кружки и уже не глядя на меня сказал:

- Ступай, Сашенька. Мой Федор все уберет сам. Не буду тебя дергать. Я завтра дам тебе бумаги в мэрию, пусть попробуют, что-нибудь недостойное тебе предложить… так же в казначействе получишь свою зарплату и премию. Думаю на первое время и чтобы пережить зиму, даже с этой зверской инфляцией тебе хватит. В южных винках, получишь. Ваши единицы обесцениваются быстрее, чем можно было бы предположить. Я ушла, оставив его одного сосредоточенно бороться с пищей.

Вместо ежевечерних посиделок я немедленно направилась к себе в комнату и стала проверять вещи. Надо было подумать, что еще мне понадобится для самостоятельной жизни не под крылом штаба Сомова. С зимней одеждой у меня проблем не было. С первой зарплаты, я купила себе теплые валенки. Плотные армейские и просто шерстяные брюки. Ярко красная пуховая куртка, как и все остальное, была явно в чересчур бывшем употреблении, но на большее у меня просто денег не хватило. Я была готова в плане одежды к зиме. Конечно, мне хотелось вместо валенок симпатичные ботиночки. Конечно, мне не нравилась одежда с чужого и, может, не дай Абсолют, мертвого плеча. Но разум, направленный на выживание и не шибко огромные деньги решили в пользу теплой и практичной одежды, а не красоты и стиля. Бумаги оставшиеся мне от Морозова и паспорт полученный я хранила в сумочке, которую мне подарил один из разносчиков. Не сказать что сильно красивая сумка, но в нее влезали все мои небольшие пожитки, включая сменное нижнее белье и прокладки, ставшие невероятным дефицитом и уже давно. В общем, успокоив себя тем, что я готова, я стала думать, а стоит ли мне обращаться за работой в мэрию. Или сначала какое-то время пожить так? Но вставший вопрос о жилье, ведь не останусь же я в особняке, решил мои раздумья.