Главная тайна горлана-главаря. Ушедший сам - Эдуард Филатьев

А 15 апреля 1937 года был неожиданно понижен в должности (став всего лишь начальником 4-го отдела ГУГБ НКВД СССР) всесильный Яков Агранов.

За что? Что случилось с любимчиком Сталина?

Обратим внимание на дату увольнения Агранова с постов первого заместителя наркома внутренних дел и начальника Главного управления государственной безопасности – случилось это в четверг 15 апреля. А накануне исполнилось ровно семь лет со дня самоубийства Владимира Маяковского, которого, как мы помним, по распоряжению Сталина Николай Ежов стал возвеличивать. Внезапное понижение в должности неловка, который помогал Сталину искать и наказывать убийц Кирова, человека, который жил в Кремле и имел дачу, расположенную неподалёку от сталинской, можно было только с персонального дозволения вождя.

Что же произошло?

Ежову и его «ребятам» явно удалось что-то узнать о той зловещей роли, которую сыграл Агранов в травли поэта революции, завершившейся его самоубийством. Нарком сейчас же доложил об этом Сталину. Предъявленные доказательства вины Агранова явно удовлетворили вождя, подорвав доверие к недавнему любимцу. И Ежову было приказано расправиться со своим заместителем так, как расправлялись со всеми другими, кто терял доверие: сначала понизив в должности, а потом…

В среду, 14 апреля, в день седьмой годовщины со дня смерти Маяковского, Николай Ежов вызвал Агранова и сказал ему, что Сталину известно, из-за чего и из-за кого покончил с собой поэт революции. И приказал готовить дела к сдаче.

На следующий день всем сотрудникам НКВД был объявлен приказ наркома о том, что Агранов возвращается на тот же пост, который он занимал 7 лет назад – начальника Секретно-политического отдела ОГПУ, который стал теперь 4-ым отделом НКВД. Мало этого, от уволенного с высокого поста Агранова тотчас потребовали освободить кремлёвскую квартиру и дачу в Зубалове.

А Зиновий Кацнельсон, двоюродный брат Александра Орлова (Фельдбина), был переведён из Киева в Москву, где стал заместителем начальника ГУЛАГа, начальником Дмитлага и заместителем начальника строительства канала Москва-Волга.

15 апреля был исключён из партии и уволен из НКВД и Карл Викторович Паукер, начальник l-ro отдела ГУ ГБ НКВД (отдел, занимавшийся охраной вождей). Тот самый Паукер, который принимал участие в организации процессов над Радеком, Пятаковым и Рютиным. Тот самый Паукер (как сказано о нём в книге Виктора Фрадкина «Дело Кольцова»)…

«…который, как говаривали, любил собственноручно “приводить в исполнение”».

А 19 апреля Паукера арестовали, предъявив обвинение в подготовке покушения «на товарища Сталина».

В тот же день (19 апреля) был арестован и бывший кандидат в члены политбюро, а также бывший председатель Совнаркома РСФСР, ставший директором химического завода в городе Электросталь, Сергей Иванович Сырцов – тот, что подписывал указ об увековечении памяти Владимира Маяковского.

В середине апреля в повестке дня на заседании политбюро ЦК ВКП(б) одним из последних вопросов (27-ым пунктом) стоял вопрос о театральном репертуаре:

«27. О пьесе И.Сельвинского “Умка – Белый Медведь”.

1. Снять с репертуара пьесу И. Сельвинского “Умка – Белый Медведь”, поставленную московским “Театром Революции”, как антихудожественную и политически недостойную советского театра.

2. Указать т. Керженцеву на слабость контроля Комитета по делам искусств в отношении репертуара московских театров.

3. Дать в газетах (в хронике) сообщение о снятии с репертуара пьесы И.Сельвинского “Умка – Белый Медведь”.

И Всесоюзный комитет по делам искусств, который возглавлял бывший шеф Владимира Маяковского в РОСТА Платон Михайлович Керженцев, тут же постановил:

«Пьесу Сельвинского “Умка – белый медведь”… как антихудожественную и политически недостойную советского театра с репертуара снять».

На следующий день (18 апреля) газета «Правда» опубликовала статью, подписанную тремя чукчами, посмотревшими этот спектакль в театре Революции. В статье говорилось:

«Весь спектакль даёт неправильное понятие о быте и нравах населения Советской Чукотки… Эта пьеса идёт в Театре Революции уже давно. Следовательно, давно уже театр показывает вымысел о Советской Чукотке и клевещет на наш народ. Пора прекратить это безобразие и снять эту пьесу с репертуара.

Зампредседателя Камчатского облисполкома Тевлянто, художник Вуквоол, колхозник-моторист Гиаю».

Исполнявший роль Умки актёр Театра Революции Дмитрий Николаевич Орлов описал в дневнике своё состояние после более ста сыгранных спектаклей:

«Грустно очень. И больно. И обидно… Утром сыграл я в последний раз волнительного Умку. Точно похоронил этот спектакль – моего Умку..»

21 апреля в «Известиях» появилась статья Н.Изгоева, одного из руководителей Госиздата, в которой вновь напоминалось о том, кого и как на съезде писателей провозгласили лучшими поэтами страны Советов:

«Конечно, ни Пастернак, ни Сельвинский не отвечают за бухаринские оценки, но они должны подумать, почему Бухарин припадал к их поэтическим источникам».

Оба поэта восприняли эти часто потом повторявшиеся слова, как суровое предупреждение о том, что их ждёт впереди.

23 апреля «Правда» опубликовала статью «Художественная литература победившего социализма», в которой говорилось:

«Уже 3 года как опубликована пьеса в стихах Сельвинского, два года она ставится в одном из крупнейших театров, и никто в среде литераторов не удосужился сказать о ней правдивое слово. Понадобилось выступление товарищей, приехавших из далёкой Чукотки, чтобы все увидели, что пьеса Сельвинского – антихудожественная пьеса, извращающая советскую действительность».

Охотой на «агентов» и «двурушников» советская власть стала призывать заниматься всех без исключения.

Вальтер Кривицкий:

«Шпионская слежка распространилась по всей стране. Первой обязанностью каждого советского гражданина стал поиск предателей, в соответствии с указанием Сталина.

Именно он предупреждал, что “враги народа, троцкисты и агенты гестапо” рыскают повсюду, проникают в любую область. Ежовская машина террора давала следующую интерпретацию сталинскому призыву: “Обвиняйте друг друга, доносите друг на друга, если хотите остаться в живых”.

Мания шпионажа заставляла людей доносить на своих друзей и даже близких родственников. Доведённые страхом до безумия, люди были охвачены слежкой; чтобы спасти себя, они предлагали ОГПУ всё новые и новые жертвы».