Время жить. Пенталогия (СИ) - Виктор Тарнавский

Бригадир тронул Собеско за рукав.

— Иди работать, — сказал он вполголоса на своем ломаном баргандском. — Уже недолго. Завтра отдохнешь.

— А что будет завтра? — механически спросил Собеско.

— Как что? А, ты же новенький. Завтра выходной. Один день из двенадцати мы не работаем, а пришельцы обещают вскоре и второй добавить.

Собеско равнодушно пожал плечами.

— Разве на каторге бывают выходные?

Даксель пригласил Собеско прогуляться где-то в промежутке между ужином и отбоем, когда пленные были предоставлены самим себе, и можно было заниматься стиркой, принимать душ, тихо тосковать о прошлом или, наоборот, нанести визит в соседний барак.

Дул сильный ветер, и Собеско поплотнее застегнул комбинезон. Из узких забранных сеткой окошек барака лился яркий свет и доносились возбужденные пьяные голоса. Перед выходным пришельцы выдали своим пленникам по большой пластиковой колбе мутного, плохо очищенного, но достаточно крепкого пойла и по пачке солоноватых галет, напоминающих по виду и по вкусу картон, так что внутри шел пир горой.

— Кен, надо бежать отсюда, — тихо и серьезно сказал Даксель, когда они завернули за угол и встали за торцевой, лишенной окон стеной.

— Бежать? С этой штучкой на шее? — Собеско встревожено посмотрел на Дакселя. — Дилер, попробуй успокоиться. Ты только погубишь себя и ничего не добьешься.

Даксель негромко рассмеялся.

— Да нет, Кен, успокойся. Я не сошел с ума и не хочу покончить с собой. Просто подумай: что нас держит здесь? Не охрана — ее нет. Не ограда — перебраться через нее — раз плюнуть. Одни только ошейники, верно? А что, если никакой взрывчатки в них нет, и все это — просто блеф?!

— Ди-илер! Ты же сам все сидел собственными глазами!

— Это ты о фильме? В самом деле, после такого кино трудно было не поверить. Я тоже верил. До сегодняшнего дня.

— Что же такое случилось сегодня?

— Ты не заметил? Вспомни, как осторожно пришелец доставал заряд из одежды Шелни. А второй совершенно спокойно снял с него ошейник и положил себе в карман. С предметами, которые могут взрываться, так беспечно не поступают.

— Я бы не стал делать такие серьезные выводы на основании всего лишь одного случая, — подумав, сказал Собеско. — Тот пришелец по какой-то причине мог быть абсолютно уверен, что ошейник не взорвется. Скажем, он сам его дезактивировал. Многим людям свойственно безоглядно доверять технике, а у пришельцев это, наверно, проявляется еще сильнее.

— Кен, для меня сегодняшний случай — не первое, а последнее звено в цепи доказательств. Ты никогда не думал, что эти якобы взрывающиеся ошейники выглядят совершенно не натурально? Они не вписываются в нормальную жизнь, они какие-то чересчур зловещие, я бы сказал, киношные. А пришельцы — они совсем не похожи на киношных злодеев. Видя то, что они делают в нашем мире, очень легко представить их демонами, злобными извергами, одержимыми убийством. Но на самом деле, они — люди, а не монстры, не вижу я у них этакой, знаешь, злодейской изощренности, в которую вписались бы и ошейники со взрывчаткой.

— Дилер, Дилер, — покачал головой Собеско. — Ты слишком склонен очеловечивать пришельцев. Я за последние пять лет побывал в нескольких экспедициях и неоднократно встречался с людьми, у которых и логика, и образ мышления были совсем не такими, как у нас. А ведь это были такие же филиты, как и мы. И что тогда говорить о пришельцах? Даже то, что один из них сегодня отдал посмертные почести Шелни, меня ни в чем не убеждает. Пойми, Дилер, дело не в отдельных людях, а в системе, которая может быть сколь угодно бесчеловечной. Почти все те, кто пять лет назад вышвыривал меня в эмиграцию, были вполне приличными людьми. Некоторые даже сочувствовали мне… когда не выполняли свои служебные обязанности. Ты понимаешь разницу?

— Так мы можем спорить до бесконечности, — криво усмехнулся Даксель. — Что же, есть, по крайней мере, один способ проверить все сразу и до конца.

И прежде, чем Собеско успел остановить его или даже что-то сказать, Даксель расстегнул свой ошейник.

И ничего не произошло.

— Видишь, я был прав, — севшим голосом сказал Даксель, застегивая ошейник обратно. — Теперь можно начинать предметный разговор?

— Можно, — ошеломленно пробормотал Собеско, пытаясь собраться с мыслями.

