Чародей поневоле - Кристофер Сташефф

Малыш всхлипнул и кивнул.

— Мамочка может починить вазу,— продолжал Род,— но все равно ваза уже не будет такой красивой, как была раньше, и мамочка уже не будет так радоваться, глядя на нее. Выходит, ты лишил ее чего-то такого, что ее радовало.

Малыш снова всхлипнул — на этот раз громко, выронил свое «оружие», уткнулся в плечо отца и горько расплакался.

— Ну, ну, что ты, не надо плакать,— принялся утешать его Род.— Все не так плохо. Мамочка сможет починить эту вазу. Колдуньи это умеют, а твоя мамочка прекрасно владеет телекинезом, но все-таки ты поступил дурно, правда? — Род отстранил Джеффа и посмотрел малышу в глаза. Тот снова всхлипнул и кивнул. Вид у него был самый что ни на есть несчастный.— А теперь успокойся.— Род вынул из кармана носовой платок и вытер мордашку Джеффа.— Будь же храбрым мальчиком и сам скажи мамочке об этом.

Джефф кивнул. Род взял его за плечи, развернул к Гвен и, легонько подтолкнув, встал.

Джефф боязливо подошел к матери. Он молча стоял и смотрел на нее с большим опасением, пока она не закончила возиться с вазой. Тогда малыш прошептал:

— Мамоцка, плости меня. Я не хотел.

Гвен испустила глубокомысленный вздох, не смогла сдержать улыбки и ласково взъерошила волосы сына.

— Знаю, знаю, ты и правда не хотел, мой славный. Просто так получилось, но все же, как ни крути, ты ее разбил. Вот почему я и прошу тебя не размахивать мечом в доме. И теперь ты будешь это делать только за дверью, ладно?

Джефф грустно кивнул.

— Ладно, мамоцка.

— И всегда будешь слушаться мамочку, да?

— А-га. Но… мамоцка! — воскликнул он протестующе.— Там зе… доздик сол!

Гвен тяжело вздохнула.

— Да-да, знаю, и ты не мог выйти из дому. Ну тогда, мой милый, тебе надо было порисовать картинки.

Джефф скорчил рожицу.

Гвен с укором посмотрела на мужа.

Род в отчаянии огляделся по сторонам, не слишком понимая, на что намекает Гвен, потом ткнул себя в грудь.

Гвен вскочила и стремительно подошла к нему.

— Да-да, это ты виноват! Сколько раз ты обещал, что научишь его рисовать замок, обнесенный крепостным валом? Уж замок он мог бы научиться рисовать. Так сколько раз ты обещал? Тысячу? Когда же ты исполнишь свое обещание?

— Сейчас же! — поспешно отозвался Род.— Сегодня мне как раз не надо заниматься исследованиями. Что ж, лучше поздно, чем никогда…

Но тут и Род, и Гвен резко вздрогнули и развернулись, напуганные плачем и сердитым криком.

Из детской вышел Магнус и увидел вещественное доказательство проказ Джеффа. Он подошел к младшему брату и сурово воззрился на него с высоты своего роста и возраста, а Магнусу было уже целых восемь лет.

— Что же ты натворил! Расколотил вазу! Это был мой подарок маме! Я так долго над этой вазой бился, а ты… Ох, Джеффри, Джеффри, и когда же ты только научишься…

Тут появилась Корделия и храбро выступила на защиту младшего брата, пользуясь своим ростом и возрастом — сорок дюймов, пять лет.

— Какое ты имеешь право на него ругаться, если выгнал его из его собственной комнаты, а?

— И из моей тоже! — прокричал Магнус.

— И из его! Там бы он играл во что хотел и ничего бы не разбивал!

— Тихо, тихо! — замахала руками Гвен.— Малыша разбудите!

Плач, по всей вероятности, донесся из колыбели и по силе звука ничуть не уступал возобновившемуся хныканью Джеффри.

