Цирк проклятых. Кафе лунатиков - Лорел Гамильтон

— Хорошая мысль, только дом Каспара в горах.

— Отлично, тогда поехали.

— Тебе придется оставить там меня с Джейсоном.

— Зачем?

— Я прослежу, чтобы он никого не тронул, но ему надо будет охотиться. Там в лесу есть олени.

Я глядела на него. Это по-прежнему был Ричард, мой милый, но… Немного пугали эти светло горящие глаза на темном лице.

— Ты не будешь перекидываться в машине?

— Нет, тебе от меня опасность не грозит. Я держу своего зверя под контролем — это и значит быть вервольфом альфа.

— Насчет быть съеденной я не волнуюсь, — сказала я. — Мне только не хочется, чтобы ты залил мне сиденье этой светлой дрянью.

Он просиял улыбкой. Она была бы более успокаивающей, если бы не зубы чуть острее обычного.

Господи Иисусе!

40

Дом Каспара Гундерсона был построен из камня, а может быть, только облицован камнем. Стены сложены из светлых кусков гранита. Отделка была белой, деревянная крыша — светло-серой. Чистый и аккуратный дом, но умудрявшийся при этом выглядеть по-деревенски грубоватым. Находился он на поляне на вершине холма. Дорога заканчивалась около дома. Разворот там был, но дальше дороги не было.

Ричард позвонил в дверь, Каспар открыл. На его лице читалось облегчение.

— Ричард, слава Богу, это ты. Он пока еще держит человеческую форму, но боюсь, он вряд ли долго продержится.

Каспар придержал для нас дверь.

Мы вошли и увидели у него в гостиной двух незнакомых людей. Тот, что слева, был низкорослым, черноволосым и в очках с проволочной оправой. Второй — повыше, светлый, с рыжеватой бородой. Эти двое были единственным элементом, выделявшимся из интерьера — гостиная была белой. Ковер, диван, два кресла, стены — все белое. Как будто стоишь внутри шарика ванильного мороженого. Диван точно такой же, как у меня, — надо будет купить новую мебель.

— Кто это такие? — спросил Ричард. — Это ведь не наши.

— Это точно. — Голос Титуса. Шериф стоял в дверном проеме, ведущем в кухню, и в руке у него был пистолет. — Никому не двигаться.

Южный акцент Титуса был тяжел, как кукурузная лепешка.

Из внутренней двери дома вышел Айкенсен с еще одним «магнумом» в руке.

— Ты их ящиками покупаешь? — спросила я.

— Мне понравилась твоя угроза по телефону, — сказал он. — Я просто весь дрожу.

Я шагнула вперед, хотя и не собиралась.

— Не надо, — сказал Айкенсен, наводя пистолет мне в грудь. Титус держал под прицелом Ричарда. Двое в креслах тоже достали оружие. Веселая вечеринка.

Эдуард за моей спиной стоял неподвижно. Я почти ощущала, как он взвешивает шансы. И тут у нас за спиной щелкнул затвор винтовки. Все мы вздрогнули, даже Эдуард. Позади стоял еще один человек, седой, с залысинами. В руках у него была винтовка, направленная в голову Эдуарда. После выстрела с такого расстояния хоронить нечего.

— А ну-ка руки вверх!

Мы подняли руки. А что было делать?

— Всем переплести пальцы на затылке, — велел Титус.

Мы с Эдуардом сделали это так, будто раньше тренировались. Ричард помедлил.

— Быстро, волколак, а то тебя завалю, где стоишь, а все остальные пули получит твоя подружка.

Ричард переплел пальцы.

— Каспар, что происходит?

Каспар сидел на диване — нет, не сидел, развалился. И был он доволен, как сытый кот… Ладно, сытый лебедь.

— Эти джентльмены заплатили целое состояние за охоту на ликантропов. Я им даю дичь и место для охоты.

— А Титус и Айкенсен гарантируют, что никто ничего не найдет?

— Я ж говорил вам, миз Блейк, что мы немножко охотимся, — сказал Титус.

— А тот мертвец — один из ваших охотников?

Глаза его дернулись — не то чтобы отвернулись, но шевельнулись.

— Да, миз Блейк, это был один из них.

Я глядела на двоих в креслах с пистолетами. На седого в дверях я оглядываться не стала.

— Вы трое считаете, что охота на оборотней стоит того, чтобы за нее умереть?

Темноволосый глядел на меня из-за очков, и глаза его были отстраненными и спокойными. Если ему и было неловко направлять оружие на собрата по человечеству, он этого не показывал.

Взгляд бородатого обегал всю комнату, нигде не останавливаясь. Он явно не получал от всего этого удовольствия.

— А почему вы с Айкенсеном не прибрали место убийства до того, как Холмс и ее напарник увидели тело?

— Мы охотились на вервольфов, — ответил Айкенсен.

— Каспар, мы же твой народ, — сказал Ричард.

— Нет уж, — ответил Каспар, вставая. — Вы не мой народ. Я не ликантроп. У меня это даже не наследственное. Меня прокляла колдунья, и было это так давно, что я уже даже забыл.

— Ты ждешь от нас сочувствия? — спросила я.

— Нет. Я даже не думаю, что мне полагается объясняться. Вы двое вели себя со мной достойно, и мне полагалось бы чувствовать вину. — Он пожал плечами. — Это будет наша последняя охота. Большое гала-представление.

— Если бы ты убил Райну и Габриэля, я бы почти что тебя поняла, — сказала я. — Но что тебе сделали те ликантропы, которых ты помогал убивать?

— Помню, когда колдунья сказала мне, что она сделала, я себе представлял, как стану огромной кровожадной тварью, и мне это нравилось. Я все еще мог бы охотиться. Убивать своих врагов. А вместо этого… — Он широко развел руками.

— Ты их убил, потому что они были такими, каким ты хотел быть, — сказала я.

Он чуть улыбнулся.

— Зависть, Анита. Ревность. Это очень горькие чувства.

Я думала обозвать его подонком, но это было бы без пользы. Семеро погибли только потому, что этому сукину сыну не нравилось быть птицей.

— Этой колдунье надо было тебя убить, и очень медленно.

— Она хотела, чтобы я понял урок и покаялся.

— Я не очень ценю покаяние, — сказала я. — Мне больше нравится месть.

— Если бы я не был уверен, что ты сегодня умрешь, я бы обеспокоился.

— Можешь беспокоиться, — сказала я.

— Где Джейсон? — спросил Ричард.

— А мы вас к нему проведем. Правда, ребята? — сказал Титус.

Эдуард не сказал ни слова. Я не знала, о чем он думал, только надеялась, что он не полезет за пистолетом. Если он это сделает, в этой комнате погибнут многие, и трое из погибших будем мы.

— Айкенсен, обыщи их.

Айкенсен ухмыльнулся и сунул свой «магнум» в кобуру. На нас смотрели только один револьвер, два автоматических пистолета и одна крупнокалиберная винтовка. Какой бы идеальной командой ни были мы с Эдуардом, у нас тоже есть свой предел.

Айкенсен охлопал Ричарда. Ему это нравилось до тех пор, пока он не заглянул Ричарду в глаза. Тут он слегка побледнел. Нервничает — хорошо.