Круглый год с литературой. Квартал четвёртый - Геннадий Красухин

Последним мужем Екатерины Александровны был И.С. Богданович – сын расстрелянного царского генерала, бывший актёр, ставший заведующим приёмной канцелярии Патриарха Пимена.

В 1918 году ВЧК изъяла живописную коллекцию, принадлежавшую Мещерским. Говорят, что там было тондо (барельеф, картина круглой формы) «Мадонна с младенцем», которое, как полагают, принадлежало кисти Боттичелли. В настоящее время это тондо находится в Пушкинском музее.

Но чекисты не нашли рубиновых серёг, которые мать невесты Пушкина Натальи Николаевны подарила ей на свадьбу.

Наталья Ивановна – тёща Пушкина была сумасбродным человеком. Что-то ей не понравилось, и она отняла у дочери эти серьги. Отдала ли она их Марии Мещерской – жене старшего брата Натальи Николаевны Пушкиной? Той Марии, что стала владелицей гончаровского Яропольца? Скорее всего. Потому что последняя владелица Яропольца Елена Борисовна Мещерская-Гончарова эти серьги получила именно от Марии Мещерской.

А у Елены Борисовны детей не было, она отдала серьги матери Екатерины Александровны, о которой мы ведём сейчас речь, которая и получила их в подарок от мамы к 16-летию.

Дальше предоставим слово беседующим с ней известному журналисту Феликсу Медведеву:

«– Но как же вы смогли сохранить такую реликвию? Ведь чтобы заработать на хлеб, вы после революции работали швеёй!

– Так и сохранила. Мне, ещё девчонкой начавшей кормиться собственным трудом, незнакома алчность к вещам. Пожалуй, мы с мамой особенно тяжело переживали лишь в тот день, когда у нас реквизировали портрет отца работы Карла Брюллова. Кстати, сейчас он находится в Киеве в Русском музее, а бронзовый бюст отца, сделанный Паоло Трубецким, – в запасниках Третьяковской галереи. Единственную реликвию семьи Мещерских, с которой я не расставалась и, несмотря на нужду и голод, хранила и даже носила, это «пушкинские серьги». Я думала, что перед смертью передам их народу, как и всё, что у нас было, но, как говорится, «земля приглашает, а Бог не отпускает». Я так тяжело больна и слаба, что превратилась в беспомощного инвалида. По правде сказать, мне никогда не хватало пенсии, так как при моём больном сердце, а тем более после того как я сломала шейку правого бедра, а позже и левого, без такси я никуда. Вот почему сейчас, на пороге могилы, я вынуждена расстаться с этой, – Екатерина Александровна отчётливо произнесла, – реликвией».

Интервью довольно длинно. Хотя и содержит много интересных вещей. Медведев сумел донести сведения о бесценных серьгах до Александра Николаевича Яковлева, который рассказал о них Раисе Сергеевне Горбачёвой.

Серьги были помещены в коллекцию литературного музея А.С. Пушкина.

Екатерине же Александровне была назначена персональная пенсия союзного значения, имея которую, она полностью отдалась своему любимому делу: писала мемуары.

Она оставила очень интересные воспоминания о своей жизни, написанные хорошим литературным языком. Они были изданы в России и за рубежом. Основные произведения «Отец и мать», «Детство золотое», «Годы учения», «Конец «Шахерезады», «Рублёво», «Змея», «История одного замужества», «История одной картины», «Однажды».

Умерла Екатерина Александровна Мещерская 23 декабря 1994 года (родилась 4 апреля 1901 года).

О Фаине Марковне Квятковской, родившейся 23 декабря 1914 года, очень хорошо написал некогда Андрей Мальгин, который, будучи главным редактором журнала «Столица», беседовал с ней. Передаю ему слово:

«Фаину Марковну Квятковскую, сухонькую, маленькую ленинградскую старушку, было найти не так просто. Она не только в просторах пятимиллионного города, но и в собственной квартире, казалось, могла бы затеряться безвозвратно. «Собственной» – слишком громко сказано, ибо занимает Фаина Марковна лишь две небольшие комнаты в огромной коммуналке на улице Салтыкова-Щедрина, причём вторая комната завоевана с боем относительно недавно.

Фаина Марковна – композитор и поэт. До войны она была довольно известным человеком в Польше, о чём свидетельствуют чудом сохранившиеся после гитлеровского гетто и советской ссылки газетные вырезки, афишки, программки, фотографии. Всё это хозяйство давно пожелтело, рассыпается в руках, но для Фаины Марковны – это единственное богатство.

Её псевдоним был таким: Фанни Гордон. В 1931 году она написала две песни, которые и до сих пор известны во всем мире: это танго «Аргентина» и фокстрот «У самовара». Нас интересует вторая.

