Однажды орел… - Энтон Майрер

— Генерал, — крикнул Брэнд, — генерал, он ранен, Чейз!..

— Заряжай! — услышал он в ответ. — Быстро, заряжай!

Брэнд взглянул на генерала: тот внимательно смотрел в прицел, его широкое плечо было прижато к рычагу горизонтальной наводки. «Господи боже, — с восторгом и отчаянием подумал Брэнд, — верно говорят о нем: у этого человека нет никаких нервов». Он схватил снаряд. Головка снаряда была скользкой от крови. Кровь была повсюду: на постельных принадлежностях, на палаточных брезентах; она медленно стекала по медным гильзам. Снаряд выскользнул из его рук: он снова подхватил его, послал в казенник, закрыл затвор и крикнул фальцетом: «Товсь!» Затем схватил следующий снаряд, и еще, и еще. Озлобленный, охваченный гипнотическим бешенством, он с неистовством, не останавливаясь ни на секунду, заряжал пушку, и ее непрерывное грохотание заглушало все вокруг. «Вот им, вот им, сволочам!» — с яростью повторял он. Неожиданно помимо едких пороховых газов он почувствовал острый запах бензина. «Бензиновый бак! — пронеслось у него в голове. — Они попали в бензиновый бак. Кот сволочи! Если он взорвется сейчас, то…»

Брэнду угрожало столько опасностей, что он не ощущал ни одной из них; он двигался как бы вне их орбит, неуязвимый, и их угроза не пугала его. Ничто не могло зацепить его, сидящего на корточках, хватающего один за другим снаряды, ловко открывающего замок пушки и отдергивающего руку, чтобы не ударило при откате. Он был полностью поглощен безумным угаром своих действий и совершенно отключился от окружающей обстановки. Пушка стала для него одушевленным существом, а он сам — хорошо смазанным подающим механизмом. «К черту все рассуждения, — подумал он, — умереть здесь или где-нибудь еще, не все ли равно?» Однако эта мысль захватила его не полностью; она не коснулась его ярости, ритуала заряжания, который он выполнял с отчаянием, обливаясь потом.

Очередной выстрел. Генерал смачно выругался. Раздался оглушительный удар металла по щиту, за ним еще один, затем забушевало, заплясало красными языками пламя. «Горим! Все этот бензин», — со злостью подумал Брэнд. Он вскочил, зацепился за что-то ногой, свалился, снова поднялся на ноги, увидел генерала, который настойчиво пробирался сквозь огонь в заднюю часть джипа. «Ах да! Там ведь Чейз!» Брэнд бросился назад в жаркое нламя, ощупью подхватил Чейза под руки и, напрягая все силы, потянул грузное, неподвижное тело. Рукава на его рубашке загорелись. Генерал кричал ему что-то, но он ничего не слышал. Брэнд сильно рванул еще раз. Тело Чейза сдвинулось и упало на него сверху. Резким рывком Брэнд выбрался из-под Чейза и, корчась от ожогов, начал кататься по примятым кустам и листьям. Боль быстро распространилась по всей руке. Брэнд расстегнул пояс, сорвал с себя рубашку и отшвырнул ее прочь. Кто-то хлопал ладонями по его телу. Дэмон. Он хлопал его по ногам, и эти быстрые хлопки причиняли жгучую боль. Затем генерал, выкрикивая что-то, с трудом поставил его на ноги. Брэнд заковылял нетвердой походкой, качаясь, как под ударами бушующих волн прибоя. Потом они оба свалились в окоп, где сидел солдат, прижав к животу обе руки; он уставился на них ошеломленным взглядом. Брэнд закрыл глаза и снова открыл их. Его правая рука была обожжена, потемнела, кожа в нескольких местах обгорела и из ран сочилась слизь; кожа на шее тоже была обожжена. Но это терпимо. Подняв глаза, Брэнд увидел, что генерал внимательно смотрит на него. Лицо генерала было закопчено и блестело, как у кочегара, со лба стекала струйка крови.

— Как ты чувствуешь себя, Джо?

— Ничего, — гордо кивнул Брэнд в ответ.

— Надо было убраться от этих снарядов до того, как они начнут взрываться.

Брэнд безразлично посмотрел на джип, который был теперь охвачен пламенем; с его капота нелепо свисал ствол пушки. «Проклятые ожоги, — вяло подумал Брэнд. — Как болят обожженные места. Удивительный человек этот генерал, его хоть в топку на лопате сажай, в самое пекло, ему все как с гуся вода». Брэнд снова перевел взгляд на генерала и с удивлением увидел, что тот, держа в руках винтовку, припал к передней стенке окопа. Брэнд прополз вперед и поднял голову.

