Культ свободы: этика и общество будущего - Илья Свободин

чей практический выход – экономические рекомендации, обслуживающие соответствующие мыслям идеологии. Довольно обьективная, поскольку изучает факты, история – давно стала притчей во языцех от того, что каждая кардинальная смена власти – и идеологии – приводит к переписыванию и фактов, и истории. В этом от истории не отстает педагогика. Даже "поневоле" обьективные науки, поскольку лежат на стыке социальной и реальной реальности – антропология, демография, психология и т.п. – настолько пропитаны идеологией, что сами ученые уже мысленно возмущаются. К примеру, евгеника и экология – две науки, которые постигла прямо противоположная идеологическая судьба. Одну запретили, другую – освятили. После того, как ярмо идеологии стыдливо сбросили с психиатрии, она оказалась в плену практически полезной недоидеологии – что является в поведении нормой, а что требует лечения дорогими, но весьма прибыльными лекарствами? Ну, по крайней мере, ныне уже не сажают в психушку за попытку свергнуть власть. А есть науки, которые вообще не имеют никакого отношения ни к чему, и целиком выражают какую-нибудь идеологию, например "женские штудии" или "либеральные искусства". И я уж давно не говорю о "философии". В результате можно найти исследования, максимально обьективно подтверждающие любые убеждения, включая безвредность насилия и полезность принуждения, лишь бы заказчики остались довольны.

– Ложность науки

Не стоит слишком винить ученых в услужливости. Многим из них, активно занятым поисками истины (и зарплаты), недосуг задуматься над своим мировоззрением и тем, как оно влияет на эти поиски. А оно влияет. И наоборот. Научно-политические убеждения, т.е. ценностное отношение к социальной реальности, напрямую связанное с научным профилем (и помимо благодарности государству), зачастую само возникает в процессе профессиональной деятельности. Так, например, социологи постепенно становятся коллективистами, иррационалистами и иногда идеалистами, экономисты – индивидуалистами, рационалистами и частенько материалистами, антропологи – культурными релятивистами, а культурологи – уж и не знаю кем или чем. И затем начинают переносить свои убеждения далеко за пределы сфер научного интереса. Что логично. Наука же стремится обьяснить, найти причину, предсказать будущее. Но на самом деле, если осознать причины и следствия, то уже и вести себя начинаешь иначе. Например, в случае эволюционной психологии, этологии и прочей социобиологии – как животное. А как же ж? Мы же ж животные!

Все это обьяснимо. Социальную реальность люди создают, или по крайней мере пытаются, целенаправленно, а значит любые попытки найти закономерности, это либо 1) попытка отрицать очевидное, либо 2) попытка исправить и направить, что в свете отмеченной выше "обьективности", ставит каверзный вопрос – а куда? Ни существующее благо, ни что-либо иное кроме ОЭ, не может указывать верную цель. Остается 3). Изучать социальную реальность – искать способы закрепления существующего насилия "обьективных сил". Любые открытые таким образом законы – это предопределение дальнейшего поведения, самосбывающееся пророчество. Как можно противиться тому, что естественно и закономерно? И во всех трех случаях мы не имеем дело с истиной. Причинность материальной реальности удостоверяется практическим освобождением, причинность, найденная в соцреальности, если она там найдена, может быть признана истинной только в процессе аналогичного преодоления. А поскольку подобное преодоление сразу разрушает весь результат, надо признать, что социальные науки ложны в самой своей сути. Их могло бы спасти только точное следование ОЭ, но в этом случае они превратились бы не в науку, а в нее саму – нормативную и прикладную этику, в творчество и даже искусство. Надо, наконец, признать очевидное: само познание социальной реальности – уже ее конструирование, развитие и создание. Ибо наши знания о ней – часть ее самой.

Тут, наверное, ради обьективности пора провести черту между науками об обществе и науками о гуманоиде как детерминированном обьекте, нацеленном на выживание – индивидуальное и коллективное. Или научиться проводить такую черту внутри каждой социальной науки. Изучать человека как существо, запрограммированное природой – вполне правомочно, как и любое прочее ее изучение. Это и будет граница между детерминизмом и свободным поведением. И тогда наука вполне поможет его преодолеть, потому что поможет его распознать. Например, выявить специфику работы мозга, формирующего стереотипы. Или природу эгоизма, заставляющего нормальных с виду людей, которым просто не повезло родиться богатыми и со связями, опускаться до крайней подлости в использовании и того, и другого.

Результат естественных наук имеет практический выход – в этом, собственно и заключается цель познания. Тем более странно, что цель социальных наук как бы неизвестна. Понимание поведения влечет применение этого понимания на практике – т.е. изменение поведения. Но в чем смысл изменения? В чем смысл познания социальной реальности, если не в ее конструировании с целью улучшения и достижения общего блага? Очевидно, тоже блага, но уже не общего. Иного не дано. Или преодоление природы человека, или преодоление природой человека. И если уж сами ученые целятся точно мимо цели, что уж говорить об остальных, менее искушенных членах общества? Служение насилию само по себе становится целью науки в обществе, где правит насилие. И хотя социальные науки не привели напрямую к жертвам, если не считать нескольких несчастных случаев, они – проводник и укрепитель существующего социального порядка, что вызывает большие сомнения в их полезности. Насколько правильнее было, если бы ученые открыто обосновались на обьективной платформе ОБ и принялись искать пути к истине. С таким интеллектуальным потенциалом насилие бы недолго протянуло. Хотя кто знает.

13 Научная мораль

– Бессмысленность

Научная мораль – научный, т.е. сугубо правильный подход к проблеме правильности в поведении людей. Но какой подход правильный? Очевидно обьективный и универсальный, отделенный от всякого индивидуального интереса и традиционной коллективной практики. Возможно также логический и математический, но это сомнительно. В конце концов, здравомыслие присуще этикам, как и остальным здравомыслящим людям. Что касается ученых, выводящих этику из неумолимых законов природы и тем самым предлагающих нам превратиться назад в бессловесных природных тварей, пусть они сами следуют своей этике.

Как же так получается, что научная этика до сих пор не сформулировала в чем заключается правильное поведение? Моя субьективная догадка в том, что этики недостаточно обьективны и недостаточно универсальны. В процессе обучения им приходится усваивать множество убедительных теорий, обьясняющих происхождение, функции и цели морали. И что интересно – усваивать с позиции беспристрастности и обьективности, т.е. опираясь неизвестно на что. Но это невозможно! В результате, как и в социальной науке, им приходится принять какую-либо существующую точку зрения, а значит научная этика – это не столько создание этики, сколько внедрение в голову созданного ранее в качестве истины. Однако, в отличие от