Аэропорт. На грани катастрофы - Артур Хейли

отсюда уходить не хочу. Как вы думаете, Стэн сможет выйти к прессе и поговорить с ней несколько минут?

– Думаю, да, – ответил тот и взглянул на помощника. – Лучше бы держать репортеров в узде. Только постарайся недолго.

– Конечно, сэр, поговорю.

– Что-то скрывать нет смысла, – посоветовал Бердик и кивнул в сторону радиоконсоли. – Расскажите им все, кроме этого.

– Понятно.

Помощник вышел из зала, и Бердик, сообщив Клиффу, что представитель руководства уже отправился к ним, положил трубку на рычаг, потом тяжелой походкой направился к стоявшим у радиоконсоли Гримселлу и Треливену, вытирая лицо скомканным платком.

– Что-нибудь есть? – спросил он тихо.

Не поворачиваясь, Треливен покачал головой. Лицо его посерело от усталости.

– Нет. Они исчезли.

Руководитель резко повернулся к телефонисту и отчеканил:

– Срочный телетайп Калгари и Сиэтлу, слышат ли их они.

– Семьсот четырнадцатый, вызывает Ванкувер-вышка. Семьсот четырнадцатый, отзовитесь, – монотонно говорил в микрофон радист.

Треливен прислонился к радиоконсоли с потухшей трубкой в руке и устало проговорил:

– Ну вот, похоже, приехали.

– Сил моих больше нет, – пробормотал Бердик, кивнув в сторону радиста, безуспешно пытавшегося связаться с пропавшим самолетом. – Слушай, Джонни, ради бога, принеси еще кофе. Черного и покрепче.

– Тихо! – вдруг крикнул радист.

– Что-то есть? – вскинулся Гримселл.

– Не знаю… Может, показалось…

Наклонившись к панели и не снимая наушников, радист покрутил ручки тонкой настройки и принялся опять вызывать самолет, потом сказал через плечо:

– Что-то слышу… Может, их, но точно не скажу. Похоже, они сбились с частоты.

– Надо рискнуть, – сказал Треливен. – Передайте, чтобы изменили частоту.

– Рейс семьсот четырнадцать, – заговорил радист, – это Ванкувер. Говорит Ванкувер. Измените частоту на сто двадцать восемь и три.

Радист еще раз повторил частоту, а Треливен повернулся к руководителю полетами.

– Надо бы запросить у военных еще одну корректировку с радара. Рейс скоро должен появиться у нас на экранах.

Радист не уставал повторять:

– Семьсот четырнадцатый, перейдите на частоту сто двадцать восемь и три и ответьте.

Бердик опять уселся на угол стоявшего посреди зала стола, оставив на нем мокрый след от ладони, и скрипучим голосом проговорил, так что услышал весь зал:

– Этого не может быть. Не может быть! Если мы их потеряем, то им конец, они просто разобьются.

Глава 9

04.35–05.05

Словно в кошмарном сне, объятый бессильной яростью, стиснув зубы, Спенсер с мокрым от пота лицом отчаянно пытался выровнять самолет. Одной рукой он сжимал рычаг газа, другой крепко вцепился в штурвал. В нем вместе с каким-то ощущением нереальности бушевали жгучая злоба и отвращение к самому себе. Совсем недавно и к тому же быстро машина потеряла не только высоту, но и практически всю скорость. Разум его отказывался воспринимать события последних двух минут. Его что-то отвлекло – только это он и помнил. Или это тоже какое-то оправдание? Он не мог всего за несколько секунд так резко потерять высоту – машина наверняка снижалась более плавно. И падение явно случилось вскоре после того, как он смотрел на вариометр… Или не на него? Может, что-то с топливом?..

