Дневник великого князя Дмитрия Павловича, 1906–1907 гг. - Дмитрий Павлович Романов

маленькое различие с завтрашним, а завтра уже не похоже на послезавтрашнее и так далее. А в общем собрании дни очень похожи один на другой. Странно, хотя мне тут и нравится, но всё же я буду рад уехать в Москву. Там зима, уроки, театр, наконец, этот маяк монотонных зимних учебных дней.

Я сюда был недоволен ехать, а всё-таки мне тут понравилось, но в Москву тянет непреодолимо, не знаю, почему.

Тут, если подумать, такие красивые места, например, Алупка. Серая, грустная, вся в зелени плюща, который как удав обвивает свою добычу, обвивает деревья, стены, ему безразлично, что обнять, только чтобы обнять. Эти угрюмые башни из такого же серого камня, эти трубы, выточенные в минаретики — все это как-то пахнет средневековьем. Так и хочешь увидать там, в особенности в одном месте между домами, где плющ образует узкую улицу, старого рыцаря, закованного в железо на лошади.

А Дюльбер, как он мил, весь беленький, в зелени так и утопает. Он смотрит из-за сада, как кусочек снега, такой чистый, такой белый.

Да, всего не перескажешь, пора и меру знать. Начну я с сегодняшнего дня писать и попробую эту книжку кончить. А теперь на покой. Завтра будем молиться о Мама в Ливадии, в тамошней церкви, а потом завтрак у т. Минни. 9¾ часов вечера.

Крым. 12 сентября. Среда.

Утром в восемь, как всегда, купались, учиться не успели, так как надо было ехать в Харакс к т. Минни и д. Георгию, чтобы с ними ехать в Ореандскую церковь. Ах, какая прелесть эта церковь, вся из мозаики, и такой успокаивающий свет из желтых стекол. Эта церковь построена в форме креста и даже снаружи красива. Потом поехали мы завтракать в Харакс. За завтраком была и Нина. Эта девочка удивительно мила. Страшно чисто ест и так прилично держится за столом и в обществе, так мило подает руку и говорит, одним словом, огромная разница между ей, Ксенией и детьми т. Аликс. Те грязные, непослушные, вечно на них надо кричать. Еле-еле могут сами брать на тарелку.

После завтрака мы, посидевши некоторое время и поговоривши, уехали домой. Дома я учился русскому с Г. М. до чая, который был в четыре, потом я ходил стрелять, но ровно ничего не достал, хотя несколько раз стрелял.

Г. М. теперь в совсем хорошем настроении находится и очень понятно, почему. Потому что эти два последних и три последних дня мы провели совершенно нормально, т. е. учились, когда нужно было, и ездили в хорошее время и ненадолго верхом.

Я, хотя уже почти неделю в форме, никак не могу привыкнуть к своей военной форме. Так приятно думать, что в Москве я буду ходить в театр не в белой блузе, а в вицмундире, и по улице гулять с палашом, всё это, хотя и глупо, но ласкает мое сердце.

После чаю я, как уже сказал, пошёл стрелять, но ничего не убил, а зато разговаривал с Г. М.

Мария теперь каждый день помногу занимается шведским языком и теперь говорит почти свободно. Я тоже очень хотел бы учиться, но, кажется, я не буду.

Может быть теперь, в это самое время, я буду сидеть в Швеции. Странно будет, не правда ли? У меня сердце прямо кровью обливается при мысли, что в будущем году, весной, мне придется расстаться с Марией и, пожалуй, надолго. Что я тогда буду делать? Теперь, по крайней мере, отношения между мной и Тётей прикрываются Марией, но что же будет тогда, когда она уедет? Ах! Это такое чёрное пятно на моей перспективе на будущий год, что ужас. Эти проводы, эти слёзы, которые будут проливаться, ах, всё это очень и очень неприятно.

Говорят, что я в 1908 году буду жить в Петербурге у т. Аликс и у д. Ники, но никто ничего не знает. Человек предполагает (Тётя путает), а Бог располагает. Теперь одна моя огромная мечта на 21-е — это чтобы мне разрешили бы курить, я это страшно желаю. 7½ часов вечера.

Сентябрь 13. Четверг. Крым

Начнем свое грязномарание с того, как я провёл нынешний день. Утром в 8 мы пили кофе, потом я два часа учился, в одиннадцать мы поехали купаться. Купались в купальне, а не в море, так как в последнем очень холодно. В купальне мы провели очень весело время, старались друг друга топить, плавали, плескались и всячески друг друга тянули ко дну. Завтрак как всегда в 12, а потом я занялся до 3½, когда за нами приехала т. Минни. Прогулка с Тётей сулила мне, что Г. М. будет в плохом настроении, так как мы чай пили с д. Сандро, Ксенией, д. Георгием и еще свитой д. Сандро. А это-то и был нож острый для м. Джун. и Г. М., что та свита ездит, а они нет, но я понимаю, можно было быть недовольными, когда мы ездили в Ялту, но теперь это было бы глупо. Но, к счастью, этого не было, Г. М. в хорошем настроении. Сегодня мы чай пили в Ай-Тодоре около маяка, там, где делают раскопки. Вчера там начали копать, и что же? Нашли великолепно сохранившуюся стену подвального этажа дома. Эта стена так идеально сохранилась, что трудно верить, что она была построена почти VI веков тому назад. После чаю я, вернувшись домой, старался убить что-нибудь, но ничего не удалось.

Сегодня первый раз за две недели, что ночь тёплая, это, если подумаешь, так странно, что в Москве (Тётя пишет) были ночью маленькие морозы, а тут 15–12 градусов, и то все ворчат, что мол, как холодно, и что, дескать, так нельзя и всё такое.

Завтра поедем в Церковь, большой праздник. 9 часов вечера.

Крым. 14 сентября. Пятница

Купались сегодня в восемь, потом пили кофе, после чего пошли в церковь. Боже, как там было жарко! Мне несколько раз дурно делалось, и я то и дело собирался говорить Г. М., что нужно уходить.

После завтрака, в половине 4-го приехала к нам т. Минни, и мы с ней катались в продолжении полутора часов, а потом она пила с нами чай. Про завтра она уже говорила. Она нас хочет пригласить к обеду. Это приглашение опять рассердило Г. М., так как Тётя ему говорила, что мы должны совсем ни обедать, ни завтракать в гостях, а потом разрешила, но только по субботам, с тем условием, чтобы мы вернулись бы в половине 10-го, на что Мария сказала,