Неизвестный Юлиан Семёнов. Возвращение к Штирлицу - Юлиан Семенов

ОПИТЦ. Именно этого хочет его семья…

КРОС. Этого хотите вы, господин Опитц. У меня нет заявления от других членов семьи.

ОПИТЦ. Мои адвокаты сказали, что и это мое заявление имеет юридическую силу, вполне достаточную для того, чтобы поднять вопрос об опекунстве над Форстом и, так сказать, заморозить его действия – на время разбирательства.

КРОС. В какой мере юридическая сила вашего заявления достаточна, решать не вашим адвокатам, а мне, прокурору. Я уведомлю вас о нашем решении.

ОПИТЦ. Простите, господин прокурор Крос, но я что-то не пойму: несчастный Фриц может по-прежнему заниматься своим делом, несмотря на мое заявление?

КРОС (после тяжелой паузы). Нет.

Дом ФОРСТОВ.

ФОРСТ. Чем дальше, тем больше я боюсь не успеть закончить наше дело…

ФРАУ ФОРСТ. Все время вспоминаю, как нас заставляли учить философию: «Человечество разделено на две расы…»

ФОРСТ. «Раса благородных – индивидуалисты, чувствующие призвание властвовать, и раса рабов – стадо недочеловеков, покорных предрассудкам и пропитанных завистью к тем, кто над ними. При паршивых демократиях чернь торжествует, людьми правят зайцы. Великий человек, титан, не знает, что такое добро и зло, закон не для него, его право есть право высшего…»

ФРАУ ФОРСТ. «Не щади ближнего… Остерегайся доброго…»

ФОРСТ. Конечно, с позиции этой морали мы с тобою законченные психи… Страх, страх был нашим вторым «я»… Знаешь, о чем я не жалею? Что отдал 20 лет русскому искусству: «по каплям выдавливать из себя раба…» Обидно, что Сурикова, Верещагина, Репина до сих пор не знают толком ни в одном нашем музее…

ФРАУ ФОРСТ. Как будто русские знают Дюрера?

ФОРСТ. Но они же держат во всех кабинетах портреты нашего Маркса…

ФРАУ ФОРСТ. Знаешь, я сейчас подумала, что фашизм – это тишина: не думай, не говори и тебе обеспечена жизнь, как корове… Сена подбросят, только жуй тихо.

ФОРСТ. Когда нацисты расстреляли Анну и отца, когда я чудом избежал виселицы, оттого что лежал раненый в госпитале, тогда только я понял ужас этой гитлеровской орущей тишины…

Звонок. Входит СТЕПАНОВ.

СТЕПАНОВ. Простите, что без предупреждения! А вы почему не звоните?..

ФОРСТ. Прокаженные должны жить в лепрозории.

СТЕПАНОВ. Простите, не понимаю…

ФРАУ ФОРСТ. Нам теперь неловко навязываться кому бы то ни было… Психи. Ждем решения судьбы – кто нам сможет помочь? Никто… Надо ждать…

СТЕПАНОВ. Значит, сложили крылышки?

ФРАУ ФОРСТ. Что значит «сложить крылышки»?

СТЕПАНОВ. Это значит поднять руки вверх.

ФОРСТ. Эва, включи, пожалуйста, радио… Погромче! Милый Степанов, если вы сумеете узнать что-нибудь о человеке по имени Сузи… Он живет в Швейцарии… Больше я не знаю о нем ничего… Это может спасти меня и помочь нашему делу. Вы вправе отказать моей просьбе… Я пойму вас… Дело чрезвычайно рискованное, но…

СТЕПАНОВ. Нет вопроса – я еду! А как же иначе?!

ФРАУ ФОРСТ. Возможно иначе, очень возможно…

СТЕПАНОВ. Нельзя поддаваться – не имеете права. Это даже нечестно, извините за резкость.

ФРАУ ФОРСТ. А в чем выразилась ваша резкость?

ФОРСТ. Славяне обычно боятся обидеть собеседника, дорогая, они ранимы больше нас, поэтому чаще нас извиняются, очень ранимы…

СТЕПАНОВ (усмехаясь). Ну, это смотря кто… Фрау Форст, вы еще не разговаривали с вашим братом, с Опитцем?

