Ночь кровавой луны - Ксения Акула

— А ты вон отсюда, — обернулся он резко, обратившись к Нанде, которая испуганно округлила глаза и губы. — Это мои владения, и чтобы никакая тварь сюда нос не совала, сам разберусь.

— Разобрался уже, — прошелестела Нанда, но тут же исчезла, как и тогда в лесу. Раз и испарилась с порывом ветра, оставляя только еле уловимый аромат цветов и воды.

— Не родная, говоришь? — спросил Люциан, оторвав меня от своей груди и ласково проводя широкой мозолистой ладонью по щеке, вытирая слезы. — Дед бы в семью не привел чужачку вместо нашей Розали. Ну же, мелкая, выше нос. Нашла, кому верить.

Норд, кряхтя, убрал кинжал в ножны и тоже погладил меня по спине, но тут же разбил остатки надежды вдребезги, сказав надтреснутым голосом.

— Прав он, Люциан. Я знал вашего деда, и знал его страшную тайну. Розали — не ваша сестра, а девочка, найденная в Запретном лесу. Ее мать была травницей, которая проживала недалеко от реки, но умерла от страшной болезни в одну из долгих зим, а отец — один из древних. Слышал о таких?

Никто не отозвался, а я стояла ни жива, ни мертва.

«Как это? — билась у меня в голове болезненная мысль. — Мои мать и отец ненастоящие? Как же это так?»

Боюсь, от истерики меня спасали по-прежнему крепкие объятия Люциана. Несмотря на все сказанное стариком, брат не размыкал рук, не отпускал меня, а лишь бережно поглаживал по спине, вздрагивающий от молчаливых рыданий.

— Тише, мелкая, — прошептал Люциан, поднимая мое лицо за подбородок и заглядывая черными глазами в мои — синие. — Значит, мать не сошла с ума, когда кричала, что ты ей не родная.

Он весело усмехнулся и вдруг рассмеялся, запрокидывая голову.

— А я-то на нее сердился, все эти годы злился, — договорил он, отсмеявшись и вдруг разом посерьезнев. — А тут вон оно как…

— Кто такие древние? — спросил Криг Норда, но ответил эльф. Карриен посмотрел на меня долгим пристальным взглядом и по-доброму улыбнулся.

— Полукровка, значит, — сказал он, покачав головой. — И древний — твой отец? Если это правда, то тебя постараются убить, как только узнают, от кого ты зачата. Древние — это столпы мудрости и святости, это неприкосновенные существа, как божества, которым поклоняются колдуны и ведьмы. Древних не создавали, как принято считать в народе, с ними заключили сделку. Кровавую, жертвенную, вечную.

Голос Карриена затих, а Норд кивнул его словам, тяжело опираясь на свою деревянную палку.

— Древние существовали в этом мире, когда еще нога человека не ступила на эти земли. Они — посланники самих богов, они — Мать-природа, они — дыхание ветра, жар огня, прохлада воды и твердь земли. Если то, что сказала твоя мать, Розали, правда, то ты — дитя самого могущественного существа в этом мире. Возможно, единственное такое дитя.

— И где же настоящая Розали? — не удержалась я от вопроса, который волновал меня прежде всего, но Норд лишь развел руками.

— Этого твой дед мне не сказал, — ответил он печальным голосом. — А домыслы мои кому нужны, ты и сама домыслишь, что могло случиться с малым ребенком в степи.

К Карриену подошел разбойник и громким голосом отчитался, что мальчишка очнулся и, пока внимание других отвлеклось на Форга, я посмотрела на Люциана.

— Что ты смотришь, как людоволчонок? — спросил он меня с улыбкой. — Думаешь, брошу, раз не родная мне? Не брошу, — он улыбнулся, как всегда, по-доброму, и в черных глазах разлилась теплота, от которой рука, сжимавшая доселе горло и грудь, ослабла.

— Ты мне стала сестрой с тех самых пор, как мать тебя в кузню послала, — усмехнулся Люциан, потрепав меня по голове, как малого ребенка. — Большеглазая, испуганная лань, сыплющая вопросами, как деревья в хмурое время сыплют листвой. Разве ж я откажусь от тебя после всего, что мы вместе пережили?

— Спасибо, — прошептала я в ответ, едва устояв на ногах, когда Люциан меня отпустил. Глаза сами собой закрылись, и я устало опустилась на землю, прижав колени к груди. Хотелось просто лечь и уснуть, хотя бы на чуть-чуть, чтобы собраться с силами перед новыми испытаниями, которые уготовила мне судьба.

— Некогда, — сказал Норд ворчливым тоном, словно читая мои мысли и поднимая меня на ноги. — Расселась она тут, размечталась. Пошли Форга выручать, раз с тобой решено все. Не тронет Карриен полукровку, хоть режь его. Он и сам из таких же, а ты для него, как сестра теперь. Ох, Розали, ежели не этот день, я бы тебе правду никогда не открыл. Не та это правда, которую надобно знать.

— Не та, — согласилась я с Нордом, но глаза открыла и пошла за стариком и Люцианом.

Глава седьмая

(Форг)

Мир качался. Небо приближалось к земле, грозя раздавить меня, а перед глазами то появлялись, то исчезали красные круги от слепящего света солнца. Я хотел отвернуть голову, но это вызвало лишь резкий приступ тошноты, и теперь земля заходила ходуном, желая поглотить меня. Этакая круговерть продолжалась до тех пор, пока чья-то прохладная рука не опустилась на мое лицо, помогая, наконец, вдохнуть полной грудью. Сознание отключилось.

— Он не приходит в себя вторые сутки, разве это нормально? — услышал я взволнованный голос Розали, которая по ощущениям сидела совсем рядом, касаясь моей груди обеими ладонями. От этого невесомого ощущения ее рук у меня внутри все сжалось, сердце бешено забилось, и к щекам прилил жар. Я распахнул глаза, чтобы убедиться в том, что мне это не снится.

— О, Форг, — воскликнула Розали взволнованным голосом, наклоняясь так низко, что я разглядел свое отражение в ее огромных сапфировых глазах. — Ты очнулся, слава Всеотцу! Мы так волновались.

Она откинула назад волосы, заплетенные в толстую косу, и наморщила лоб, становясь похожей на себя прежнюю, только мелко подрагивали губы, и глаза суетливо перебегали с предмета на предмет, которыми это место оказалось не так богато. Походная койка, низкий столик, стул и пара кресел. В одном расположился Норд с книгой в руках и с пледом, накинутым на ноги.

— Дай ему воды, — сухо приказал старик, на которого я тут же перевел взгляд. Норд по обыкновению хмурил седые брови и смотрел на меня без тени снисходительности, как это бывало раньше, но с волнением, запрятанным в поджатых губах и глубоких складках на лбу.

— Заставил ты нас понервничать, паренек, — раздался третий голос, и я скосил глаза на брата Розали — Люциана, который прихлопывал себя по коленям.

Этот косматый черноглазый