Главная тайна горлана-главаря. Ушедший сам - Эдуард Филатьев

«Я была отправлена в лагерь до осуждения Бухарина. Я долго ждала процесса – целый год. Я понимала, что приговор будет смертным, другого не ждала и хотела скорейшего конца, чтобы прекратились мучения Николая Ивановича. Но у меня теплилась слабая надежда, что Бухарин уйдёт из жизни гордо. Что он так же, как на февральско-мартовском пленуме 1937 года, громко, на весь мир заявит: “Нет, нет, нет! Я лгать на себя не буду!”

В легере я уже хорошо понимала, что все обвиняемые, проходившие по процессу, признаются в преступлениях, которые они не могли совершить».

Вальтер Кривицкий:

«Каждый становился предателем, если он не смог обвинить в предательстве кого-то другого. Люди осторожные пытались уйти в тень, стать рядовыми служащими, избежать соприкосновения с властями, сделать так, чтобы их забыли».

Но «уйти в тень» удавалось не каждому. Кривицкий приводит слова, которые он услышал от своего шефа Абрама Слуцкого:

«– Придут за мной, придут за тобой, придут за другими. Мы принадлежим к поколению, которому суждено погибнуть. Сталин ведь сказал, что всё дореволюционное и военное поколение должно быть уничтожено как камень, висящий на шее революции. Но сейчас они расстреливают молодых – семнадцати– и восемнадцатилетних ребят и девчат, родившихся при Советской власти, которые не знали ничего другого… И многие из них идут на смерть с криками: “Да здравствует Троцкий!”»

Эти слова, надо полагать, Абрам Слуцкий говорил не только Вальтеру Кривицкому, но и кому-то ещё. Их хорошенько запомнили. Но пока молчали.

А вот что о той поре написал в воспоминаниях художник-карикатурист Борис Ефимов (родной брат известного тогда журналиста Михаила Кольцова):

«В Москве продолжается волна репрессий, каждый день узнаёшь, что кто-то из знакомых или друзей арестован, и что он “враг народа”. Удивительная вещь: человек, которого ты прекрасно знал как достойного и честного, как только попадал в НКВД, признавался во всех смертных грехах.

Ходили упорные слухи, что доказательства добиваются “в органах” при помощи зверских избиений и пыток. Верилось и не верилось. Ведь считалось, что там работают самые честные, лучшие люди. Но никто ни с кем не обсуждал эти проблемы. Все были скованы леденящим страхом. Этот страх владел тысячами и миллионами людей. Он поселился в наших душах и нарастал с каждым днём достопамятного Тридцать седьмого года.

Какие найти слова, чтобы передать ощущение нависшего над тобой “дамоклова меча”, готовой вот-вот разразиться страшной катастрофы для тебя лично и для всех твоих близких? И при этом сохранять перед окружающими бодрый вид, хорошее настроение, неизменный юмор, полную работоспособность».

Тем временем на Дальнем Востоке, которым руководил Иосиф Варейкис, «врагов народа» выявляли всё энергичнее.

И 1 апреля, предчувствуя арест, в своём кабинете застрелился начальник Дальневосточной железной дороги Лев Лемберг.

4 апреля «Правда» опубликовала официальное сообщение об аресте Генриха Ягоды. Он обвинялся в совершении «антигосударственных и уголовных преступлений», а также в «связях с Троцким, Бухариным и Рыковым, организации троцкистско-фашистского заговора в НКВД, подготовке покушения на Сталина и Ежова, подготовке государственного переворота и интервенции».

Лев Троцкий (в статье «Роль Генриха Ягоды») назвал обвинение Ягоды в троцкизме «фантастическим».

В тот же день (4 апреля) энкаведешники произвели очередные аресты. Среди других арестовали и Юсупа Абдрахманова, на которого сразу же завели дело, где цитировались фразы из его «антисоветских» дневниковых записей.

4 апреля был арестован и член Союза советских писателей Леопольд Леонидович Авербах, один из основателей РАППа и бывший генеральный секретарь ВАППа. Главной причиной его ареста явилось, видимо, то, что его сестра, Ида Авербах, была женой Генриха Ягоды.

А в Лубянской тюрьме встречи и беседы бывшего наркома с Абрамом Слуцким продолжались. Слуцкий убеждал Ягоду в том, что теперь многое изменилось, и вести себя следует по-иному. Но самое главное, Слуцкий внушал своему бывшему шефу, какие именно показания ждут от него следователи.

Александр Орлов:

«Как-то вечером, когда Слуцкий уже собирался уходить, Ягода вдруг произнёс:

– Можешь передать в своём докладе Ежову, что я говорю: “Наверное, всё-таки Бог существует!”

– Что такое? – с наигранным удивлением переспросил Слуцкий, несколько растерявшись от проницательности арестованного.

– Очень просто, – пояснил Ягода. – От Сталина я не заслужил ничего, кроме благодарности за верную службу; от Бога я должен был заслужить самое суровое наказание за то, что тысячу раз нарушал его заповеди. Теперь погляди, где я нахожусь, и суди сам, есть Бог или нет».

Кульбит Агранова

5 апреля 1937 года было срочно созвано очередное общемосковское собрание писателей, которое единогласно приняло резолюцию, тоже написаную Сельвинским:

«Советские писатели требуют суда над правыми отщепенцами Бухариным и Рыковым. Советские писатели образуют вокруг любимого Сталина живое кольцо преданности, бдительности и защиты».

7 апреля энкаведешники вновь арестовали поэта Ивана Приблудного. На этот раз его обвинили в участии в контрреволюционной террористической организации поэтов (!), ставившей своей целью подготовку терактов против руководителей партии и правительства.

В начале того же апреля начальник службы безопасности Германии Рейнхард Гейдрих направил в советское полпредство в Берлине своего сотрудника, который предъявил два документа, свидетельствовавших о том, что маршал Тухачевский плетёт сети заговора против Сталина. В Берлин тотчас же прилетел эмиссар наркома Ежова. Работавший в ведомстве Гейдриха Вальтер Шелленберг (тогда он был ещё обершарфю-рером СС, то есть всего лишь фельдфебелем) потом написал в воспоминаниях:

«Гейдрих для начала приказал назвать “фантастически большую сумму” – 500 тысяч марок, предупредив, что, если русские будут настаивать, она может быть пересмотрена в сторону снижения. Однако торговаться не пришлось. Эмиссар Ежова после беглого выборочного ознакомления с документами молча кивнул головой. Названная сумма вознаграждения была немедленно уплачена».

И Сталин получил ещё одно подтверждение того, что в руководстве Красной армии появились заговорщики.

13 апреля на Дальнем Востоке, не дожидаясь ареста, застрелился управляющий трестом «Дальтрансуголь» Иван Котин.