Сёгун - Джеймс Клавелл

Вдвоем они вытащили камень из грязи. Уо шепнул тревожно:

– Мура-сан, что, если святой отец спросит об оружии?

– Скажи ему. И еще добавь, что мы готовы – вся деревня.

Глава 42

Они добрались до Ёкосэ в полдень. Бунтаро уже перехватил Дзатаки накануне вечером и, как и приказал Торанага, встретил его с подчеркнутой официальностью.

– Я просил его стать лагерем за деревней, к северу от нее, господин, пока не будет подготовлено место встречи, – доложил Бунтаро. – Она пройдет здесь после полудня, если вам так захочется. – И он добавил: – Думаю, час козы будет самым удачным.

– Хорошо.

– Он хотел встретиться с вами вечером, но я отказался. Сказал, что вы «почтете за честь» повидаться с ним сегодня или завтра, на его усмотрение, но не после того, как стемнеет.

Торанага что-то буркнул в знак согласия, но не слез со своей взмыленной лошади. Он надел в дорогу нагрудник, шлем и легкие бамбуковые доспехи, как и сопровождавшие его самураи. Великий даймё еще раз внимательно огляделся. Место было выбрано удачно: засаду устроить негде, на значительном удалении ни домов, ни деревьев, способных служить укрытием лучникам или стрелкам с мушкетами. Ровная пустошь к востоку от деревни, на некотором возвышении. Западные, северные и южные подступы защищены домами и деревянным мостом, перекинутым через быструю речку. В узких местах поток изобиловал водоворотами и подводными камнями. Восточнее, за Торанагой и его усталыми, потными спутниками, дорога круто взбиралась к перевалу через хребет, скрытый туманом, в пяти ри отсюда. Повсюду вокруг вставали горы, среди них попадалось немало вулканических пиков, по большей части терявшихся за облаками. В центре пустоши возвели помост на низких столбиках, рассчитанный на двенадцать татами. Над ним устроили высокий тростниковый навес. За всем этим ощущалась добротная, неторопливая работа плотников. На татами друг против друга лежали две парчовые подушки.

– Я поставил людей там, там и там, – продолжал Бунтаро, показывая луком на все скалы, с которых хорошо просматривалась округа. – Вы можете обозревать окрестности на много ри во все стороны, господин. Мост и деревня надежно охраняются. Пути отступления на восток под контролем верных людей. Конечно, мост перекрыт часовыми, и я оставил «почетную стражу» – сто человек – в его лагере.

– Господин Дзатаки сейчас там?

– Нет, господин. Я выбрал для господина Дзатаки и его приближенных постоялый двор на северной окраине деревни, достойный их ранга, и пригласил понежиться в бане. Это уединенное, безопасное место. Я предполагал, что вы отправитесь на воды в Сюдзэндзи завтра и он будет вашим гостем. А это ваш постоялый двор, господин. – Бунтаро указал на скопление аккуратных одноэтажных построек у края пустоши, откуда открывался самый красивый вид. Рядом из скалы бил горячий источник, наполнявший естественное углубление в камне. Перед приютом странствующих на коленях стояла кучка людей, низко склонивших головы. – Это староста и старейшины деревни. Я подумал, вдруг они потребуются вам сразу же по приезде.

– Позже.

Лошадь Торанаги устало заржала и вздернула голову, звякнув удилами. Он успокоил животное и, окончательно удостоверившись, что место безопасное, сделал знак своим людям, а затем спешился. Один из самураев Бунтаро подхватил поводья – подобно своему предводителю и товарищам, он был в доспехах, вооруженный и готовый к бою.

Торанага с удовольствием потянулся и с хрустом расправил конечности, стараясь унять боль в сведенных судорогой спине и ногах. Весь путь от Андзиро он проделал одним форсированным маршем, останавливаясь только для замены лошадей. Обоз под командой Оми – паланкины и носильщики – все еще плелся далеко позади, петляя по дороге, спускавшейся с перевала. Проселок, выбегавший из Андзиро, сначала змеился вдоль побережья, потом разветвлялся. Они выбрали путь, ведущий вглубь полуострова, и упорно двигались через девственные леса, богатые дичью; справа от них маячила гора Омура, слева – хребет Амаги, вулканические пики которого вздымались почти на пять тысяч футов. Езда взбодрила Торанагу: наконец какое-то дело! Часть пути проходила через места, как нельзя лучше подходящие для соколиной охоты, и он пообещал себе поохотиться по всей Идзу.

– Хорошо, очень хорошо, – одобрил он, наблюдая деловую суету, – ты все прекрасно устроил.

– Если хотите оказать мне милость, господин, позвольте разделаться с господином Дзатаки и его людьми немедленно.

– Он оскорбил тебя?

– Нет, напротив, его манеры достойны придворного, но флаг, под которым он прибыл, – это флаг измены.

