Неизвестный Юлиан Семёнов. Возвращение к Штирлицу - Юлиан Семенов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я слышал свистки совсем рядом. Оглянулся и увидел возле ворот, через которые вбежал, кучу угля, а рядом маленькое оконце. Я даже не стал думать, куда оно ведет. Я ринулся к этому оконцу, открыл его и прыгнул вниз. Я упал на кучу угля, больно ударился локтем, вскочил, огляделся и кинулся за большой клепаный котел. Там я лег на трубы, обшитые колючей паклей, и натянул на себя какую-то вонючую клеенку со следами масляной краски.
– Он здесь! – услышал я голос сверху, возле оконца, через которое сиганул сюда. – Куда ему, гаду, больше деться?
– Высоко, не спрыгнешь, – сказала женщина.
– Они на все идут, проходимы проклятые, – сказал один из парней в плоских кепках, – паразиты на народной крови.
– Надо к дворнику пойти за ключом, – предложил кто-то.
– Ключ у истопника.
– А где истопник?
– Водку жрет, где ж еще. Они зарабатывают хорошо…
– Откуда знаешь?
– Знаю.
– Болтает языком, благо бесплатно, дурак моченый.
– Повыражайся еще, повыражайся! Сдам в милицию, будешь знать.
– А где жулик-то?
– Какой жулик?
– Которого ловим.
– Петь, пошли, я пивка достал и закуски…
– А сам-то жулик какой?
– А-а-акуратный такой старичок, только без глазу.
– Он протезный, чего зазря говоришь. В нашем парадном живет, Сидоров Санька.
Они еще долго говорили наверху. А потом ушли, потому что началась торговля. Я пролежал в котельной до ночи, ожидая, когда они все-таки придут за мной. Я слышал, как во двор пришли ребята и стали играть в салочки, как ругались две женщины – видимо, прямо из окна в окно, кто-то разбил бутылку, потом где-то завели музыку, в другом окне затянули песню – пьяными, истощенными и добрыми голосами.
Я ждал весь день. Но за мной не пришли. Когда стало темно, я сбросил клеенку и пошел по лестнице вверх, к двери, ведущей на улицу. Я ударил ее плечом и чуть было не вывалился на прохожих. Дверь не была заперта. Если бы утром хоть один из преследователей легонько потянул ее на себя – дверь бы отворилась.
Первая повесть
Над городом повисла жара. Серо-синие небо дышало зноем. Раскаленный асфальт перрона жег ступни через тонкую кожу тапочек, и поэтому Алексей переступал с ноги на ногу, как журавль. Мать, торопясь, продолжала поучать:
– И далеко не заплывай, а то дельфины защекочут. Фрукты если где купишь – помой обязательно.
– Ладно, ладно, мам. Ты не забудь на Шиллера-то подписаться.
– Помню. А еще…
Прозвонил третий звонок, и Алексей вспрыгнул на подножку. Он долго махал матери рукой, а она все шла и шла следом за поездом. Потом паровоз начал набирать скорость, стараясь поскорее увезти людей из раскаленного города в холодок рощ и перелесков.
В вагоне все быстро перезнакомились, и после неразберихи, которая всегда сопутствует первым часам в поезде дальнего следования, пассажиры разбились на группы. За стенкой пели, кто-то гремел костяшками домино и рокочущим басом доказывал:
– Я плюю на аллопатов! Они меня в течение года сумеречным психом делали. Кусаться начал!
Вдруг за перегородкой что-то упало, и Алексей, улыбнувшись, подумал, что это начал кусаться человек, измученный аллопатами. Рядом с Алексеем сидела молодая женщина, коротко, совсем под мальчика подстриженная, и пожилой мужчина, неизвестно когда и где успевший переодеться в полосатую, цитрусового цвета, пижаму. Перед тем как углубиться в чтение большущей пачки журналов, он ехидно заметил, обращаясь к настольной лампе:
– Впервые вижу женщину, которая возит с собой меньше десяти чемоданов.
– Я остальные восемь в багаж сдала, – засмеялась женщина и подтолкнула Алексея локтем.
Алексей смутился. Мужчина закашлялся и сдвинул очки на нос.
Отбивая чечетку, вздрагивая и громыхая на стыках, поезд несся к морю. Солнце пряталось за острые верхушки деревьев, и яркие лучи насквозь просвечивали вагон, делая особенно заметными высохшие следы вчерашнего дождя на стеклах.
Перед ужином, рассматривая огурец, купленный на станции, Алексей долго размышлял, стоит ли его мыть, но в конце концов решил, что бояться дизентерии – просто мнительность.
Один был мнительный поэт,
Хотел прожить он до ста лет,
Он ел на ужин винегрет,
А утром избегал котлет!
Вот, значит, был какой поэт…
«Извольте, экспромт!» – и где-то проскользнула мысль: «Черт, а здорово выходит. Сразу… Наверно, профессиональное».
Когда в вагоне включили свет, стало немного одиноко и грустно – первый раз уехал из дома, как там старики? Алексей заснул под быстрый разговор колес… Ночью снились кошмары: поезда остановились и, смешно кивая друг другу трубами, разговаривали о нехорошем.
Проснулся Алексей рано, когда рассвет еще только занимался. За окном все казалось серым и зловещим… Знобило. Алексей укрылся тоненьким одеялом с головой и начал считать до ста, пытаясь снова уснуть. «Черт, хоть термометр покупай! – подумал Алексей, слезая со своей полки. – Неужели простудился?» Знобило все сильнее и сильнее…
Проснувшаяся соседка взглянула на Алексея и всплеснула руками:
– Боже мой, что с вами?
Алексей только поморщился и махнул рукой.
– Да что хоть болит?
Алексей показал рукой на живот.
– Подождите, сейчас я вам дам желудочное что-нибудь.
В это время резкая боль свела все внутри, и, побледнев, Алексей выбежал из купе. Когда он вернулся, еще более ослабевший, с трясущимися коленками, весь вагон уже знал о случившемся и каждый наперебой предлагал свое средство.
– Только гомеопатия! – рокотал бас и предлагал Алексею какие-то крошечные шарики: – Гарантирую выздоровление в час.
Алексей с трудом забрался на верхнюю полку, лег головой к окну и забылся. Очнулся он весь в липком поту. В голове шумело, он свесился вниз и тихо попросил:
– Пожалуйста, запишите адрес… На случай смерти…
Женщина засмеялась.
– Да будет вам! Тоже мне, герой…
Но Алексей живо представил свою смерть, вздохнул и… потерял сознание…
На станции Славинской к десятому вагону подбежали три человека в белых халатах, с носилками, через несколько минут они вылезли на перрон и понесли Алексея в вокзальный медпункт.
Высоко под потолком горела лампочка. Вокруг нее, смешно ударяясь крылышками о тонкое стекло, вились ночные бабочки. За окном теплый воздух играл с кустом сирени.
Алексей открыл глаза. Ночь. Где-то тикают часы. Вздыхает старик, что лежит у окна. «Значит, жив…»
Проснулся он днем, когда старенькая медсестра разносила градусники. В теле чувствовалась слабость и вместе с тем радость начавшегося выздоровления. Приподнявшись на локтях, Алексей огляделся. Кроме него в палате лежали еще два человека. Старик, сидевший на кровати у окна, подмигнул:
– Ну что, очухался, сынок?
– Вроде да.
– Ну и слава богу.
Старик вылез из-под одеяла, подтянув сползавшие