Помните: «У самовара я и моя Маша…»? Песня была написана для варшавского кабаре «Морское око», что на углу Краковского предместья и Свентокшиских аллей (оно и до сих пор существует, только под другим названием). Собственно, сначала Фанни написала только музыку, а автором текста (польского, естественно) был Анджей Власт, владелец этого кабаре. Фаина Марковна сохранила выполненный в типографии клавир 1931 года, где чётко, чёрным по белому, обозначены авторы этой песни. Вся Польша пела:

Pod samowarem, siedzi moda Masza

Ja mowie: tak, a ona mowi: nie!

В один прекрасный день к Фанни пришли два вежливых немца – представители фирмы «Полидор». Они заключили с ней контракт на выпуск пластинки с «Машей» и «Аргентиной», но, по условиям контракта, песенки должны были исполняться на русском языке, так как пластинку предполагалось распространять в Риге, где русский язык имел большее хождение, чем польский.

А надо сказать, что родилась Фанни в Ялте и полькой была лишь по отчиму. Так что с русским текстом она справилась быстро. Короче, пластинка была записана и в 1933 году уже продавалась в Риге. Вновь подчёркиваю: пластинка сохранилась, и на ней обозначен автор музыки и слов – «Ф. Гордон». А вскоре из-за железного занавеса, из сталинской России в Польшу Пилсудского, поступил первый сигнал: с песней «У самовара я и моя Маша…» происходят странные вещи. Фаина Марковна показала мне вырезку из газеты «Курьер Варшавски». Корреспондент С. Вагман сообщал в статье «За красным кордоном»:

«Самый большой шлягер в летнем театре в парке – некий фокстрот, который уже несколько месяцев является «гвоздём» всех танцевальных площадок, кафе, ресторанов, клубов, а также репродукторов на вокзалах, в парикмахерских и т. д. Фокстрот этот… польская песенка Власта «Под самоваром» в русском переводе под названием «Маша».

Если бы существовала литературная и музыкальная конвенция между Польшей и Советским Союзом, пожалуй, самыми богатыми на сегодняшний день людьми в Польше были бы Власт и Фанни Гордон.

Сотни тысяч советских граждан напевают сегодня с утра до вечера песенку Власта. Ее здесь считают оригинальной русской песней…»

А случилось вот что: в феврале 1934 года джаз-оркестр Леонида Утёсова записал на пластинку (по образцу, привезенному из Риги) песню «У самовара». Пластинка эта, представьте себе, тоже сохранилась у коллекционеров. И знаете, что указано на выходных данных этого бестселлера? «Обработка Л. Дидерихса – слова В. Лебедева-Кумача». Так вот кто – получил те миллионы, которые не попали к Фаине Марковне. Утёсов оказался умнее – он ограничился исполнительским гонораром. А вот Кумачу – в качестве взятки, что ли? – подсунул не принадлежащие ему деньги за написанный не им текст.

«Фаина Марковна, – спросил я у неё, – что же вы так долго молчали, что же не делали попыток восстановить свои права на эту песню? Она ведь до сих пор исполняется, до сих пор выходит на пластинках». «Я боялась», – ответила мне старушка.

В 1945 году они с матерью переехали в Советский Союз, как они считали, на родину. Родина встретила их неприветливо: пришлось скитаться из города в город, едва хватало на пропитание. Джаз-ансамбль Калининской областной филармонии, которым она руководила, был разогнан, музыканты были репрессированы. Борьба с орденоносным Лебедевым-Кумачом была бы самоубийством. И всё же, когда великий песенник советской эпохи умер, Фаина Марковна предстала перед очами Утёсова. Тот долго ахал, обещал разобраться, восстановить справедливость. Увы, она была восстановлена только в 1979 году, когда из фирмы «Мелодия» пришло письмо:

«В связи с письмом СЗО ВААП о защите имущественного права и авторского права на имя т. Квятковской Ф. М. Управлением фирмы «Мелодия» дано указание Всесоюзной студии грамзаписи начислить причитающийся т. Квятковской Ф. М. гонорар за песню «У самовара», а также исправить допущенную в выходных данных песни ошибку… Генеральный директор П. И. Шабанов».

А знаете, сколько начислили «причитающегося» Ф. М. Квятковской гонорара?

Девять рублей (квитанцию о почтовом переводе я видел).

Из интервью газете «Московский комсомолец»:

«Я, знаете, человек непритязательный. Видите, у меня даже пианино нет. Хотя в своё время могла бы, наверное, на одном «Самоваре» заработать миллион. Но у меня тогда и в мыслях не было, что есть какие-то формальные вещи. Поют «У самовара» – ну и хорошо. А на фирме «Мелодия», видимо, не очень-то интересуются, кто истинный создатель того или иного произведения».