Наперекор судьбе - Пенни Винченци

Оливер сказал, что, по его мнению, это и должен был быть именно Джайлз.

– После Дюнкерка он ведь едва не получил награду. С самого начала войны он проявлял беспредельное мужество. Не взяли офицером – пошел солдатом. Думаю, мы оба можем им гордиться.

– Я очень, очень им горжусь, – сказала Селия.

– Венеция, ты ни за что не поверишь. Даже рассказывать бесполезно.

– Это чему я не поверю?

– Выхожу я сегодня из ателье Седрика. В руках – сплошные кочны капусты. Только не спрашивай зачем.

– Зачем?

– Не отвлекай меня. Когда я увидела Барти…

– Подумаешь, зрелище. У нее двухнедельный отпуск. Она была в издательстве. Заходила к нашим родителям.

– Я не об этом. Она была… – Последовала долгая пауза. – Она была не одна.

– Ты хочешь сказать…

– Да, именно это.

– Не…

– Естественно, «не». Он, бедняжка, сейчас в Италии.

– Боже мой. Боже мой. Но ты уверена… Она действительно была с ним?

– Конечно уверена. Они направлялись в кино.

– Может… – Разум Венеции лихорадочно заметался в поисках объяснения, хотя она и не знала, нужны ли ей объяснения. – Может, это был сослуживец из ее части? Случайно встретились. Решили сходить в кино.

– Венеция, да что с тобой? Сослуживцы не обнимают за талию.

– Он был в форме?

– Да.

– Ну, тогда…

– Слушай, ты сегодня какая-то непонятливая. – Судя по голосу, Адель даже устала от этого разговора. – Он был в американской форме.

– Неужели? Ты думаешь, это был… знаешь кто?

– Не знаю. Я никогда не видела его фотографий. Но вполне возможно, что он. Он был чертовски обаятельным. Светловолосый, волосы с рыжинкой. Довольно высокий. Больше ничего не разглядела. Хотя вид у него был человека богатого.

– Они все выглядят богатыми. Я их такими и представляла.

– Я тоже. Так вот, жутко привлекательный мужчина. Умненько сработала наша Барти.

– Даже не верится, – поморщилась Венеция. – Наша праведная Барти. Пока милашка Джон воюет за родину и короля.

– Да, сестренка. А он ведь женат. Если это, конечно, был он.

– Час от часу не легче.

– Или, наоборот, легче, – сказала Адель. – Никогда бы не подумала. Как бы нам поподробнее разнюхать?

– Спроси чего полегче. Сама она ни за что не скажет. Жалко мне симпатягу Джона. А тебе?

– Просто до жути жалко. Такой идеальный мужчина.

– Как и она. Нам-то ее все время пихали как образец для подражания. Но образец-то с изъянчиком. Я обязательно должна рассказать Бою. Он всегда восхищался Барти. Говорит, он знал, что Барти его осуждала… ну, за ту историю. Он будет шокирован.

Сестры позвали Боя якобы затем, чтобы выпить с ним, и поделились неожиданным открытием. Бой не был шокирован, однако новость изумила его.

– Да, девочки, ситуация интригующая. Но думаю, нам не стоит делать поспешные выводы.

Близняшки переглянулись и вопросительно поглядели на Боя.

– Бой! Уж кто бы говорил! – бросила ему Венеция. – Выводы напрашиваются сами собой. Эта образцовая Барти помолвлена с одним, а крутит роман с другим. С богатым мерзавцем, если верить оценкам Мод.

– Чьим? Ах, Мод. Начнем с того, что вы не знаете наверняка: он это или нет. Она могла познакомиться и с каким-то другим американцем. Их тут до чертиков. Кажется, численность американского контингента в Европе достигла почти полутора миллионов.

– Итак, это один из полутора миллионов, – сказала Адель. – Я его видела, и он вполне может оказаться братом Мод. Тот же цвет волос, похожий взгляд.

– Время покажет, – заявил Бой. – Никак кто-то из вас собрался припереть Барти к стенке?

– Ни в коем случае, – хором ответили близняшки.

Адель поделилась своим неожиданным открытием с Себастьяном. Она не собиралась ему говорить, но сказала. Ей было грустно видеть Барти в компании американца. Сама она хранила верность Люку и была полна решимости дожидаться его. Вероломство Барти шокировало и огорчило ее. Окружающий мир все больше лишался своих главных ценностей. Вот и Барти соскользнула с пути истинного. У Адели это до сих пор не укладывалось в голове. Добродетельная Барти, всегда такая разборчивая и строгая в вопросах морали, предавала человека, которого, как им всем казалось, она любила. В том, что Джон горячо любил ее, не сомневался никто. Что творится с миром? Казалось, еще совсем недавно такие понятия, как «любовь» и «верность», не были просто словами. Люди думали, прежде чем что-то пообещать, а данные обещания выполняли. Помолвка была святым ритуалом. Неужели война, разрушая города и дороги, одновременно разрушала честность и идеалы?

