Чёрная река - Токацин

Один из кладоискателей содрал моховой ковёр с бугорка и ударил по обнажившемуся камню киркой. Посыпались камешки, и он, отбросив кирку, с радостным воплем склонился над ними. Тут же радостный вопль сменился истошным воем — зубастая пасть сомкнулась на его руке и потащила его в воду. Тёмная промоина, до того прикрытая мхом и травой, вдруг распахнулась, выпустив водяную ящерицу. Житель закричал, упираясь в камни, и ударил напавшего по макушке. Тот, кто ходил с копьём, кинулся на помощь, но второе водяное окно открылось в трёх шагах от него, и кладоискатель шарахнулся в сторону. Мгновение спустя пять ящериц выбрались на берег, и жители, побросав камешки, похватали кирки и копья. У ямы окровавленный хеск на четвереньках уползал под корни дерева, ящерица пускала кровавую слюну, но упорно ползла за ним, а воин с копьём пытался отогнать её.

— Ну вот, — буркнул Нингорс. — Докопались.

Две Куаймы, щёлкая зубами, прижали кладоискателей к дереву. Их кололи копьями, били кирками, но редкий удар достигал цели, и ящерицы будто не замечали боли. Раненый житель вскарабкался на выступ в десятке локтей над землёй и оттуда кричал и кидался кусками коры. Кто-то зазевался, и ящерица вцепилась ему в ногу и подмяла его под себя.

— Нингорс! — Кесса вцепилась в жёсткую гриву, и хеск сердито зарычал. — Их сожрут!

— Горе какое, — фыркнул Алгана, встряхиваясь всем телом. В руке Речницы остался пучок чёрной шерсти. За деревом хлюпал мокрый мох — ещё две ящерицы выбрались из болота и сели поодаль, часто дыша и раздувая горло. Куайма, подмявшая под себя ещё живого хеска, вцепилась зубами в древко копья и вырвала оружие из рук воина, тот, растерянно оглядевшись, отступил, и как раз вовремя — пасть сомкнулась там, где только что была его нога. Кесса взглянула на спокойно летящего Нингорса, на проносящиеся мимо ветки старого дерева — и, схватившись за свисающую ветвь, сорвалась в бездну.

— Лаканха!

Ветка, на её счастье, не треснула, и Кесса, цепляясь за сучки и побеги, скатилась вниз и повисла над землёй. Ящерицы извергли белесую липкую жижу, один плевок расплескался по стволу дерева, второй, распавшись на паутинные нити, затянул поляну и залепил пасть Куайме. Та, поражённая водяной стрелой, хрипела и покрывалась багровыми полосами, но никак не могла собраться с силами для плевка.

— А ну, прочь! — Кесса кинула вторую стрелу в ящера, щёлкающего зубами у ног жителей. Вода бесполезно разбрызгалась по поляне — стрела разбилась о прочную шкуру, и Куайма только ощерилась. Тусклые глаза уставились на Кессу.

— Ал-лииши! — водяное окно задрожало, и ящерица, раздувающая горло на краю поляны, полетела вниз. Запоздало выплюнутая жижа опутала голый камень. Внизу захрустели кости — житель удачно попал киркой по черепу Куаймы, но ещё четыре подступили к нему. Ветка, за которую цеплялась Кесса, дрогнула и надломилась, сбросив Речницу к корням. Та, не успев и охнуть, увидела перед собой разинутую пасть ящера и всадила в неё водяную стрелу. Куайма проворно отпрянула, заплевав Кессу зловонной пеной. Речница прикрылась щитом, и тут же лёгкое дерево затрещало от удара чешуйчатой морды. Ком липкой жижи просвистел над головами, ударился о ствол и рассыпался на тысячи белых нитей. Кесса пригнулась, но «паутина» уже прилепила руку к щиту, а щит — к груди. Ящерицы, переглянувшись, бросились вперёд.

