Неизвестный Юлиан Семёнов. Возвращение к Штирлицу - Юлиан Семенов

связаны в единую цепь, понимаете?.. Законспирированную, мощную, ждущую своего часа… И упирается эта цепь в то имя, которое… Словом, профессор Коллер прав – я нашел документы о том, что именно Гитлер был владельцем всех культурных ценностей, похищенных Розенбергом, именно он, «идеалист Гитлер»…

К Степанову подходит ОФИЦИАНТКА.

ОФИЦИАНТКА. Вас просят к телефону.

СТЕПАНОВ выходит.

Выстрел. ФОРСТ падает. Гремит музыка.

«Бюро НАБЛЮДЕНИЯ».

ДОРН стремительно проходит посты полиции, молча пожимает руки своим сотрудникам.

ДОРН. Кто бы мог подумать, что таинственные силы извне вторгнутся в это дело?! Красные бригады из Италии – их почерк… Спасибо за то, как вы выполняли свой долг, друзья… Мы найдем тех, кто убил Форста… С русского наблюдение снимайте, он нам теперь неинтересен, его работу можно считать оконченной… Все связанное с поиском и попыткой вывоза коллекций картин, икон и архивов нас более не интересует, ибо этим заниматься отныне некому…

Мониторы, посредством которых шло наблюдение за СТЕПАНОВЫМ гаснут.

Бюро СТЕПАНОВА.

СТЕПАНОВ (включает диктофон, начинает диктовать). А вообще-то, что я знал о Форсте? Что мы вообще знаем друг о друге? Где наша пристальность? Подробность – удел таланта. Пристальность – это и есть подробность… А сколько их, талантливых, на земле? Только нечестный ответит: «много». Нет, талантливых, то есть особо пристальных, ранимых, добрых, – куда как мало… Фриц был талантлив – только поэтому он делал свое дело. А талант – это справедливость… И еще… он научил меня принимать решения, потому что сам принял свое главное решение – помнить… Память только тогда деятельна, когда она обращена в будущее…

Затемнение.

Голос АВТОРА и его проекция на мониторе, если монитора нет – на фотографии.

АВТОР. Эта история не выдумана, по вполне понятным причинам в ней лишь изменены некоторые фамилии… Выявление русских ценностей, похищенных нацистами, – архисовременная проблема.

В январе и феврале 1981 года в Лондоне, Мюнхене, Лозанне, Гамбурге и Лихтенштейне прошли переговоры, в результате которых создан Комитет Честности по отношению к русскому искусству, похищенному нацистами.

Слово Жоржу Сименону. (Звучит голос Сименона.) «Я как член Комитета настаиваю на возвращении русских ценностей, награбленных гитлеровцами в Советском Союзе…»

…В работу Комитета включились Джеймс Олдридж из Лондона и Фридрих Хитцер из Мюнхена…

Слово видному общественному деятелю барону Эдуарду фон Фольц Фейну. (Звучит голос барона.) «Москва. Театр “Современник”. Дорогие русские друзья!

От всего сердца приветствую Ваш вклад в создание Комитета Честности, идею создания которого так искренне поддержал Марк Шагал, когда я и мой друг Юлиан Семенов были у него в гостях в Сан-Поль-де-Ванс в сентябре 1980 года, обсуждая вопрос о необходимости сохранения произведений русского искусства, оказавшихся на Западе.

Передаю в день премьеры пьесы “Поиск-891” в дар вашему театру уникальную картину старинного художника “Петр Великий”. Мне удалось спасти ее во время аукциона в Париже в 1979 году, уплатив 15 000 франков, чтобы не дать ей бесследно исчезнуть».

Из архива писателя

Начало начал. Первая книга

Начало начал

1

Время отстукивало минуты мудрости. С каждым часом Степан все явственней ощущал разницу между тем, что мыслилось вчера и сегодня. Причем разница эта измерялась не критерием длительности периода. Каждая минута несла с собой новое и в восприятии, и в реакции на него. Было много-много сложного в том, как Степан воспринимал идущую со временем ломку установившегося – и – поэтому необходимого. Иногда он отчаянно цеплялся за былое, а иногда, особенно в последнее время, с ясностью неимоверной понимал, что, в сущности, цепляться-то не за что.

И самое главное – невозможно. Убедился он в этом сразу.

Случилось это в последние дни февраля. Мела поземка, дул колючий, как щетина на бороде, ветер. Степан вернулся домой из университета вместе с Федором. Было часов восемь. Сидели и молча пили новинку – советское виски. Сухой трескотней вздрогнул телефон.

– Стеша, я подойду, наверное, тебя.

Снял трубку.

– Да… Нет, его нет… Когда будет? – Федор посмотрел на Степана и, закрыв трубку ладонью, спросил, что ответить.

– Не будет меня сегодня.

Федор кивнул головой.

– Он будет сегодня поздно. Завтра позвоните. А что передать? А… Хорошо, скажу.

Осторожно повесил трубку.

– Стешенька, ваш одноклассник помер. Владик просил позвонить.

Бутылка виски была наполовину пустой, и, может быть, поэтому Степан незаметно прореагировал на слова Федора.

– Первый наш…

Потом они уехали в город, мотались там допоздна, и, когда Степан вернулся домой, он, как подкошенный упал на кровать и тревожно заснул.

Наутро он пытался представить себе, кто же из ребят умер, – и не мог. Вечером позвонил старый учитель немецкого языка Артур Иванович и сказал, что застрелился Сергей Винов. Степан даме зажмурился – настолько это было нелепо и неожиданно. Сережка?!

Степан знал, что медики делят людей на холериков, флегматиков, и на что-то еще, столь же непонятное и туманное. Сергей не подходил ни к одной из этих групп. Просто он был очень мягким, застенчивым и добрым человеком…

На следующий день с утра за Степаном зашли ребята. Пошли на Киевский вокзал – Сергей жил в Очакове. Юрка Фалеев нес венок. По красному сатину – черным: «Сергею от друзей».

У белого домика на горке толпился народ. О чем-то вполголоса переговаривались, бегали мальчишки, а те, что поменьше, испуганно прижавшись к материнским юбкам, смотрели на дом. Ребята подошли ко гробу. Сергей лежал спокойный и, как показалось Степану, злой. Степан осмотрелся. Усмехнулся, вспомнив, как в день окончания школы они приехали к Сергею и он, теперь уже не таясь, доставал из-за старенького пианино бутылки. В них тогда была радостная водка…

А теперь на том же месте стояли бутылки с водкой тоскливой, как стон женщин у дома. Бабка Фрося вся сморщилась, руки ее дрожали, и, наверное, из-за красных, напухших глаз вся она казалась красной и опухшей.

Она тихо рассказывала ребятам:

– С вечера, как телевизор кончили смотреть, он мать-то попросил его завтра разбудить пораньше… В комнату к себе вошел, дверь закрыл, да как бабахнет… И записку оставил: «Прощайте, люди. Сергей».

Пришел поп. На руке у него были наколоты корабли, нимфы и слова «Маша, я люблю тебя». Несуразно высоким голосом он затянул:

– Го-осподи-и, прими душу самоубиенного раба Сергиа-а… – тянул он долго, повторяя одно и то же. Старухи плача крестились.

Когда гроб несли на кладбище, ребята часто останавливались, по очереди подменяя друг друга. Попик поторапливал – было холодно, ветер пробирал до костей. Самое страшное случилось у могилы. Отец Сергея все время дергался, и