Случившееся заставило Адель задуматься о своей жизни и понять, как же мало там чего-то постоянного, определенного. Ее ожидания… Не являются ли и они иллюзией? Ее будущее и даже ее прошлое были под вопросом. Все поводы для счастья выглядели пугающе хрупкими, а надежды казались невероятно глупыми. Возможно, Люк по-прежнему жив и его парижская жизнь протекает в относительной безопасности. Прошло более девяти месяцев с момента его последнего письма. Трудно представить, чтобы он молчал так долго. Адель начинала все отчетливее сознавать, что она проигрывает сражение с жизнью. Одинокая, покинутая, никому не нужная.

Если бы не работа, она давно сошла бы с ума. Но даже успех ее фотографий недолго согревал душу. Ей по-настоящему нравилось заниматься этим, однако все это было лишь декорацией, внешним фоном. А копни чуть глубже – и наткнешься на подавленность и пронзительное одиночество.

Мужчины из числа давних друзей, приезжая в отпуск, приглашали Адель на обед, на танцы. В постель тоже приглашали. Она с удовольствием обедала и танцевала, но от постели всегда отказывалась. Иногда ей очень хотелось снова почувствовать себя в объятиях мужчины, но она усилием воли гасила желания тела. Пока есть надежда, пусть даже самая малая, она будет ждать Люка и хранить ему верность. Адель чувствовала: она должна ждать, пока не почувствует бессмысленность дальнейших ожиданий. И потому оставалась в одиночестве, а под внешней веселостью, мужеством и стойкой решимостью не сдаваться залегал глубокий пласт отчаяния и печали.

Флирт Барти с американцем больно ударил по Адели.

В таком состоянии и произошла ее неожиданная встреча с Себастьяном. Адель сидела в издательской приемной на Керзон-стрит. Она зашла к Венеции с откровенным желанием напроситься на обед с сестрой. Венецию она застала одетой и почти готовой уйти. Они с Боем собирались в театр, а потом в ресторан.

– Ему ведь скоро опять на фронт, – извиняющимся тоном сказала Венеция и ради приличия добавила: – Идем с нами.

– Не говори глупостей, – беззаботно ответила Адель, заставив себя улыбнуться. – Зачем мне мозолить вам глаза? Нет уж, спасибо. Приятно вам провести время.

Венеция ушла. Адель села на диванчик и стала соображать, чем бы занять сегодняшний вечер. Настроение у нее было паршивое, глаза – на мокром месте. Она не сразу заметила подошедшего Себастьяна. Он спросил, не случилось ли у нее чего. Адель повернула к нему дрожащее лицо и честно ответила, что случилось.

Себастьян повел себя как настоящий джентльмен: просто достал из кармана носовой платок и подал ей.

– Мне часто приходилось снабжать твою маму этими предметами, – сказал он, после чего обнял Адель и позвал к себе домой на ужин. – Я тоже одинок. Вот и поплачем друг у друга на плече. Идем, легче будет.

Они угощались превосходным пирогом с крольчатиной, испеченным миссис Конли, и Адель поймала себя на мысли, что у экономки Себастьяна пироги вкуснее, чем в родительском доме на Чейни-уок. Сначала она еще пыталась хихикать, рассказывая ему о том, как ей плохо. Себастьян ее внимательно слушал. Терпеливый, понимающий. Адель оставила ненужную браваду и стала говорить о том, о чем вообще говорить не собиралась. О своих поражениях и раскаяниях. На это Себастьян лаконично заметил, что глупо себя корить и воспринимать жизнь наподобие противника, которого обязательно нужно обыграть. Адель и сама не понимала, что́ ее потянуло за язык, но она рассказала и о Барти, о том, сколько злости и презрения вызвало у нее увиденное. Себастьян слушал очень тактично, подбадривал ее и обещал, что будет молчать. Но главное – он хорошо понял состояние Адели.

– Нет ничего хуже, чем видеть, как дурное поведение оказывается вознагражденным, – произнес Себастьян, и на его лице вдруг мелькнула его прежняя озорная улыбка. – Особенно когда человек изо всех сил старается быть хорошим. Должен сказать, Барти меня удивила. Хотя, зная ее, думаю, у нее это вызывает душевные мучения.

– Очень на это надеюсь, – сердито подхватила Адель. – Мне так жалко бедного Джона.

– Возможно, Барти ему написала.

– Вряд ли он прыгал от счастья.

– Нет, конечно. Он же разумный человек. Однако сейчас наша главная забота не он. Давай сосредоточимся на тебе.

– Да. Как по-вашему, почему мне от этого так плохо?

– Видишь ли, трудно спокойно воспринимать счастье других, особенно когда оно заработано нечестно и вдобавок ты сам несчастен, – ответил Себастьян. – Уж кто-кто, а я это знаю.