Его охватило дикое, почти неуемное желание закричать, заплакать как ребенок. Отползти от этих ручек, от насмешливо подергивавшихся стрелок, от издевательски подмигивавших приборчиков. Бросить все. Рвануться в теплый, с уютно горящими лампочками салон и крикнуть: «Я не смог! Говорил же, что не смогу! А вы не верили! Ни от кого нельзя требовать такого…»

– Мы набираем высоту, – раздался голос Дженет, как показалось – невероятно спокойный.

Спенсера словно тряхнуло, когда он вспомнил, что она рядом, и в этот момент разрывавший ему голову крик превратился в визг какой-то женщины за дверью пилотской кабины: дикий и безумный визг.

Спенсер услышал, как мужской голос завопил:

– Говорю вам, он не пилот! Оба пилота валяются на полу! Нам всем крышка!

– Замолчите и сядьте! – рявкнул Байрд.

– Как вы смеете мне указы…

– Я сказал – вернитесь! И сядьте!

– Значит, так, доктор, – раздался гнусавый голос ланкаширца по прозвищу Пейдодна. – Дайте-ка я им займусь. Слушай сюда…

Спенсер на мгновение зажмурился, чтобы не видеть карусель плясавших перед глазами светящихся приборных шкал, и вдруг с горечью осознал, что вымотался до предела. Можно всю жизнь бегать с места на место, никогда не останавливаясь и внушая себе, что если не станешь держать форму, то ничего не достигнешь, но когда впервые навалилась настоящая беда, когда от него впервые потребовалась полная отдача сил, он сломался. И это самое страшное: знать, что сил больше не осталось, что вот-вот покатишься с горы обратно вниз, как заглохшая старая колымага.

– Простите меня, – сказала Дженет.

Продолжая сжимать рукой штурвал, Спенсер бросил на девушку озадаченный взгляд и ошарашенно спросил:

– За что?

Дженет вполоборота повернулась к нему: в зеленоватом отсвете приборной панели ее бледное лицо казалось почти призрачным – и просто ответила:

– Простите, что вот так сорвалась. Вам и без меня достается, а я… нервы не выдержали.

– Не понимаю, о чем вы, – резко бросил Спенсер.

Из салона послышались громкие рыдания какой-то пассажирки, и ему стало стыдно.

– Пытаюсь как можно быстрее поднять эту громадину, – пробормотал он, – но резко брать вверх боюсь: как бы опять не полететь вниз.

У двери, перекрывая нарастающий рев двигателей, раздался голос Байрда:

– Что у вас происходит? Все нормально?

– Извините, док, – ответил Спенсер. – Просто не удержал машину. Сейчас вроде бы все в порядке.

– Постарайтесь хотя бы прямо ее держать, – недовольно проговорил Байрд. – Там, в салоне, людям очень и очень плохо.

– Это все я виновата, – сказала Дженет.

Было заметно, что Байрда шатает от усталости, он даже схватился рукой за дверь, чтобы не упасть.

– Нет-нет! – запротестовал Спенсер. – Если бы не она, мы бы разбились. Просто у меня плохо получается управлять этой посудиной, вот и все.

– Да ерунда! – отмахнулся Байрд. – Выйдите на связь.

Услышав из салона чей-то вопль, он обратился к пассажирам:

– Так, слушайте меня внимательно. Паника – самая заразная из всех болезней и к тому же со стопроцентной смертностью.

Дверь в салон захлопнулась, и врача не стало слышно.

– Неплохая мысль, – спокойно проговорила Дженет. – Надо связаться с Треливеном.

– Да, – кивнул Спенсер. – Сообщите о случившемся и скажите, что мы набираем высоту.

Дженет переключила микрофон на передачу и вызвала Ванкувер, но подтверждения приема впервые не последовало. Девушка повторила попытку. И снова безрезультатно.

Спенсера охватил знакомый приступ страха, но он усилием воли подавил его и спросил:

– Что случилось? Вы уверены, что мы в эфире?

– Да… вроде бы.

– Подуйте в микрофон. Если он исправен, вы услышите.

Дженет подула.

– Да, все слышно. Алло, Ванкувер, алло! Говорит