Неизвестный Юлиан Семёнов. Возвращение к Штирлицу - Юлиан Семенов

Мгновенная темнота.

Бюро ПРОКУРОРА КРОСА.

КРОС. Дорогой Дорн, я чувствую, чьи уши торчали из-под берета господина Опитца! Спасибо депутатам бундестага – защитили Форста! Я полагаю, что продолжение мучений инвалида войны Фрица Форста будет неверно понято общественностью Федеративной республики… У вас ничего нового в связи с этим делом?

ДОРН. А почему у меня должно что-то быть? Не я начал дело против Форста, а вы… Я теперь ничего не предпринимаю, не посоветовавшись с вами… Ваш шеф звонил сегодня утром моему шефу, тот вызывал меня, я ответил, что слыхом не слыхал о Форсте после того, как прокурор Крос однажды щелкнул меня по носу и потребовал фактов, а не догадок…

КРОС. Подготовьте мне, пожалуйста, справку – подробную, объективную справку. А что у вас еще есть по этому самому Опитцу? Скользкий тип?

ДОРН. Опитц? А кто это? Впервые слышу от вас это имя…

КРОС. Рассказать?

ДОРН. Был бы весьма признателен…

КРОС (подходит к стенке, вешает на нее портрет Штаубе-Майера). А этого человека вы знаете?

ДОРН. Очень стертое лицо. Как монета в пятьдесят пфеннигов…

КРОС. Я рассчитываю на определенный ответ, господин Дорн.

ДОРН. Уж не хотите ли вы задать мне этот вопрос как прокурор?

КРОС. Именно так.

ДОРН. Господин Крос, вы достаточно серьезно продумали комплекс сложностей, которые могут последовать вслед за такого рода решением?

КРОС. Да.

ДОРН. В таком случае я был бы рад получить от вас официальное приглашение на допрос.

КРОС. Считайте, что получили.

ДОРН. Тогда разрешите и мне поставить вам вопрос: вправе ли вы оперировать материалами, полученными от красного журналиста?

КРОС. От кого к вам пришла информация о визите ко мне красного журналиста?

ДОРН. Я не приучен открывать имена своих информаторов.

КРОС. Хорошо… Меня устроит определенный ответ по поводу Штаубе-Майера – в любой удобной для вас форме…

ДОРН. Заявление типа «Я становлюсь старым, память может мне изменить» вас удовлетворит?

КРОС. На данном этапе – да… А в принципе меня бы вообще устроил ваш выход на пенсию.

ДОРН (после долгой паузы). То есть вы хотите дать мне понять, что выход на пенсию оградит меня от дальнейшей нервотрепки?

КРОС. Нервотрепка – на вашем языке – судебный процесс?

ДОРН. Хотите напугать меня? (Пауза.)

КРОС. Мистера Макговерна вы тоже не знаете?

ДОРН. Я знаю мистера Макговерна, знаю, как и вы. Это истинный патриот европейско-американского оборонительного содружества, борец за свободу и демократию, наш большой друг…

КРОС. Все верно. Только я еще знаю его как человека, вывезшего из Кельна и Мюнхена в сорок пятом году сто двенадцать наших наиболее талантливых ученых…

ДОРН. Вы верите слухам, сработанным Советами?

КРОС. Среди этих ученых был мой отец… Всего доброго…

ДОРН и ШТАУБЕ.

ШТАУБЕ. Я освобождаю вас впредь от дальнейших забот о Форсте. Советую подумать о своей дальнейшей судьбе – срочном уходе на пенсию… А пока не откажите мне в любезности: попросите вашего секретаря заказать мне билет в Сицилию – без палермской мафии мы не разрубим узел… Я вернусь сегодня с последним рейсом… До моего возвращения оставьте Форста в покое. Есть вопросы? (Пауза.) Ну и прекрасно…

Кафе.

ФОРСТ и СТЕПАНОВ.

ФОРСТ. Вы понимаете, что случилось, мой друг?

