Демон Жадности. Тетралогия - Юрий Розин

в обмен на гарантии, что ко мне и моему прошлому больше не будут прикасаться. Вечная неприкосновенность в обмен на корону.

План обретал форму. Риск был колоссальным. Игра с имперским агентом на его поле… но ставка была слишком высока, чтобы упускать шанс.

Я перебрал в уме все возможные варианты за те несколько минут, что оставались до одиннадцати. Подойти к Кабану напрямую — самоубийство. Предупредить охрану Бала — значит выдать себя и сорвать любую возможность повлиять на исход.

Попытаться вычислить его планы через других гостей — слишком долго и ненадежно. Оставался единственный путь — пройти по цепочке, которую сам же и обнаружил. Остаться поддельным кроликом до конца и посмотреть, куда это его приведет. Риск был чудовищным, но и потенциальная награда стоила того.

Ровно в одиннадцать я уже стоял у пятой колонны в «Зоне наслаждений», стараясь дышать ровно и не выдать внутреннего напряжения. Резные каменные узоры упирались в высокий потолок, отбрасывая глубокие тени. Здесь было немного тише, чем в основном зале, лишь изредка доносились приглушенные звуки из-за закрытых дверей.

Кобра появилась почти сразу, выскользнув из-за соседней колонны словно призрак. Ее маска, холодная и безжизненная, была повернута прямо на меня.

— Ну? — ее шепот был резким, нетерпеливым.

Я молча повторил жест, описанный «настоящим-поддельным» кроликом. Она кивнула, удовлетворенно.

— Хорошо. Иди в зону приватных комнат. Комната двадцать четыре. Там тебя ждет человек. Поменяешься с ним масками и вернешься сюда. Быстро и тихо.

— Понял, — кивнул я, уже разворачиваясь чтобы идти выполнять приказ.

— Стой, — ее голос остановил меня ледяным лезвием. — Я спросила тебя тогда, и ты не ответил. Откуда ты знал, что подойти нужно именно ко мне?

— Мне… сказали, — попытался я увильнуть, снова включая режим растерянного слуги.

— Кто сказал? — она сделала шаг ко мне, ее поза стала угрожающей. — Описывал меня? Называл меня «Коброй»? Где и когда была встреча? Во сколько? Он был один?

Ее вопросы сыпались градом, точными, выверенными ударами. Она не просто любопытствовала — она проверяла меня. И чем дольше я молчал, подбирая ответы, тем очевиднее становилось — она раскусила подмену.

Времени на раздумья не оставалось. Я мог попытаться бежать, но это поднимет тревогу. Мог попытаться соврать, но ее вопросы были слишком конкретны.

Я принял решение за долю секунды.

— Простите, я, кажется, забыл еще кое-что, — пробормотал я, делая шаг к ней, как будто чтобы прошептать что-то на ухо.

И в движении моего жеста, в махе руки, я активировал парализующую татуировку. Ее глаза за маской расширились, полные немого ужаса и ярости. Она попыталась дернуться, но мышцы не слушались. Она застыла на месте, как изваяние, лишь ее грудь судорожно вздымалась, пытаясь вдохнуть воздух, который больше не поступал в легкие.

Я аккуратно подхватил ее под руку, делая вид, что поддерживаю закружившуюся от шампанского даму. По счастью, вокруг никого не было.

— Все в порядке, сударыня? — громко спросил я, полный наигранной заботы, и поволок ее к выходу из зала.

У входа стояла охрана. Я поймал взгляд одного из них.

— Отведите ее в изолятор, подготовьте к допросу, — сказал я, приподнимая маску, демонстрируя свое лицо, которое все работники Бала уже должны были запомнить.

Охранники, привыкшие к подобным инцидентам на таких мероприятиях, кивнули без лишних вопросов и бережно приняли парализованную Кобру, уводя ее в сторону служебных помещений.

Я вытер воображаемый пот со лба и, не теряя ни секунды, направился вглубь лабиринта приватных комнат. Номера были выбиты на небольших бронзовых табличках. Двадцать четвертая была в самом конце коридора, в глухом, плохо освещенном углу.

Я остановился перед дверью, прислушиваясь. Из-за нее не доносилось ни единого звука.

Сердце колотилось ровно и гулко, как барабан перед атакой. Я поднес костяшки к дереву двери под номером двадцать четыре и постучал трижды — достаточно громко, чтобы быть услышанным внутри, но не чтобы привлечь внимание извне.

Из-за двери послышалось шарканье шагов, щелчок замка. Дверь приоткрылась, и в проеме возникла массивная фигура в маске гориллы. Я знал, кто скрывается под ней. Список гостей, заученный до мелочей, всплыл в памяти: принц Тиваль фон Амалис. Второй сын, маменькин любимчик.

Из всех трех претендентов он был для меня наихудшим вариантом. Он был бы просто марионеткой в руках королевы и ее советников. Его правление не принесло бы Амалису ничего, кроме застоя и интриг. Вывести его из игры было не просто необходимостью — это было удовольствием.

Глава 17

— Входи, — пробурчал он из-под маски, его голос был нарочито низким, но в нем слышалась знакомая нотка слабости.

Я переступил порог, дверь закрылась за моей спиной. Комната была такой же, как и та, где я допрашивал поддельного кролика: кушетка, пара стульев, приглушенный свет.

— Маску, — потребовал Тиваль, протягивая руку. — Быстро. И забирай мою.

Я сделал вид, что повинуюсь. Но вместо того чтобы снять ее, я резко шагнул вперед. Моя левая рука, сжатая в кулак, вонзилась ему в солнечное сплетение.

Воздух с силой вырвался из его легких с глухим, агонизирующим хрипом. Он сложился пополам, глаза за маской округлились от невыразимого шока и боли. Он не был Артефактором — его тело было слабым, изнеженным. Он даже не успел понять, что происходит.

Я не дал ему упасть. Пока он пытался судорожно глотнуть воздух, я активировал все ту же парализующую тату. Тонкие энергетические нити опутали его, сковывая мышцы. Он застыл в согбенной позе, беззвучно открывая и закрывая рот.

Теперь нужно было обезвредить его. Я сорвал с кушетки простыни — грубые, прочные. Схватил один из стульев и поставил его в центре комнаты. Затем взвалил обмякшее тело принца на стул и принялся связывать его.

Я делал это методично и с тщательностью, обматывая простыни вокруг его груди, рук, притягивая их к спинке стула, потом опутывая ноги и соединяя все в крепкий, неразрывный узел. Он уже не мог пошевелиться.

Я отошел на шаг, чтобы оценить свою работу. Идеально. Затем сел на край кушетки напротив него и замер, ожидая. Паралич должен был скоро отступить, оставив лишь удушающую боль в солнечном сплетении и полное непонимание происходящего.

Прошло несколько минут. Оклемавшись, он попытался дернуться, но тугие узлы даже не дрогнули.

— Принц Тиваль, — сказал я, и мой голос прозвучал мягко, почти любезно, сквозь фарфор маски кролика. — Простите за столь… нетрадиционное знакомство. Но время дорого. И у меня к вам всего два вопроса. Кто такой Кабан? И какой план вы, ваши брат и сестра, строили вокруг него? Отвечайте честно. От