— Кен, нужно бежать отсюда, сегодня же! — возбужденно прошептал Даксель. — Это шанс, может быть, единственный! Нельзя ждать еще двенадцать дней, за это время о том, что нас дурят, может догадаться кто-то еще. А пока пришельцы не ждут побега. Лагерь существует уже почти четыре недели, и за это время не было ни одной попытки. Они наверняка расслабились и снизили бдительность. За ночь мы уйдем далеко, день где-нибудь переждем, а может быть, у нас будет в запасе и вторая ночь! Завтра выходной, проверки не будет, я спрашивал. Наш бригадир сейчас квасит вовсю — я ему свою порцию отдал. Вряд ли он будет завтра в той форме, чтобы заметить наше отсутствие. А без него заложить нас пришельцам будет не так-то просто. Для этого нужно, как минимум, знать баргандский.

— Можно и не знать, — проворчал Собеско. — Достаточно будет показать два пустых ошейника.

— А зачем их оставлять? — удивился Даксель. — Их можно выкинуть и где-нибудь за оградой.

— Нет, — покачал головой Собеско. — Ошейники наверняка выполняют какую-то иную, настоящую функцию, помимо того, что пугают нас. Они могут быть радиофицированными, да мало ли что. Я не хочу рисковать.

— Ладно. Если ты так думаешь, оставим их в койках под подушкой. Но все равно, нас могут не хватиться до послезавтра. Местные, наверняка, привыкли, что мы всегда держимся отдельно от них. Может, подумают, что мы гостим где-то у земляков.

— Допустим. Как ты думаешь преодолеть проволоку?

— Я уже нашел место! Вон там, за бараком второй бригады, есть небольшая промоина. Если ее немножко подкопать, можно пролезть под нижним рядом. Я все продумал. Мы наденем комбинезоны пришельцев — они теплые и непромокаемые, а поверх них — нашу старую одежду, чтобы прикрыть яркие полосы. К счастью, ее у нас не отобрали.

— Хорошо, — медленно сказал Собеско. — Мы прорвались через проволоку. Что дальше?

— Дальше — на запад.

— Не зная местности, без компаса и карты?

— Кен, главное — выбраться, а там что-нибудь придумаем. В конце концов, ориентироваться не так уж и трудно: с одной стороны — горы, с другой — море. Не промахнемся.

— Я не об этом. Как ты думаешь ориентироваться сейчас, сразу же после бегства из лагеря? Ни лун, ни звезд сейчас не видно. Ты когда-нибудь пробовал ходить ночью по незнакомой местности?

Даксель молчал.

— И это еще не все. Я, может быть, плохо понимаю пришельцев, но я по профессии военный. Есть такое понятие — боевое охранение. Пришельцы не могут не охранять свою базу. Мы знаем хоть что-нибудь о том, что представляет собой эта охрана? Как она организована? Нет! Это авантюра, Дилер. Авантюра с минимальными шансами на успех.

— Шелни в свое время не решился на подобную авантюру. И где он теперь?!

Тогда замолчал уже Собеско.

— Ты все же рискнешь? — наконец спросил он.

— Да.

— А я, наверное, нет. Будь шансы хотя бы один к десяти, я бы тоже пошел. Но здесь… Я не верю в удачу, Дилер. Мы исчерпали ее еще там, в Граниде.

— У меня нет другого выхода, — спокойно сказал Даксель.

— Я понимаю. Но у меня нет никого, кто ждал бы меня за проволокой. И в Гордану мне, очевидно, уже не попасть. Я не вижу смысла в таком побеге, Дилер. Прости.

— Хорошо, тогда я пойду один. Только… Кен, если я потерплю неудачу и если ты когда-нибудь выберешься отсюда, разыщи моих и… расскажи. Они в Макьелине, улица Белой Радуги, 21. Ее зовут Кара. И дети — Стэн и Ларга.

— Я помню, — кивнул Собеско. — Обещаю.

— И еще одно. Застели завтра утром мою постель, ладно? Пусть меня хватятся как можно позже.

Их барак всегда напоминал Собеско старинный спальный вагон, какие еще попадались на гранидских железных дорогах в дни его детства. По обе стороны неширокого длинного прохода — три яруса спальных ячеек, похожих на большие прямоугольные ящики, и — чего не было в вагонах — возле входа маленький столик дневального, а напротив, в торце — большой стол в виде буквы «П», за которым сейчас гуляла веселая компания.

Барак производил впечатление типовой конструкции (Собеско уже успел побывать в других бараках — там было все то же самое), рациональной и продуманной до мелочей. Например, в каждой ячейке в головах была лампа с переменной яркостью, позволяющая даже читать (если бы было, что), а в ногах — шкафчик для личных вещей, где у Собеско лежала выстиранная и аккуратно сложенная рабочая одежда, полученная еще в Гордане.

Забравшись в такую ячейку и задернув за собой шторки, можно было почувствовать полную иллюзию уединенности. Кое-кто этим, кстати, и пользовался — в одной из ячеек задернутая шторка слегка колыхалась, и оттуда доносились ритмичные вздохи. Это заместитель бригадира, мрачный долговязый картаец, встречался с женой, попавшей в плен одновременно с ним, но работавшей в другой бригаде.