Всё вокруг на мгновение побелело, и Кесса зажмурилась — слёзы катились градом, красные круги плыли перед глазами. Боль и жар прокатились по телу волной — запястья жгло. Запахло горелым мясом и кипящей болотной жижей. Сквозь алую пелену Речница видела, как ящерицы с яростным шипением кинулись в воду. Их кожа полопалась и почернела, от неё шёл дым, но бежали они быстро — Кесса ещё и подняться не успела, как последний хвост исчез в водяном окне. Паутина, дымясь, распадалась на клочья, два чешуйчатых тела лежали на почерневшем мху. Их хвосты ещё дёргались, но мясо уже не держалось на обугленных костях. Хески-кладоискатели жались к стволу, не выпуская из рук оружие. Их трясло.

Нингорс упал откуда-то сверху, спрыгнул в мох, на лету складывая крылья.

— Шинн! — он навис над Кессой, схватил её за плечи и крепко встряхнул. — Куда ты лезешь?! Н крыльев, ни зубов, а туда же…

Отражение испепеляющей вспышки ещё догорало в его глазах.

— Нингорс, храни тебя Река, — выдохнула Кесса, обнимая хеска и зарываясь лицом в жёсткую шерсть. — Ты — великий воин!

Алгана растерянно фыркнул.

— Чего?!

— Ты сразился с чудищами, — сказала Кесса, вскинув голову; ей непросто было смотреть рослому хеску в глаза, но объятий она не разжала. — Ты защитил мирных жителей. Я одна здесь не справилась бы!

— Ладно тебе, Шинн, — Нингорс, смутившись окончательно, отодвинул от себя Речницу и сел рядом с ней на траву. — Я не мог тебя тут бросить. Но ты зачем сюда полезла?!

— Чтобы защитить мирных… Ай! Лаканха!

Из-за мохнатого бока она увидела тень за спиной Нингорса — и копьё, летящее в него. Струя воды ударила жителя, и удар прошёл мимо. Хеск развернулся, отталкивая Кессу за спину, и вскинул крылья, но та вцепилась в них мёртвой хваткой.

— Нингорс, не надо! Летим отсюда!

Алгана взвыл, прыгнул вперёд, и Кесса еле успела ухватиться за поводья — крылатый хеск взлетел и стрелой промчался вдоль ствола, кувырком пролетел в ветвях и развернул крылья, когда дерево надёжно закрыло его от дротиков, обломков коры и испуганных воплей.

— Алгана! — кричали внизу. — Зверь Волны! Где он?!

— Мирные жители, говоришь, — хеск повернул к Кессе оскаленную морду. — Защитил, говоришь…

Речница всхлипнула и прижалась к горячему боку.

— Неблагодарные крысы! Только не огорчайся из-за них, Нингорс. Они глупые и трусливые… они просто испугались!

— Эррх, — Алгана встряхнулся всем телом и расправил крылья, уходя из жарких моховых зарослей к облаках. — Не над чем плакать, Шинн. Хорошо, что тебя не ранили. Погнаться за мной они не посмеют.

…Плотная поросль серебристого холга распалась на островки, и могучие папоротники расступились. Внизу из-под векового ковра опавшей листвы проступил зеленоватый камень, и ручьи прорезали в нём неглубокие русла. Тонкие резные листья склонялись над водой, сочные папоротники прорастали из каждой расщелины, и никто не топтал и не съедал их. Даже шонхоры не обжили соседние деревья, только подрастающие микрины стайками носились в тени ветвей, а ещё дальше — там, где воздух странно мутнел и подёргивался рябью — реяли в вышине длиннохвостые Клоа, тёмно-синие от поглощённой энергии. Кесса давно сняла шлем, но её волосы, промокшие от пота, и не думали сохнуть. Нингорс тяжело дышал и порой вываливал язык и хватал воздух пастью. Жара, и без того одолевающая всех, кто спускался в моховые леса, стала невыносимой. Ветер утих, и Кесса, глядя на сеть ручейков внизу, думала, что ещё немного — и вода забурлит и обратится в пар.