СТЕПАНОВ. Отчего так драматичен вопрос? Ваше дело закрыто, Опитц сник, впереди работа, жизнь прекрасна!

ФОРСТ. Вы всегда так веселы?

СТЕПАНОВ. Если я плачу, то по ночам, чтобы никто не видел… Зачем доставлять радость завистникам?

ФОРСТ. Преклоняюсь перед оптимистами. Вы – аномалия… В принципе-то, человек с младенчества боится другого человека. Я замечал, как плакали мои дети, прятали лица на груди Эвы, когда к ним подходил чужой… Человек рожден для того, чтобы быть одиноким, – увы, это генетический код мыслящих двуногих… Но при всем этом человек – будучи явлением парадоксальным – постоянно тянется к другим людям. Аномалия. Вы не понимаете, что случилось… Эва, кстати, шлет вам привет… Встанет через неделю… Окончательно сдали нервы у бедняги, она не верила, что вы сможете включить в наше дело такие силы… Спасибо вам…

СТЕПАНОВ. Да будет, право… Еще пива хотите?

ФОРСТ. Я бы водки с удовольствием выпил…

СТЕПАНОВ. Наконец-то! Что значит наше влияние!

ФОРСТ. Все эти трудные недели я не раз проклинал тот день, когда поддался уговорам Эвы и пришел к вам, в бюро. Нам было горько, что нас не слышат на родине, но мы хоть знали тогда, что наутро проснемся… Впрочем, сейчас я не смею жалеть… Я ведь тогда очень боялся, что вы, как и все, откажетесь писать о нашем поиске… Почему, кстати, вы решились?

СТЕПАНОВ (после паузы). Знаете, Фриц, у американцев, славных в общем-то людей, нет еще своей культуры, слишком молоды: всего 200 лет им…. Так они культуру всего мира скупают, везут к себе в музеи… А нам – больше тысячи лет, и культура поразительна. А как мы знаем свою культуру? Как храним ее? Как ценим? Поэтому я о вас и написал… А вы? Отчего вы начали свой поиск?

ФОРСТ. Укрывание краденого – такое же преступление, как и само воровство… Да… но вы еще не понимаете, куда привел нас поиск иконы 891, еще не понимаете, что любым следующим шагом мы можем разворошить весь улей…

СТЕПАНОВ. Ну и прекрасно…

ФОРСТ. Я подчас теряюсь! Вы себя играете или вы такой на самом деле?

СТЕПАНОВ. Наверное, немного играю…

ФОРСТ. Зачем?

СТЕПАНОВ. Чтобы дразнить недругов…

ФОРСТ. Смысл?..

СТЕПАНОВ. Черт его знает…

ФОРСТ. Слушайте. Это запись моей беседы с начальником личного штаба рейхсфюрера СС генералом Карлом Вольфом – он начинал переговоры с Даллесом в Швейцарии весной сорок пятого… Может быть, вы слыхали о нем?

СТЕПАНОВ (рассеянно). Карл Вольф сейчас живет в Дармштадте. Его телефон 291287. Обедает в ресторане «Трес эстрелас». Жалуется, что ему платят всего 300 марок пенсии в месяц…

ФОРСТ. Вас обязательно посадят…

СТЕПАНОВ. Жаль. За что?

ФОРСТ. Не знаю, но за что-нибудь да посадят… (Задумчиво.) Почему Вольф лгал мне о замке Голомберг? Он очень много знает об этом замке. Почему он мне лгал? А это – запись беседы с рейхсминистром вооружения Шпеером. Он, наоборот, предупреждал меня: «Бойтесь Вольфа… Он и его люди не простят вам вашего интереса… Я виноват перед немцами, перед русскими – поэтому я так говорю вам… Гуманизму, ощущению вины я учился в тюрьме Шпандау, начав читать русскую литературу…»

СТЕПАНОВ. Вы в растерянности… Почему? Я вас впервые таким вижу…

ФОРСТ. Потому что я сейчас почувствовал, что смогу доказать наличие таинственной цепи. Все эти форетцы, бунвехавены, вольфы и многие другие