Главная тайна горлана-главаря. Ушедший сам - Эдуард Филатьев

13 мая по обвинению в «сочувствии троцкизму, организации антисоветского заговора в НКВД и РККА, а также в подготовке терактов» был арестован бывший начальник Иностранного отдела НКВД Артур Артузов.

А следователи Лубянки продолжали добиваться «признаний» от последственных.

Аркадий Ваксберг:

«Ещё несколько месяцев “запирательств”, и лубянские мастера могли рапортовать о победе: 14 мая 1937 года Примаков начал признаваться во всём. То есть подписывать абсолютно всё, что вкладывали в его уста истязатели. Разумеется, он состоял в руководстве военного заговора, разумеется, организатором готовившегося переворота был Тухачевский, разумеется, среди заговорщиков, как того и хотелось авторам сочинённого на Лубянке сценария, были Иона Якир, Иероним Уборевич, и ещё много других. И тем более разумеется – все нити вели лично к Льву Троцкому…

Дожившие до оттепели двое его истязателей – Владимир Бударев и Алексей Авсеевич – рассказали (первый в 1955 году, второй в 1962-м), что ни один из так называемых заговорщиков не подвергался столь жестоким пыткам, как Примаков».

Заместитель министра госбезопасности СССР (с 1946 по 1951 годы) Николай Николаевич Селивановский в декабре 1962 года к этому добавил:

«Зверские, жестокие методы допроса сломили Примакова… Ему приписали то, чего он не говорил даже под пытками».

15 мая арестовали заместителя командующего войсками Московского военного округа комкора Бориса Фельдмана, который предлагал как можно скорее расстрелять Сталина.

В НКВД началось следствие. О том, какими методами оно проводилось, написал Вальтер Кривицкий. По его словам, это была…

«…машина физических и моральных пыток, противостоять которой у них не было сил».

Узников допрашивали ночами, не давая им спать (днём в тюрьме спать не позволялось). Мало этого, подследственных на допросах заставляли стоять.

Вальтер Кривицкий:

«Эта форма пытки входила в первую стадию “конвейерной системы” допроса. За это отвечали молодые рядовые следователи, “сотрудники” Ежова. Они начинали допрос с грубого приказа заключённому после того, как было велено стоять под светом ламп:

– Признайся, что ты шпион!

– Мне не в чем признаваться.

– Но у нас есть доказательства. Признайся, ты, такой-сякой!

За этим следовал поток брани, злобных нападок и угроз. Когда заключённый продолжал упорствовать, следователь ложился на диван и оставлял заключённого стоять часами. Когда следователю нужно было уйти, за заключённым смотрел охранник, который следил, чтобы тот не сел, не прислонился к стене или стулу».

Борис Ефимов:

«Таковы были нравы той эпохи. Сталин считал, что все без исключения, будь то член политбюро или рядовой стукач, должны жить в постоянном страхе. Вот почему огромная машина под названием ГУЛАГ работала без устали круглые сутки, круглые годы, круглые десятилетия».

Вальтер Кривицкий привёл в качестве примера судьбу одного немецкого коммуниста, которому энкаведешники не давали спать, требуя «признаний»:

«…после шести месяцев допросов этот бесстрашный человек “сознался”, что он агент германской военной разведки.

– У меня в голове гвоздь, – повторял он. – Дайте мне что-нибудь, чтобы заснуть».

Чекиста Сергея Пузицкого его бывшие коллеги допрашивали тоже достаточно основательно (то есть чрезвычайно жестоко), и он тоже был вынужден сознаться во всём, в чём его обвиняли.

Вальтер Кривицкий:

«…в ОГПУ в ходе чисток было утрачено само понятие вины. Причины ареста человека не имели ничего общего с предъявленным ему обвинением. Никто не искал их. Никто не спрашивал о них. В правде перестали нуждаться…

Цель двух судебных процессов по “делу о государственной измене” старых большевиков была полной загадкой для всех просоветских сил в Западной Европе. Масштаб сталинской чистки возрастал день ото дня, и это подтачивало единство наших сторонников за границей».

А лётчик Валерий Чкалов продолжал добиваться от советских властей разрешения для полёта его экипажа через Северный полюс в Америку. Наконец, в мае месяце это разрешение было получено.

Чекист и военные

Ровно через месяц после своего понижения в должности (16 мая 1937 года) Яков Агранов был смещён со своего нового поста и отправлен в Саратов начальником областного управления НКВД.

Аркадий Ваксберг:

«Он приступил к новой работе с таким рвением, что даже закалённые в чекистских провокациях его провинциальные коллеги и те ошалели от буйства нового начальника. Буквально за несколько дней его неукротимая фантазия создала на подведомственной ему территории десятки шпионских, заговорческих, террористических и диверсионных групп. Людей хватали сотнями, тысячами – арестованных не могла вместить местная тюрьма. И все они признавались, признавались».

Мало этого, в Москву Ежову было отправлено письмо, в котором глава саратовского УНКВД называл немецкими шпионами Надежду Крупскую и Георгия Маленкова, предлагая немедленно арестовать их.

Аркадий Ваксберг:

«Таким путём Агранов мучительно пытался спасти свою жизнь. Ему нужно было не просто выслужиться, а показать, что здесь, в далёком Саратове, он – в одиночку – раскрыл врагов, пребывающих в Москве, то есть сделал то, что оказалось не под силу всему оставшемуся в столице аппарату НКВД».

17 мая в «Правде» появилась статья «Троцкистская агентура в литературе».

На следующий день воронежская газета «Коммуна» опубликовала статью, явно присланную из ОАП (отдела агитации и пропаганды) ЦК ВКП(б). В этой статье, которая называлась «Искоренить троцкистскую агентуру в литературе и искусстве», говорилось:

«Враги народа – троцкисты и их приспешники – вредили не только на фабриках и заводах. Они постарались проникнуть и на такие участки идеологического фронта, как наша печать, литература, театр.

В 1932 году постановлением ЦКВКП(б) Российская ассоциация пролетарских писателей (РАПП), как известно, была ликвидирована. Рапповские организации служили прибежищем для всякого рода проходимцев и врагов народа. Троцкистские последыши, захватившие в свои руки руководство РАПП, принесли немалый вред советской литературе. Только освободившись от таких “руководителей”, наши писатели по-деловому начали перестройку своей работы… Писатели и работники искусств, очищая свои ряды от врагов народа, создадут произведения, достойные великого времени».