Церковь плененная. Митрополит Никодим (1929-1978) и его эпоха (в воспоминаниях современников) - Гусейнова

не всем известно, что у поэта был ещё один, младший сын – от актрисы театра Мейерхольда Ольги Высотской. Оресту Николаевичу (1913–1992) в конце 1930-х годов довелось пережить тюремное заключение [619] .

Сын Гумилёва и Ахматовой – Лев Николаевич Гумилёв – долгие годы провёл в лагерях. Чтобы вызволить сына из ГУЛАГа, Анна Андреевна наступила на горло собственной музе, и из-под её пера – «для опера» – вышли такие строки:

От благодарного народа

К стенам кремлёвским мы пришли

Сказать: «Где Сталин – там свобода,

Мир и величие земли!»

Вымученные вирши были напечатаны в «Огоньке», но Лев по-прежнему сидел за решёткой. Он был выпущен в 1956 г., и Ахматова дожила до этого времени. По словам Анны Андреевны, «две России глянут друг другу в глаза: та, что сажала, и та, которую посадили».

В Комарово опальная поэтесса жила с 1955 по 1965 гг. в одной из дач Литфонда, которую она называла «будкой». После кончины Ахматовой сперва поговаривали, что организуется музей, но власти запретили, и дача пошла в расход: её стали сдавать в аренду. Когда к даче подъезжали экскурсионные автобусы, сидящие в них туристы, видя развешенное белье, играющих в карты дачников, спрашивали:

– А кто сейчас здесь живёт?

Экскурсовод суховато отвечал:

– Сейчас здесь живут другие члены Литфонда.

Отпевали Ахматову в Никольском соборе. И её губы словно шептали:

Так молюсь за Твоей литургией.

После стольких томительных дней,

Чтобы туча над темной Россией

Стала облаком в славе лучей.

Надгробный памятник был заказан молодому скульптору из Пскова. Чтобы создать такой памятник, надо было очень любить поэтессу. Суровая каменная стена грубой кладки. И в ней маленькое окошко, наглухо заложенное камнем – символ её пленённой жизни. Потом до властей «дошло», и окошко закрыли барельефом. Ушёл подтекст, и надгробье стало простым надгробьем.

Со временем кладбище разрослось, стало почти мемориальным, и посещать его стало не особенно приятно: палачи погребены вперемешку с жертвами. Неподалёку от Ахматовой лежит Наумов. А недалеко от Наумова – Лев Абрамович Плоткин. На травле Анны Андреевны они сделали себе карьеру и добились чести быть похороненными на её кладбище [620] .

За 40 лет, прошедших после кончины Анны Ахматовой, её «будка», как и другие писательские дачи, пришла в плачевное состояние. Сгнившие деревянные ступени, обшарпанные стены, перекошенные оконные рамы… Но нашёлся человек, предприниматель, учёный, любитель поэзии – Александр Жуков, который приехал, увидел, ужаснулся и на свои средства отремонтировал домик, который должен в будущем стать музеем.

В 1988 г., когда Русская православная Церковь праздновала 1000-летие Крещения Руси, в актовом зале ЛДА была проведена церковно-историческая конференция, посвящённая этому юбилею. И после торжественного её открытия первый доклад сделал Л.Н. Гумилёв. Многие из присутствовавших с интересом вглядывались в старого лагерного волка, прошедшего следствие, пересылки, этапы… Это был пик его популярности в «большой расконвойке». Уже была напечатана монография учёного «Этногенез и биосфера земли»; телевизионщики считали за честь взять у него интервью.

Прямой эфир. На экране Лев Николаевич рассуждает о «высоких материях»: о пассионарности, о фазах надлома, инерции, обскурации… Собеседник слегка

морщится: для «ящика» это – «не формат». Надо бы что-то попроще, позанятней. И звучит вопрос: каким девизом Вы руководствовались в своей нелёгкой жизни? И Гумилёв отвечает так, чтобы «было понятно даже академику».

– На зоне, в бараке у меня был сосед по нарам. Каждое утро он, вместо молитвы, произносил фразу, которую я повторяю до сих пор: «Дайте жить, гады!» И, помолчав, добавляет: «Из гомо-совьетикус мораль вынули, как хребет из воблы».

Льву Гумилёву оставалось жить всего несколько лет; скончался он в июле 1992 г. Гумилёв был верующим – православным христианином. На его отпевание приезжал игумен Валаамского монастыря отец Андроник, и были оба его духовника – отец Димитрий и отец Николай. Вскоре после кончины Льва Николаевича в местной прессе было опубликовано краткое интервью тогдашнего настоятеля Благовещенской церкви в Шлиссельбурге протоиерея Димитрия Амбарцумова.

– Мы познакомились с Гумилёвым лет двадцать назад. Лев Николаевич видел всяких священников, но не всем он доверял. Господу было угодно, чтобы он доверился мне. Лев Николаевич хранил у меня, на всякий случай, экземпляры всех своих работ, считая, что держать их у меня, скромного священника, надёжно. Он приезжал в храм во Всеволожск, где я служил, а я много раз бывал у него дома.

Гумилёв охотно разговаривал с духовными лицами, и познания его в богословии были велики. Иногда он даже журил меня, если я чего-то не знал, говорил: «Если ты священник, на все вопросы должен уметь ответить». Его всегда интересовало мнение Церкви о его работах. Мне приходилось связывать его с митрополитом Никодимом и митрополитом Антонием. Владыка Никодим дал благословение на его книгу «Этногенез и биосфера Земли».

Человек он был очень цельный, и вера его была чистая, детская. Если бы не эта вера, он не выдержал бы всего, что выпало на его долю. Он слишком много претерпел. Думаю, что пассионарность – промысел Божий, хотя сам Гумилёв об этом не говорил [621] .

… В канун празднования 1000-летия Казани в столице Татарстана был установлен памятник Льву Николаевичу Гумилёву – крупнейшему теоретику неразрывного, веками скреплённого русско-татарского союза. Памятник Гумилёву воздвигнут и в Алма-Ате, а местному университету присвоили его имя. Несколько лет назад в 30 км от Караганды, в посёлке Долинка был открыт небольшой музей ГУЛАГа, а точнее КАРЛАГа. На одном из стендов – фотографии знаменитых «сидельцев»: учёных, писателей, артистов. С одной фотографии на посетителей смотрит Лидия Русланова, с другой измождённый доходяга – з/к Гумилёв…

… Серебряный век русской поэзии закончился со смертью Анны Ахматовой в 1965 г., и владыка Никодим мог размышлять об этом у её могилы. А в декабре того же 1965 г., в Москве, он дал интервью корреспонденту французского ежедневника «France-Soir». Этим корреспондентом был Дмитрий Вячеславович Иванов – сын поэта-символиста Вячеслава Иванова…

О фарфоре

Пребывание в Комарове для владыки Никодима было вынужденным и тяготило его кипучую натуру. Его преемник по кафедре, наоборот, всякий раз старался уединиться на казённой даче в окружении фарфоровых безделушек. Популярную тогда песню: «На недельку, до второго, я уеду в Комарове» – в академии старались не вспоминать. Это могло быть «неправильно истолковано».

Кстати, о фарфоре. Эта тема затронута в воспоминаниях Фэри фон Лилиенфельд, которой доводилось встречаться не