Мои воспоминания. Под властью трех царей - Елизавета Алексеевна Нарышкина

лето приезжала к ним, проводя зиму в Париже, и, наконец, совершила необычайный и на моей памяти единственный акт щедрости, подарив в полное владение почти все свое состояние старшей дочери Куракиных — Маше. Этот дар, ценой около трех миллионов рублей, исчерпал большую часть ее средств, и она должна была сильно сузить свои расходы и перейти с очень роскошного образа жизни к сравнительной бедности. До сих пор она живет очень скромно, наслаждаясь тем счастьем и широким довольством, которое она доставила любимой племяннице, более, чем если бы эти земные блага оставались ее уделом. Пробыв еще неделю в Москве, мы возвратились в половине июля в деревню, где мирно закончили лето. Мой сын со своим учителем уезжал в сентябре, чтобы начать новый учебный год, следуя курсу училища правоведения, который он проходил вместе с Петей Ольденбургским, мы же оставались долее. Я хотела провести на могиле матери первую годовщину ее смерти (11 ноября), и в тот же день мы уехали, так как 14 ноября мне предстояло мое первое выступление в моем первом придворном звании на празднике в Гатчине по случаю рождения Государыни Императрицы.

Глава X

День этот был утомителен: чтобы попасть вовремя к обедне, нужно было выехать из Петербурга в 8 с половиной часов, а при большом расстоянии до вокзала и при некоторой доле Eisenbahnfáhren[1448] из дома около 8 с половиной, в полном туалете, в панашах и бриллиантах. Наряжаться в 8 часов утра при свете ламп и очутиться в полутемных улицах в пасмурное, типично ноябрьское утро казалось почти нелепым, но это было обычным прелудием ожидаемого торжества. После обедни, поздравлений с очень длинным стоянием — наконец большой парадный завтрак, после чего, в ожидании вечернего бала, я отправилась к Кутузовым, у которых остановилась в этот день. Обе сестры[1449] были назначены свитскими фрейлинами после смерти их матери[1450], скончавшейся в 1881 году. Моя мать была дружна с ней, как с сестрой, и глубоко чувствовала это расставание, которое оказалось таким непродолжительным, так как уже в ноябре она последовала за нею, и, при сиротстве двух сестер, рекомендовала их Императрице. Назначение их последовало уже после смерти моей матери, но в исполнение ее желания. Они поступили в свою должность только по окончании своего годового траура, так что, когда я была летом в Петергофе, они еще находились в своей деревне, и наше свидание теперь было первым после обоюдной утраты и происшедшей вслед за тем обоюдной перемены образа жизни. Вечером в арсенале состоялся блестящий бал[1451]. Было много приглашенных из города и после бала экстренный поезд, который отвез гостей обратно в Петербург. Я же осталась в Гатчине до следующего утра.

Мои новые обязанности охватили меня со своими разнородными требованиями. Полковые праздники чередовались с представлениями и выездами всякого рода. Я принимала по субботам и составляла списки дам, желающих представиться великой княгине, и приносила эти списки в воскресенье, когда я приезжала к обедне во дворец. После обедни был завтрак, а вслед за тем более или менее длящиеся, но всегда откровенные беседы с великой княгиней и частью мужчин, тогда как остальные курили в княжеском кабинете великого князя. Великая княгиня Ольга Федоровна была удивительно остроумна и наблюдательна; довольно едкий ум ее был причиной, что ее вообще боялись и считали недоброй. Что касается до меня, то в течение всех 9 лет, проведенных мною при ней, я пользовалась самым внимательным отношением к себе, иногда даже и дружеским. Конечно, мы были слишком различны по характеру, чтобы чувствовать между собою настоящее сближение. Ее ум был исключительно обращен на житейские интересы. Она жила внешними фактами, и крупными, и ничтожными, и изрекала об них суждения, часто строгие, еще чаще насмешливые, и умела выразить их в метких и сжатых словах, которые невольно заставляли улыбаться и запечатлевались в памяти.

В этом году сезон был исключительно блестящ. Их величества переехали к 26 ноября в Зимний дворец. Я в первый раз была на величественном выходе Георгиевского праздника, так как городские дамы на него не приглашались, и на большом обеде этого дня. На великолепном большом бале мне пришлось в первый раз принять участие в царском полонезе. Молодая Императрица сияла свежестью и красотой, украшенная своими ослепительными бриллиантами, в длинном розовом трене, покрывающем ее розовое тюлевое платье. Великая княгиня Екатерина Михайловна пригласила меня остаться с ней в малахитовой гостиной. Мы уселись у карточного стола, хотя и не играли в карты. Оставшиеся свободными за столом два места занимались поочередно великими князьями или другими известными лицами по приглашению великой княгини. Такой порядок повторялся обыкновенно на балах. После большого бала концертные — с их волшебным устройством ужина под пальмовыми деревьями в самое холодное время нашей холодной столицы, а также Аничковские, собиравшие «la crème de la crème»[1452]. Изящная, элегантная, оживленная, веселая предупредительность державной хозяйки. Она и великая княгиня Мария Павловна танцевали на них с увлечением. У великого князя Владимира Александровича был блестящий русский костюмированный бал. Все костюмы были этнографически и исторически верны. Приготовления к балу заняли общество в продолжение нескольких недель. Известный фабрикант Сапожников не успевал доставлять требуемые парчи, из которых сшивались боярские платья для дам и мужчин. Мой костюм, как говорят, удался. Весь вечер переносил нас в отдаленное время наших предков, и я имела впечатление участвовать в движущейся картине. Бывали также еженедельные танцевальные вечеринки в нашем дворце для молодых великих князей, только что вступивших в общество, и на них приглашались большей частью дебютантки. Одним словом, веселились беззаботно вовсю и приготовлялись к коронации, назначенной на 15 мая.

Однако под внешней беззаботностью чувствовалось тревожное опасение за возможность покушения в Москве. Здесь, в Петербурге, зоркая полиция не спускала бдительного глаза с малейшего проявления революционного духа. Даже из среды офицеров гвардии и других частных лиц образовался тайный союз[1453] для пресечения и предупреждения могущих возникнуть заговоров. Непривычные и откровенные молодые люди, проявляя полную благонамеренность, правда, действовали довольно неуклюже, более чем принося какую-либо помощь. Но в Москве, при огромном стечении народа, никакая полицейская власть не в силах была бы предупредить роковой случайности, и даже если бы ничего ужасного не последовало, сие могло произвести нежелательное расстройство в впечатлении торжеств. Особенно внушал опасения длинный путь, по которому процессия должна была следовать от Петровского дворца до Кремля по всему протяжению довольно узкой Тверской улицы. Я знала, что мне в этой процессии придется занять место в одной