Изгнанники, или Топ и Харри - Лизелотта Вельскопф-Генрих

Шонка попросил Сына Антилопы открыть кожаный мешок с водой и долго жадно пил.

На шестой день вечером они приблизились к цели своего путешествия. В стойбище у Конского ручья еще никто не знал о событиях, связанных с Рогатым Камнем. Дул сырой ветер. Небо было затянуто серыми тучами, и солнце вообще не показывалось – ни утром, ни днем, ни вечером. Над желто-бурой прерией лишь тихо мерцал неясный, бесцветный свет. Скалистые горы на западе были окутаны туманом. В воздухе висела водяная взвесь, которая к вечеру превращалась в кристаллики льда.

Мустанги Шонки и Сына Антилопы, хорошо знавшие местность, увидев реку, сами стали рваться вперед. Они почуяли родной табун.

В стойбище в этот вечер царили тишина и покой. Кроме часовых, никого не было видно. Мустанги в табуне сбились в кучу, грея друг друга. Собаки тоже держались в стае. Женщины уже сходили за водой и готовили ужин. Над вигвамами вились тонкие струйки дыма.

Первые два ночных часа нести караульную службу должен был Черная Кожа, Курчавые Волосы. Он уже стал воином, таким же высоким и стройным, как большинство дакота, и отличался от них лишь темной кожей, вьющимися волосами, другим строением лица и мощными атлетическими плечами. Теперь он носил имя Чапа, что означало «бобер». Ему досталась нелегкая жизнь. Когда его отца, беглого раба по имени Чужая Раковина, за два года до окончания Гражданской войны приняли в свои вигвамы Сыновья Большой Медведицы, на него возложили заботу о нескольких женщинах, старшая из которых считалась одержимой злыми духами. Через несколько лет Чужую Раковину изуродовали и убили белые люди, его жена умерла. Чапе Черной Коже пришлось одному содержать старуху, трех овдовевших сестер и их дочерей. Для одного охотника это была почти непосильная задача. Мяса часто не хватало; к тому же жизнь в вигваме очень осложнялась душевной болезнью старухи. Чапа Черная Кожа безропотно переносил все выпавшие на его долю испытания. Он даже сохранил свою задорную улыбку и способность шутить. Сыновья Большой Медведицы – и мужчины, и женщины – любили его. Все понимали, почему он старается проводить в своем вигваме как можно меньше времени. В этот вечер он тоже отправился в караул на час раньше, чем, конечно же, порадовал воина, которого должен был сменить. Так как никакой опасности пока не грозило, одного часового у табуна было достаточно. На холмах восточней и западней стойбища лежали дозорные. Видя, что после захода солнца будет холодно, Чапа Черная Кожа надел зимнюю куртку на меху и теплые мокасины. Он родился на жарком юге и поэтому всегда мерзнул в отличие от своих новых братьев, с младенчества закалявшихся в суровом климате северных прерий.

Ночь выдалась темная. Свет луны и звезд не пробивался сквозь тучи. Земля зловеще чернела вокруг. Ветер сеял снежную крупу. Черная Кожа всматривался и вслушивался во тьму. Он не хотел полагаться на других дозорных. Вдали выли голодные волки. Их привлекал запах лошадей. Собаки забеспокоились. Чапа Черная Кожа держал оружие наготове. В такую ночь хищники легко могли подобраться к табуну.

С дозорного холма донесся сигнал тревоги. Чапа взял в руки лук и стрелу. От вигвамов к нему уже спешил Острие Копья. Они вдвоем прислушались и услышали вдалеке приближающийся топот копыт, а затем уже громкие крики о помощи – крики дакотского воина! Чапа Черная Кожа не мог покинуть свой пост, а его помощник Острие Копья вскочил на коня и помчался туда, откуда доносились крики. Чапа и дозорные на холмах подали общий сигнал тревоги.

В стойбище все сразу ожило. Воины выскакивали из вигвамов и неслись к лошадям. Через несколько минут они во главе со Старым Вороном уже скакали в ночную прерию, вытянувшись в длинную цепь. Крики о помощи стихли. Вместо них Чапа услышал возбужденные голоса воинов, которые, судя по отдельным возгласам, отбивали нападение стаи волков. Затем раздались ликующие победные вопли, и вскоре часть воинов галопом прискакала назад в стойбище. Остальные почему-то ехали шагом.

Сын Старого Ворона первым достиг табуна и, спрыгнув с лошади, крикнул Чапе:

– Они поймали и привезли Харку! Шонка тяжело ранен. Это Сын Антилопы звал на помощь: на них напали волки.

У Чапы от ужаса перехватило дыхание. Радоваться он не мог. На всякий случай он попросил самого молодого воина Ихасапу сменить его. Вернувшиеся с пленником дозорные Шонка и Сын Антилопы и сопровождавшие их воины, как обычно, направились к табуну, чтобы сразу оставить там своих мустангов. Чапа Черные Волосы сумел первым пробиться сквозь толпу и снял с лошади пленника – своего бывшего друга и товарища по детским играм. Безжизненное тело Рогатого Камня тяжелой ношей легло ему на плечи.

– В вигвам Хавандшиты его! – услышал он чей-то приказ, но, узнав голос Шонки, не послушался и быстро понес пленника в вигвам Старого Ворона, вождя военного времени.

Женщины давно были на ногах. Когда Чапа вошел в вигвам, жена вождя уже разожгла в очаге огонь.

Чапа положил впавшего в беспамятство Рогатого Камня к огню, развязал узлы лассо, разрезал лыковые веревки, которыми были связаны его руки и ноги, снял перепачканные кровью штаны и мокасины, оставив на нем лишь пояс с вампумом, и начал растирать его распухшие ноги, чтобы разогнать в жилах застоявшуюся кровь. Изможденное тело Рогатого Камня было похоже на труп умершего голодной смертью. Черная Кожа даже послушал его сердце, чтобы убедиться, что он еще жив. В этот момент в вигвам вошел вождь, а вместе с ним Шонка и Сын Антилопы. Они принесли оружие пленника и его ожерелье из медвежьих когтей. Вождь подошел к очагу и некоторое время рассматривал Рогатого Камня, не мешая Черной Коже. Шонка что-то пробормотал, но Старый Ворон ничего ему не ответил, словно не слышал его слов.

– Позови Хавандшиту и Чотанку! – велел он наконец Чапе, сев к огню.

Молодой воин поспешно покинул вигвам. Сначала он направился к Чотанке и передал ему приказ вождя. Тот немедля пошел к вигваму Старого Ворона.

Хавандшита был уже одет и сидел у очага. Огонь отбрасывал тусклые желтовато-красные отблески на его седые волосы. Худое лицо было неподвижным, как деревянная маска. Глубокие морщины казались вырезанными ножом. Живыми на этом лице были только глаза, загадочные и недобрые.

Черной Коже пришлось ждать несколько минут, прежде чем шаман позволил ему говорить. Молчанием Хавандшита, по обыкновению, подчеркивал, с одной стороны, важность своих мыслей или разговоров с духами, с другой – суетность и мелочность любого дела,