Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект - Яков Ильич Корман

лесу, а в «Горизонте» лирический герой едет по шоссе, власть же стреляет по нему «из кустов», то есть из того же леса.

И еще несколько сходств между этими песнями: «Поставив на нас, улюлюкают ведьмы, / Сокрывшись в кустах у шоссе» = «Условия пари одобрили не все <…> Условье таково: чтоб ехать по шоссе <…> Но из кустов стреляют по колесам!» («поставив на нас» = «пари»; «в кустах» = «из кустов»; «у шоссе» = «по шоссе»).

Как видим, враги главных героев ведут себя одинаково — прячутся в придорожных кустах (а сами герои в обоих случаях едут на машине: «К чему им бега, вот мы едем в “Победе”, / И лес перед нами в спокойной красе» /2; 372/ = «Наматываю мили на кардан / И еду параллельно проводам» /3; 137/). Поэтому и в «Моей цыганской» (1967) лирический герой скажет: «Вддль дороги — ллс густой / С (то

есть с теми же ведьмами и «чертями-дьяволами» и с той же нечистью из «Песни Соловья-разбойника и его дружков»: «Да и на большой дороге / Вволюшку побезобра-зим!»). А в «Сказке о несчастных лесных жителях» (также — 1967) alter ego автора, выступающему в образе Ивана-дурака, тоже придется оказаться в лесу и вступить в борьбу с «бабами-ягами»: «Началися его подвиги напрасные — / С баб-ягами никчемушная борьба». Вот еще несколько общих мотивов между этими песнями, подтверждающих тождество ситуации и тезис о том, что Иван-дурак — это авторский двойник: «Всё сверкает, как зарница» = «В сон мне — желтые огни»; «На душе тоскливо стало / У Ивана-дурака» = «Эй! Тоска! Повремени» (АР-4-34); «На горе стояло здание ужасное» = «Я — на гору впопыхах»; «На краю края земли <.. > стояло здание ужасное» = «А в конце дороги той — / Плаха с топорами».

Неудивительно, что «Сказка о несчастных лесных жителях» содержит многочисленные сходства и с «Горизонтом», поскольку в обоих случаях герои хотят добраться до края земли: «На краю края земли <…> Добрый молодец Иван решил попасть туда» = «Мой финиш — горизонт, а лента — край земли»; и демонстрируют свою решимость: «Я докончу дело, взявши обязательство!» = «Я должен первым быть на горизонте! I Условия пари одобрили не все…». Однако их враги играют нечестно: «Ах ты, гнусный фабрикант! <.. > Девку спрятал, интриган!» = «Кто вынудил меня на жесткое пари, I Нечистоплотны в споре и расчетах!». Поэтому они представлены в виде нечистой силы: «Началися его подвиги напрасные — I С баб-ягами никчемушная борьба» = «А черти-дьяволы, вы едущих не троньте!» (АР-11-121). Кроме того, «Ка-щей бессмертный грубое животное I Это здание поставил охранять», а лирическому герою на шоссе попадаются «и черные коты, и злые люди» (АР-3-116).

Для достижения своей цели и «добрый молодец Иван», и лирический герой прилагают все силы: «Но, однако же, приблизился — дремотное I Состоянье превозмог свое Иван» = «Я снова трачу всё на приближенье» (АР-3-112).

Но если Иван сумел пробраться в «здание ужасное», то лирический герой осознал, где горизонта ему достичь не удастся: «Должно быть, это вечное движенье!».

Что же касается «Погони», то ее продолжает вторая серия — «Чужой дом», — также имеющая сходства с «Песней-сказкой про нечисть»: «Много всякого народу погубил дремучий лес» (АР-11-4) = «А хозяин был, да видать, устал: I Сколько душ погубил да с деньгой сбежал» (АР-8-23). Похожий образ правителя встречается в черновиках стихотворения «В царстве троллей — главный тролль…» и «Песни о вещем Олеге»: «Скольких подданных забил» (АР-4-55), «Потом своих подданных в Днепр загонял» (АР-8-93). В свою очередь, конструкция в Днепр загонял напоминает «Странную сказку»: «А в тридцатом полководцы I Все утоплены в колодце».

Если в «Песне-сказке про нечисть» действие происходит в дремучем лесу, то «чужой дом» находится во тьме.

Про нечисть сказано: «Пили зелье в черепах, ели бульники, I Танцевали на гробах богохульники. <.. > Билась нечисть грудью в груди», — а обитатели «чужого дома» говорят о себе: «Да еще вином I Много тешились, I Разоряли дом, I Дрались, вешались». Такая же картина наблюдается в «Смотринах»: «Ох, у соседа быстро пьют! <.. > Потом пошли плясать в избе, I Потом дралйсь не по злобе I И всё хорошее в себе I доистребили» («пили зелье в черепах» = «вином много тешились» = «быстро пьют»; «билась» = «дралйсь» = «дрались»; «танцевали» = «пошли плясать»).

В «Чужом доме» действие происходит в доме, а в «Смотринах» — в избе, поэтому совпадает вся обстановка: «И дочь — невеста — вся в прыщах» = «Скисли душами, опрыщавели»; «На сто рублей гостей одних <.. > Уже невеста брагу пьет тайком»[1034] [1035] = «Гости тешились — брагу вынули» (АР-8-25); «Меня схватили за бока I Дра здоровенных паренька — I И сразу в зубы: “Пока, пока I Не погубили!”» (АР-3-60) = «Своротят скулу — гость непрошеный» (а погубили лирического героя уже в «Серебряных струнах»: «Загубили душу мне, отобрали волю…»).

Кроме того, отголосок образа хозяина «чужого дома», который «двух гостей убил да с деньгой сбежал» I4; 437I, присутствует и в основной редакции песни: «И припадочный малый — придурок и вор — I Мне тайком из-под скатерти нож показал».

Этот «припадочный малый», угрожающий ножом, очень напоминает центрального персонажа стихотворения «Вооружен и очень опасен» (1976): «Психозом, завистью, ножом I Он до зубов вооружен» (АР-6-183)824, - а также шулеров из песни «У нас вчера с позавчера…»: «И на них находит псих — зубы лязгают у них» (АР-6-73). Причем если «припадочный малый» назван придурком, то про того, кто «вооружен и очень опасен», сказано: «Он глуп — он только ловкий враль» I5; 421I. Очевидно, что во всех этих случаях мы имеем дело с одним и тем же образом персонифицированной власти.

Впервые же с ситуацией, напоминающей «чужой дом», лирический герой столкнулся в раннем стихотворении «Есть здоровье бычее…» (конец 50-х): «Не беседа и не спор. / Нет! — не вышел разговор»[1036] [1037] [1038] = «И затеялся смутный, чудной разговор»; «Ведь поближе желаю к народу я!» = «Лошадей заморил, очень к людям хотел» (АР-8-25); «Из Москвы я к вам ехал, / Добирался, кроме смеха, / Паровозом, машиной, подводою!» = «Я коней заморил, от волков ускакал».

Однако «простой народ» демонстрирует к нему презрение: «А крестьяне стоят, ухмыляются» = «Испокону мы — / В зле да шепоте». Поэтому герой констатирует: