Сто лет одного мифа - Евгений Натанович Рудницкий

В любом случае он меня надежно прикрывает!» Уже на старости лет она сообщила в телеинтервью: «…он хотел, чтобы новая постановка Парсифаля непременно состоялась в 1934 году, но как же мы, несчастные, должны были это сделать!!!!» Она поведала и о том, что в качестве сценографа Гитлер порекомендовал ей давно руководившего Венской промышленно-художественной школой легендарного венского иллюстратора, театрального декоратора и дизайнера Альфреда Роллера. Гитлер был настолько тактичен, что высказал свою рекомендацию в форме предположения: «Не могли бы Вы доверить постановку Парсифаля Альфреду Роллеру?»

Это была в самом деле необычайно плодотворная идея, поскольку, будучи уже известным художником (какое-то время он даже возглавлял Венский сецессион), Роллер сделал карьеру сценографа в Венской опере, куда Густав Малер пригласил его для реализации своей оперной реформы. В то время юный Гитлер, собиравшийся поступать в Венскую академию искусств, имел возможность познакомиться с его сценическим оформлением Валькирии, Дон Жуана, Свадьбы Фигаро и Фиделио; кроме того, собираясь в Вену, он привез Роллеру рекомендательное письмо, которое, однако, так и не решился ему показать. Уже после смерти Малера Роллер прославился своими декорациями к премьерной постановке Кавалера розы Рихарда Штрауса в Дрездене. Эта сценография стал классической и даже типовой, была перенесена в Вену, и там Гитлер также имел возможность с ней познакомиться.

Понятно, что идея фюрера воодушевила и Титьена. Винифред рассказывала: «Титьен, разумеется, пришел в восхищение и также высказался в пользу Роллера. Единственное, что я о нем знала, – это очаровавшие меня декорации к Кавалеру розы». Поэтому она не стала терять времени и написала Роллеру, что сможет взять на себя ответственность «только в том случае, если эта новая постановка будет осуществлена в духе нашего времени, с применением самых современных технических и визуальных возможностей и в строжайшем соответствии с пожеланиями Мастера». Иными словами, оформление должно было быть традиционным, но выглядеть современно. Судя по всему, согласие Роллера было получено довольно быстро, потому что вскоре с ним списался Титьен, пригласивший его в Байройт для ознакомления со сценическими возможностями Дома торжественных представлений, а также в Берлин, где его хотел принять фюрер.

Однако их встречу пришлось отложить, поскольку в конце года Гитлер был сильно занят. В это наполненное ожиданиями время Винифред удалось забрать Фриделинду в Берлин. Той осенью в окрестностях Хайлигенграбе было зафиксировано несколько случаев полиомиелита, и из-за объявленного карантина воспитанниц не отпустили на каникулы. Поэтому Винифред сама приехала в монастырь и уговорила настоятельницу, чья судьба теперь во многом зависела от подруги фюрера, отпустить девушку в столицу, где та смогла бы встретиться с братьями и сестрой и походить по театрам. В числе прочего Фриделинда слушала в Берлинской государственной опере Кармен Бизе, Сицилийскую вечерню Верди, Палестрину Пфицнера, Кавалера розы Штрауса и, разумеется, скандального Тангейзера. Дирижировавший премьерой Клемперер уже уехал, но постановщика Юргена Фелинга Титьену удалось вывести из-под удара, и он продолжил свою деятельность. Она побывала с братьями и сестрой также на балетных постановках, в варьете и в драматических театрах – на Стакане воды Скриба и Пигмалионе Бернарда Шоу, посещала музеи. Фриделинда была по-прежнему увлечена Максом Лоренцем и, несмотря на настоятельные предупреждения матери и Титьена, продолжала надеяться, что ради нее он бросит жену, которую она вообще не желала принимать во внимание, полагая, что эта еврейка ему не пара. Ее не мог переубедить даже Титьен, уверявший, что Лоренц скорее уедет из страны, чем бросит свою жену, выполнявшую при нем, в частности, обязанности театрального агента. Потом Фриделинда вернулась в пансион, а на Рождество ее уже отпустили на каникулы домой.

В конце года, когда Винифред как никогда требовалась поддержка Гитлера, он снова оказался для нее недоступен. Лизелотте писала родителям: «Для нас все еще загадка, кто в этом году придет в театр; за границей не чувствуется никакого движения, получены устные и письменные подтверждения на покупку 2500 билетов (каждый спектакль = 1600 билетов), просто жалкое число. Ничего не слышно также об освобождении от налогов и о других приятных вещах. Мы даже рассматриваем возможность прикрыть на это лето лавочку». Не было ничего слышно и о выделении необходимых субсидий на новую постановку Парсифаля. Положение стало выправляться только после Нового года. Во второй половине января 1934 года Винифред удалось встретиться с Гитлером, и тот снова пообещал помочь ей с распространением билетов и субсидировать новую постановку. Лизелотте радостно сообщила родителям: «Ну да, теперь все происходит так, как она и хотела: в самый отчаянный момент (а бедная госпожа действительно уже едва сохраняла самообладание) снова пришла поддержка». Больше всего Винифред радовалась тому, что выделение субсидий не было увязано с ее вступлением в Имперскую палату по делам театра: «Наконец Парсифаль обновится и мы получим деньги. Но самое лучшее в данном случае то, что фюрер продолжает сохранять нам верность, и нам не придется терпеть вмешательство Третьего рейха».

Титьен был готов вызвать Роллера на переговоры немедленно, но в начале года у Гитлера не было времени для встречи с ним, а 12 февраля анархисты и социалисты устроили в Линце антиправительственный мятеж, который сразу же перекинулся в Вену. В результате Роллеру удалось выехать в Германию только 22 февраля – после того, как мятеж был подавлен. Прежде всего он прибыл в Байройт, где посетил Дом торжественных представлений и познакомился с членами семьи Вагнер. К сожалению, ничего не известно о том, общался ли он с Виландом, для которого эта встреча могла бы представлять наибольший интерес, однако краткую заметку о ней оставил в своих мемуарах болевший в то время Вольфганг: «Он очень доходчиво рассказал мне о смысле, целях и изменениях в сценографии. Для меня было важно узнать, что при создании декораций нужно прежде всего обращать внимание на установку трехмерных элементов, производящих совсем не то впечатление, какое дает двумерная картина. Поскольку изначально Роллер был живописцем, он лучше других знал, что сценография подчиняется совершенно иным законам. Поработать в Байройте Роллера просил еще мой отец, но в то время Роллер из скромности отказался. Поскольку Винифред подкрепила свое приглашение настойчивой просьбой Гитлера, отказаться уже было нельзя».

В Байройте Роллер общался также с тетушками Евой и Даниэлой, которые старались перетянуть его на свою сторону в вопросе о постановке Парсифаля, и у художника, чье здоровье в то время и так оставляло желать лучшего, эта встреча отняла массу сил. Возможно, эту встречу специально организовала для него Винифред, которой было важно, чтобы сценограф понял, с каким сопротивлением любым новшествам ей приходится сталкиваться даже внутри семьи. Затем Роллер отправился