ФОРСТ. Мы не унижаем себя до торгов с наймитами… Эва, включи, пожалуйста, музыку еще громче! Господин Степанов, отдайте себе отчет: все очень серьезно! Я кожей ощущаю опасность! Слушайте меня внимательно! (Звучит музыка.)

Бюро ВАЛЬТЕРА.

ВАЛЬТЕР. Господин Дорн! Извините, что беспокою вас дома. Степанов был у Форста. Я не смог снять, очевидно, важную информацию. Они включили музыку… Слушаюсь!

Швейцария.

СТЕПАНОВ и СУЗИ.

СУЗИ. Как вы нашли меня?

СТЕПАНОВ. Через ведомство прессы вашего МИДа.

СУЗИ. Они дали вам мой телефон? Странно. Что вас интересует?

СТЕПАНОВ. Господин Сузи, ваш отец был министром Швейцарии?

СУЗИ. Полагаете, что я должен отвечать на ваши вопросы?

СТЕПАНОВ. Полагаю – да.

СУЗИ. А я полагаю, что нет… Я не скрываю своего отношения к вашей стране.

СТЕПАНОВ. В данном случае речь идет не о моей стране, а о судьбе вашего брата, так что отвечать – в ваших интересах.

СУЗИ. Ах, вот как?

СТЕПАНОВ. Именно так. Продолжим: ваш отец был министром?

СУЗИ. Был.

СТЕПАНОВ. Он ездил в рейх в апреле 1945 года для переговоров с Гиммлером, чтобы попытаться спасти узников из лагерей смерти?

СУЗИ. Ездил. Гиммлер потребовал пятьсот золотых франков за каждого заключенного.

СТЕПАНОВ. После соглашения с Гиммлером ваш отец отправил в рейх колонну грузовиков Красного Креста с продуктами и медикаментами?

СУЗИ. Да. Колонну вел мой брат Пьер.

СТЕПАНОВ. Ему тогда было двадцать три года?

СУЗИ. Двадцать два.

СТЕПАНОВ. Я могу с ним увидеться?

СУЗИ. Он разбился.

СТЕПАНОВ. Во время гонок на парижском аэродроме?

СУЗИ. Да.

СТЕПАНОВ. Десять лет назад? Накануне гонок именно он дал интервью французской «Суар»? Или у вас есть еще один брат?

СУЗИ. Братьев у меня больше нет.

СТЕПАНОВ (достает из портфеля газету, протягивает ее Сузи). Это Пьер Сузи, ваш брат?

СУЗИ. Да.

СТЕПАНОВ. Вам не кажется странным этот вопрос журналиста… Я подчеркнул, смотрите… О том, кого ваш брат особенно запомнил во время поездки в рейх?

СУЗИ. А почему этот вопрос должен казаться странным?

СТЕПАНОВ. Потому что он был задан спустя двадцать пять лет после событий в рейхе. Задан неведомым спортивным журналистом, которому 19 лет и который раньше никогда не интересовался этой проблемой. А если заинтересоваться серьезно и глубоко, то обнаружится, что на машинах швейцарского Красного Креста, которые ваш брат привез в рейх, в течение нескольких часов, пока узников концлагеря приводили в порядок, чтобы продать за деньги, люди СС, гестаповцы, вывезли в горы сокровища, награбленные в России: иконы, картины, архивы, Янтарную комнату…

СУЗИ. Вздор! Зачем им потребовалась такая маскировка? Они могли нацепить на свои машины номера Швейцарии и нарисовать красные кресты.

СТЕПАНОВ. Могли. Они всё могли. Только не могли залить машины бензином. Бензина в рейхе не было… Им нужны были машины швейцарского Красного Креста.

СУЗИ. Считаете, что они для этого использовали моего отца и брата?

СТЕПАНОВ. Я ни в чем их не виню, они пытались помочь несчастным. А ваш брат сказал в интервью, что он помнит трех людей из лагеря и что одного из них, который попросил у него грузовики «в долг», на пару часов, якобы для того, чтобы привезти больных, он только что встретил в Париже – накануне гонок… Смотрите, что говорил ваш брат: «Я крикнул ему “Привет, Фриц!” Он,