Недалеко от них возвышался танк, одно звено гусеницы у него было сорвано, и он, взрыхляя землю, продолжал елозить взад и вперед на уцелевшей гусеничной ленте. Левее, охваченный огнем, ярко пылал другой танк и еще два стояли неподвижно, из смотровых щелей водителя и артиллериста медленно курился дымок. Еще один танк уползал в джунгли, камуфлирующие ветки на нем раскачивались из стороны в сторону. «Господи! — подумал Брэнд, обводя все изумленным взглядом. — И это сделали мы: я и генерал. И Чейз».

В этот момент на танке с сорванной гусеницей откинулась крышка люка и из нее поднялся и застыл на месте человек: тощий японец с коричневой, пропитанной потом повязкой на лбу; он пугливо посмотрел вниз. «Почему он не прыгает? — удивился Брэнд. — Почему не убирается ко всем чертям?» В следующее мгновение танкист как бы переломился пополам, его тело повисло на люке, походившем на открытую консервную коробку из-под тунца; по броне гладкими блестящими струйками потекла его кровь. На танк между опорными катками со стороны поврежденной гусеницы вскочил человек с ярко-желтым шарфом на шее. Это был Крайслер. Брэнд видел, как он поднес руку ко рту; сверкнув на солнце, в воздух взлетела чека. Крайслер сунул гранату в люк и с силой захлопнул крышку, опустив ее прямо на тело убитого японца; затем он поспешно соскочил на землю. Раздался глухой, тяжелый удар, как от шутихи, которую сунули в жестянку из-под лярда. Изнутри танка чья-то рука приподняла крышку вверх примерно на фут или немного больше, затем медленно опустилась и исчезла.

Поддерживая обожженную руку, Брэнд осмотрелся вокруг. Уцелевший танк скрылся в зарослях. У ближнего конца просеки и дальше к берегу продолжали рваться снаряды. На открытом месте рядом с их окопом санитар, опустившись на колени, перевязывал Чейза. Дэмон разговаривал с сержантом-пулеметчиком. Джип все еще горел ярким пламенем, так же как и крайний к востоку танк. Брэнду показалось, что он все это время проспал, или нет, скорее, был заколдован и только что очнулся. Голова ужасно болела, в ушах по-прежнему стоял звон, малейшее движение руки вызывало нестерпимую боль. Но больше всего ему хотелось пить. Хоть бы глоток воды! Он потянулся было за одной из своих фляжек, но вспомнил, что сбросил их вместе с поясным ремнем, и перевел взгляд на джип; мысль о необходимости подняться на ноги и идти туда была невыносимой. Его штанина еще дымилась; он лениво похлопал по тлеющей ткани и попытался смочить языком потрескавшиеся губы.

— Вот, на, — предложил Дэмон, протягивая ему фляжку. Брэнд благодарно кивнул, прижал наполненный до краев металлический сосуд к губам и почувствовал, как прохладная жидкость течет в рот, в глотку, медленно, равными порциями попадает в желудок. Вода из корабельных цистерн; теперь им не скоро удастся попить такую воду. Брэнд возвратил фляжку генералу, тот тоже сделал несколько глотков и сказал:

— Ну и здорово же нам досталось.

— Да, действительно, досталось, генерал… — Никогда в жизни Брэнд не чувствовал себя таким обессиленным. Ему казалось, будто из него выпустили весь его пыл и решимость, до последней капли, как кровь из того вон японского танкиста; она все еще обильно струилась по бронированному борту, заливая нарисованный на стали номер.

— Ей-богу, генерал, — вяло пробормотал Брэнд, — не хотелось бы мне пережить еще хоть один такой день.

— Мне тоже, Джо, — ответил Дэмон.

Брэнд с изумлением обнаружил, что руки у генерала трясутся так, что он с трудом завинтил пробку фляжки.

Капитан Ваучер дал сигнал: слегка помахал вытянутой вперед левой рукой, как бы похлопывая ею по воздуху; Один из солдат, пригнувшихся за гребнем скалы у обрыва, перебежал на несколько шагов вперед. Сержант Джексон, автомат которого лежал на каменном барьере в готовности, сказал что-то Ваучеру, но так тихо, что Притчард ничего не мог разобрать. Он вытер рукой потное лицо. Гребень скалы уходил от них в обе стороны по такой правильной кривой линии, что создавалось впечатление, будто это театр на открытом воздухе, а сценой являются несколько небольших холмиков в середине. Ярусы театра и сцена были сложены из ослепительно белого камня, а в воздухе стояла густая пыль. В нескольких местах скалы ощетинились колючими кустами, похожими на низкорослые, чахлые деревья. «Соляные кони» — так назвали солдаты это место. Почти все сидели, скорчившись за каменными гребнями и кучами камней, и внимательно всматривались вверх на отвесный обрыв, который был усеян дырами, похожими на уродливые черные пасти. Некоторое время единственным слышимым звуком было громыхание пятидесятипятигаллонных топливных бочек, перекатываемых по платформе бронетранспортера.