— О, дети! — в отчаянии воскликнула Гвен и бросилась успокаивать одиннадцатимесячного Грегори, а Род попробовал перекричать всеобщий ор.

— Ну, ну, Джефф, ты ничего такого страшного не сделал. Магнус, ну-ка, прекрати! Делать выговоры — это мое дело, а не твое. И приказы отдавать тоже,— добавил он еле слышно.— Делия, милая, это очень хорошо, что ты вот так заступилась за братика. Но хорошее поведение не должно быть таким громким, договорились? Тс-с! — Он обнял всех троих и крепко прижал к себе.

В другом углу комнаты Гвен качала колыбель. Младенец утихомирился. Род поспешно пропел:

— Дождик-дождик, уходи! К нам попозже приходи!

— Ну, если тебе так хочется, папа…

Магнус выпрямился и на минуту стал очень серьезен.

— Нет, нет. Я же не это хотел сказать… О господи!

Род посмотрел в окно. Шум дождя стих, выглянуло солнце.

— Магнус! — в отчаянии проговорила Гвен,— Что я тебе говорила насчет баловства с погодой?

— Но ведь папа этого хотел! — горячо возразил Магнус.

— Ну, сказал в неподходящий момент,— неохотно согласился Род.— Но нельзя же, чтобы было так, как хотим только мы, сынок. Есть ведь и другие люди, которым дождик нравится.

И потом, он нужен всем, даже тем, кто его не любит,— крестьянам особенно. Так что верни его поскорее, будь хорошим мальчиком.

Магнус тяжко вздохнул, вложив в этот вздох все свое отношение к непоследовательности мышления взрослых, затем наморщил лоб… и дождевые капли снова зашлепали за окном. Корделия и Джеффри явно расстроились. Они-то думали, что уже можно выбежать из дома и поиграть.

— Да, погодка в последнее время стала какая-то странная,— задумчиво заметил Род, подойдя к окну.

— Что верно, то верно,— согласилась Гвен. Она подошла к мужу, прижав к груди маленького Грегори.— Ума не приложу, как ему это удается. У меня бы целый час ушел на то, чтобы разогнать столько туч.

— Что ж, придется этот талант внести в перечень необъяснимых способностей нашего сыночка.

Род обернулся и глянул на Магнуса — коренастого мальчика в рубахе и лосинах. Магнус сжал в руке рукоять кинжала. Волосы у него в последнее время потемнели, приобрели оттенок темной меди. Избавившись от детской пухлости, он обзавелся дерзко выступающим подбородком, который к наступлению зрелости грозил обратиться в нечто весьма и весьма суровое. Однако Род по-прежнему видел в сыне очаровательного и хитрого озорника. Странно даже было подумать, что талантами Магнус уже превзошел мать и уж тем более отца, поскольку Род обладал только знаниями и умом, ну и еще конем-роботом с компьютерным мозгом. А Магнусу уже сейчас ума было не занимать.

Как, собственно, и остальным детям Рода и Гвен. Корделия, пламенноволосая и тоненькая, как эльфийка, была уменьшенной копией Гвен. Златовласый маленький крепыш Джеффри наверняка должен был вырасти силачом, а вот Магнус, скорее всего, обещал вытянуться и стать поджарым. Вряд ли золотые кудряшки Джеффри могли потемнеть, с волосами Магнуса это уже произошло. Голубые глаза Джеффри, казалось, показывали тем, кто смотрел в них, глубины его души, а крепко скроенный подбородок был словно создан для того, чтобы выдерживать апперкоты.

Светловолосый пухленький Грегори — хотя и не настолько пухленький, насколько следовало бы быть младенцу его возраста, был слишком спокоен и сдержан и крайне редко улыбался. Если учесть, что ему еще и года не исполнилось, такое поведение выглядело поистине загадочным, и именно Грегори более других детей беспокоил Рода на фоне непроходящего беспокойства.