– Терпение. Сколько я должен повторять? – произнес Торанага, но не очень сердито.

– Боюсь, всю жизнь, господин, – мрачно ответил Бунтаро. – Прошу вас, извините меня.

– Ты был ему другом.

– Он и у вас ходил в союзниках.

– Он спас тебе жизнь в Одаваре.

– Тогда мы воевали на одной стороне, – уныло возразил Бунтаро, потом взорвался: – Как он мог так поступить с вами, господин?! Ваш собственный брат! Разве вы не любили его, не сражались на одной стороне? Всю жизнь?

– Люди меняются. – Торанага перенес внимание на помост. Со стропил навеса ниспадали изысканные шелковые драпировки, украшавшие сооружение. Кисточки из парчи, в тон подушкам, образовывали нарядный бордюр, кисти покрупнее украшали четыре угловых столба. – Слишком богато и придает нашей встрече излишнюю важность, – заметил даймё. – Сделайте попроще. Долой драпировки, кисти, подушки! Верните их торговцам, а если те не захотят возвращать деньги, продайте все добро сами. Положите четыре подушки – не две, причем простых, набитых соломой!

– Слушаюсь, господин.

Взгляд Торанаги остановился на источнике. Горячая сернистая вода с шипением вырывалась из расщелины в скале. Тело просилось в ванну.

– А христианин? – спросил он.

– Что?

– Цукку-сан, христианский священник?

– А, этот! Он где-то в деревне. Ему запрещено появляться здесь без вашего разрешения. Он сказал что-то о том, что хотел бы повидать вас, когда вам будет удобно. Хотите принять его прямо сейчас?

– Он один?

Бунтаро скривил губы:

– Нет. Его сопровождают двенадцать человек, с тонзурами, как у него. Все с Кюсю, господин, сплошь благородного происхождения, самураи. На хороших лошадях, но без оружия. Я их обыскал. Тщательно.

– И его?

– Конечно. Его тщательнее, чем всех остальных. Среди его клади обнаружилась клетка с четырьмя почтовыми голубями. Я их изъял.

– Хорошо. Прикончи их! Случается, что неумелые самураи сворачивают птицам голову. Нечаянно. Так что извинись, ладно?

– Я понял. Вы хотите, чтобы я послал за ним прямо сейчас?

– Позже. Я увижусь с ним позже.

Бунтаро нахмурился:

– Мне не следовало его обыскивать?

Торанага покачал головой, рассеянно оглянулся на хребет и задумался. Потом велел:

– Пошли пару человек, которым мы можем доверять. Пусть понаблюдают за мушкетным полком.

– Я уже сделал это, господин. – Лицо Бунтаро осветилось довольной улыбкой. – И у господина Ябу в личной охране есть несколько пар наших глаз и ушей. Он не сможет и пукнуть без того, чтобы мы об этом не узнали, если вы захотите.

– Хорошо.

Вдали из-за поворота извилистой дороги показалась головная часть обоза. Торанага разглядел три паланкина. Оми ехал верхом впереди, как и было приказано. Андзин-сан гарцевал рядом с ним, столь же непринужденно держась в седле.

Даймё повернулся к обозу спиной:

– Со мной выехала твоя жена.

– Да, господин.

– Она просила разрешения наведаться в Осаку.

Бунтаро посмотрел на него, но ничего не сказал. Потом оглянулся на едва различимые фигуры.

– Я ей разрешил – при условии, конечно, что ты также дашь согласие.

– Если вы разрешили, господин, я тоже согласен, – объявил Бунтаро.

– Я могу позволить ей ехать сушей из Мисимы или отправиться в Эдо, а оттуда морем до Осаки с Андзин-саном. Он согласился взять на себя такую ответственность, если ты разрешишь.

– Морем было бы безопасней, – вяло отозвался Бунтаро.

– Все зависит от того, что за сообщение привез Дзатаки. Если Исидо объявляет мне войну, я должен буду запретить поездку. Если нет, твоя жена может выехать завтра или через день. При условии, что ты не против.

– Что бы вы ни решили, я согласен.

– Сегодня после обеда передай свои обязанности Нага-сану. У тебя будет время помириться с женой.

– Прошу извинить меня, господин. Я бы хотел остаться с моими людьми. Позвольте мне остаться с ними до вашего отъезда.

– На сегодняшний вечер передай свои обязанности моему сыну. Ты и твоя жена присоединитесь ко мне перед ужином. Вы остановитесь в гостинице. Помиритесь!

Бунтаро потупился, потом выдавил из себя:

– Да, господин.

– Вам приказано помириться, – повторил Торанага. Он хотел добавить: «Почетный мир лучше войны, так ведь?» Но это было неверно и могло втянуть его в длинные философские споры, а он устал и не хотел спорить – только принять ванну и отдохнуть. – А сейчас приведи старосту!