Цирк проклятых. Кафе лунатиков - Лорел Гамильтон

Айкенсен охлопал Ричарда. Ему это нравилось до тех пор, пока он не заглянул Ричарду в глаза. Тут он слегка побледнел. Нервничает — хорошо.

Пинком он заставил меня расставить ноги. Я сердито на него посмотрела. Руки Айкенсена потянулись к моей груди — отсюда обыск не начинают.

— Если он попробует что-нибудь, кроме поисков оружия, я рискну выхватить пистолет.

— Айкенсен, обращайся с миз Блейк как с леди. Без глупостей.

Айкенсен встал передо мной на колени, провел ладонью по груди чуть выше сосков. Я ему двинула в нос правым локтем, брызнула кровь. Он покатился по земле, зажимая разбитый нос руками.

Темноволосый уже стоял, твердо направив ствол на меня. Отблеск света на очках скрывал выражение его глаз.

— Всем успокоиться! — скомандовал Титус. — Думаю, Айкенсен это заслужил.

Айкенсен встал с пола с покрытым кровью лицом и начал нашаривать пистолет.

— Если у тебя ствол покажется из кобуры, я тебя сам застрелю, — сказал Титус.

Айкэнсен быстро и тяжело задышал ртом. При попытке дышать носом оттуда вылетали кровавые пузырики. Нос определенно был сломан. Не так приятно, как выпустить ему кишки, но для начала неплохо.

Айкепсен долго стоял на коленях, и в его глазах отражалась внутренняя борьба. Руки он держал на кобуре, но пистолет не вытаскивал. Ему настолько хотелось меня застрелить, что он почти готов был попытаться. Отлично. Наши чувства взаимны.

— Айкенсен, — тихо и очень серьезно сказал Титус, будто понял, что Айкенсен готов вытащить оружие. — Я говорю всерьез, мой мальчик. Не шути со мной.

Айкенсен поднялся, сплевывая кровь, пытаясь очистить рот.

— Ты сегодня подохнешь.

— Может быть, но не от твоей руки.

— Миз Блейк, если вы сможете сдержаться и не дразнить Айкенсена, чтобы он не пытался вас убить, я буду вам очень признателен.

— Всегда готова оказать содействие полиции.

Титус рассмеялся. Сукин сын.

— В наши дни преступники платят больше, миз Блейк.

— Чтоб ты сдох!

— А вот ругаться не надо. — Он сунул пистолет в кобуру. — Сейчас я обыщу вас, и ничего другого делать не буду. Выкиньте еще что-нибудь — и нам придется застрелить одного из вас, чтобы показать, что мы не шутим. Вы же не хотите потерять любимого. Или друга.

Он улыбнулся. Добрый старый шериф Титус. Дружелюбный. Расположенный.

Он нашел оба пистолета, потом охлопал меня еще раз. Наверное, я вздрогнула, потому что он спросил:

— Где вы повредили руку, миз Блейк?

— Помогала полиции раскрыть одно дело.

— Они допустили, чтобы ранили гражданского?

— Сержант Сторр и детектив Зебровски попали в госпиталь. Они были ранены при исполнении.

Что-то промелькнуло на этом толстом лице. Может быть, сожаление.

— Герои получают в награду только смерть, миз Блейк. Вам бы лучше было это запомнить.

— Злодеи тоже погибают, Титус.

Он приподнял рукав моего пальто и забрал нож. Прикинул на руке.

— Сделано на заказ?

Я кивнула.

— Люблю хорошее оружие.

— Не потеряйте, я потом его у вас возьму.

Он хихикнул.

— А у вас есть присутствие духа, девушка, надо отдать вам должное.

— Зато ты гребаный трус.

Улыбка исчезла.

— Всегда оставлять за собой последнее слово — плохое качество, миз Блейк. Это людей злит.

— Для того и говорилось.

Он перешел к Эдуарду. Надо отдать Титусу справедливость: он был человек тщательный. У Эдуарда он отобрал оба пистолета, короткоствольник и нож такой длины, что для Эдуарда он сошел бы за короткий меч. Я и понятия не имела, что он прячет нож.

— Слушай, кем ты себя считаешь? Той самой кавалерией, которая приходит на помощь?

Эдуард не сказал ни слова. Что ж, если он может сохранять спокойствие, я тоже могу. Слишком здесь много стрелков, чтобы злить одного и пытаться завалить других. У противника превосходство в численности и в вооружении. Не очень удачное начало недели.

— Теперь мы отведем вас вниз, — сказал Титус. — Чтобы вы вместе с нами приняли участие в охоте. Вас выпустят в лес. Если сумеете уйти, вы свободны. Можете найти ближайшего полисмена и сдать нас. Попробуете что-нибудь выкинуть раньше, чем мы вас отпустим, — и вас просто убьют. Все это поняли?

Мы молча на него смотрели.

— Я не слышу ответа.

— Мы слышали, что ты говорил, — сказала я.

— А ты, блондинчик?

— Я тоже слышал, — ответил Эдуард.

— А ты, волколак?

— Не смей меня так называть, — сказал Ричард, и в его голосе тоже не было особого испуга. Это хорошо. Если приходится умирать, умирай храбро. Это выводит врагов из себя.

— Можно нам теперь опустить руки? — спросила я.

— Нет, — ответил Титус.

У меня в левой руке начиналась пульсирующая боль. Если ничего больнее меня сегодня не ждет, это будет победа.

Первым пошел Айкенсен, за ним Ричард, сопровождаемый темноволосым со спокойными глазами. Потом бородатый. Потом я. Титус. Эдуард. За ним седой с винтовкой. Последним Каспар — замыкал торжественное шествие.

Лестница вела в естественную пещеру под домом. Она была размером футов шестьдесят на тридцать, а свод — вряд ли выше двенадцати футов. В дальней стене был ведущий наружу туннель. В электрическом свете пещера отливала желтым. В гранитных стенах были сделаны две клетки. В дальней в позе зародыша свернулся Джейсон. При нашем появлении он не шевельнулся.

— Что вы с ним сделали? — спросил Ричард.

— Попытались заставить его для нас перекинуться, — ответил Титус. — Вот этот птичкин сказал, что это будет просто.

У Каспара был такой вид, будто ему неприятно. Было тут дело в названии «птичкин» или в упрямстве Джейсона, трудно сказать.

— Он перекинется.

— Ты это уже говорил, — заметил седой.

Каспар нахмурился.

Айкенсен открыл пустую клетку. У него все еще текла кровь, и он зажимал нос пачкой салфеток, но это мало помогало. Пачка стала алой.

— Залезай, волколак, — сказал Титус.

Ричард не шевельнулся.

— Мистер Кармайкл, мальчика, будьте добры.

Темноволосый спрятал свой девятимиллиметровый автоматический пистолет, достал из-за пояса другой, двадцать второго калибра, и навел его на сжавшегося в комок Джейсона.

— Мы и без того думали уже всадить в него пулю — посмотреть, не убедит ли это его перекинуться. Лезь в клетку.

Ричард остался стоять.

Кармайкл сунул пистолет сквозь решетку, опуская руку.

— Не надо, — сказал Ричард. — Я пойду. — Он шагнул в клетку.

— Теперь ты, блондинчик.

Эдуард не стал спорить, а просто вошел. Он переносил все это куда лучше, чем я думала.