Дефиле озорных толстушек - Елена Логунова

– На ловца и зверь бежит! – прошептала я, отодвигаясь вместе с Алкой поглубже в тень.

Путаясь в одеждах, купальщики кое-как разоблачились и с криком и визгом полезли в воду. Я пригнулась и пробежала к оставленным на берегу нарядам. Бесцеремонно переворошила чужие тряпки, нашла помаргивающие значки и, зажав их в кулаке, как пару пойманных светляков, на полусогнутых вернулась под ивушку. Трепетная Трошкина ожидала меня, просунув голову за завесу ивовых ветвей, как все та же французская аристократка, но уже полностью подготовленная к гильотинированию.

– А ну, давай сюда свою грудь! – потребовала я, ворвавшись в наш зеленый шатер.

– Ты что? Спятила?! – испугалась Алка.

Она явно поняла мои намерения неправильно, потому что сложила ладошки ковшиками и укрыла ими свои женские прелести.

– Тьфу на тебя, дуру! Сама надевай! – Я протянула подружке посверкивающий значок.

– Ой, какая прелесть! Цветочек, розовенький, с огонечком! – сюсюкая, Алка пристегнула к кофточке стибренную мной бирюльку.

– Мадам Брошкина-Трошкина! – захихикала я нервным смехом, на который ограбленные мной купальщики неожиданно отозвались дружным хохотом.

– Р-рыбка моя! – страстно прорычал своей даме резвящийся в поднятых им волнах кавалер.

Я вздрогнула, оглянулась на веселящуюся парочку – ее составляющие уже образовали в замутившихся озерных водах единый беспокойный организм – и сказала подружке:

– Давай-ка поторопимся, у нас с тобой минут двадцать, не больше: потом эти рыбки замерзнут, протрезвеют, полезут на берег одеваться, заметят пропажу своих значков и вполне могут поднять страшный хай. Шагом марш, мадам Трошкина!

Алка глубоко вздохнула и, действительно, выступила из-под ивушки маршевым шагом. При этом в качестве походной песни она нарочито бодро напевала знаменитый романс:

– Гори, сияй, моя звезда! – и с удовольствием посматривала на свой горящий-сияющий значок.

Я спохватилась, что все еще держу свою брошку в кулаке, и поспешила пришпилить ее себе на грудь. На облегающем фигуру красном платье задорно подмигивающий огонек смотрелся почти непристойно, как стоп-сигнал наемного экипажа, готового с ветерком прокатить любого желающего.

– И вовсе он не розовый, а голубой! – сказала я в спину марширующей Трошкиной.

– Розовый! – Алка развернулась ко мне всем корпусом и продемонстрировала свой стоп-сигнал.

Действительно, у нее он был розовым, а у меня – голубым!

– К чему бы это? – задумалась я. – Может, гостей как-то сортируют – в зависимости от цвета значка?

– А я знаю, знаю! – оживилась Трошкина. – Наверное, розовые значки дают девочкам, а голубые – мальчикам!

– И кто же, получается, я? – прошептала я уже на пороге клуба.

Очевидно, этот закономерный вопрос возник и у охранников, потому что на Алку они посмотрели безразлично, а на мне задержали взгляды. На каменных физиономиях слабо отразились глубоко подавленные эмоции: левый страж слегка поднял брови, а правый чуток опустил челюсть. Предвидя нежелательные расспросы, я выбросила в сторону руку, как кальмар щупальце, туго обвила длинномерной конечностью и притиснула к себе Трошкину, которая опять начала прикрывать горстями интимные места, и с вызовом сказала охранникам:

– Чего уставились? Лесбиянок никогда не видели?

– Я не такая, нет! – предательски заверещала Алка.

– Конечно, ты не такая, как я, лапочка! – нежным басом сказала я, звучно чмокнув Трошкину в занавешенное распущенными волосами ухо. – Ты у нас девочка, а я мальчик! – И в подтверждение сказанного максимально выпятила грудь, украшенную голубым розанчиком.

Не знаю, что произвело на охранников большее впечатление – мои слова или демонстрация моих внушительных достоинств, но они дружно, как по команде, посторонились, пропуская обнимающихся «лесбиянок».

Едва мы очутились в зале, я выпустила Алку, и она отпрыгнула от меня метра на полтора со словами:

– Фу! Как тебе не стыдно!

– Успокойся! – попросила я. – Больно мне нужны твои скудные телеса!

Я оглядела просторное помещение, заполненное бесновато пляшущими людьми, и добавила:

– Вот была бы ты такой же могучей и статной, как Нонна Мордюкова, я бы воспользовалась твоим телом как подъемным механизмом: влезла бы тебе на плечи, чтобы осмотреть толпу с высоты.

Трошкина на всякий случай еще попятилась.

– Блин, как в этой гуще народа кого-то найдешь? Дикое стадо, все скачут, музыка грохочет, свет по глазам бьет! – расстроилась я.

Свадьба, которую праздновали сегодня гости «Райского птаха», явно вступила в финальную, абсолютно неконтролируемую стадию. Невеста, узнаваемая благодаря белому платью и шляпке с вуалью, подобрав пышные юбки, самозабвенно выплясывала канкан на сцене, предназначенной для выступления профессиональных стриптизерш. Актриса раздевального жанра на сцене тоже была, она добросовестно стягивала с себя одежки и ужом вилась вокруг столба, но импровизированный стриптиз новобрачной был куда более зажигательным.

– Ойе! – завизжали в толпе, когда невестушка жестом гранатометчика швырнула в зал свою правую туфлю.

– О, м-м-ма-а-а… – осел на пол счастливец, поймавший башмачок потной макушкой.

Вдохновленная новобрачная снайперски запулила вторую туфлю в зеркальный шар под потолком и, не дожидаясь, пока осыпятся все осколки, под свист и улюлюканье зрителей принялась энергично вращать бедрами, раскручивая обручи кринолина, как хулахуп.

Подпрыгивающая Трошкина приблизилась ко мне и прокричала в ухо:

– Кого ищем?

– Одну такую… фифу!

Это словечко не очень подходило к могучей красавице, но я вспомнила, как Милена капризно спросила: «Что, опять интервью?» Возможно, Милена Витальевна какая-то знаменитость или просто личность, широко известная в узких кругах. Надо поспрашивать знающих людей.

– Ах, эта свадьба, свадьба, свадьба пела и плясала! – с нескрываемым неодобрением напевала я, пробираясь к барной стойке.

Помещавшийся за ней юноша плясал в основном руками: жонглировал бутылками и наливал в бокалы и стаканы разноцветные жидкости.

– Вечер добрый! – крикнула я, взгромоздившись на высокий табурет.

Бармен тряхнул шейкером, как погремушкой, и в такт заводной музыке кивнул мне.

– Я Милену ищу! – поведала ему я. – Милену Витальевну! Знаете такую?

Парень усложнил простой кивок, добавив к нему сложную загогулину. Я попыталась проследить направление, указанное подбородком, но не сумела. Взгляд сам собой прилип к невесте, которая уже избавилась от расшитого стеклярусом корсажа и завела руки за спину, теребя застежку бюстгальтера. Народу на сцене прибавилось: перед солирующей невестушкой мелким бесом приплясывал худосочный юноша топлесс, босиком и в светлых брюках, по которым никак нельзя было определить, каков его статус на данном празднике. Не исключено, что это был жених. Во всяком случае, он с таким энтузиазмом приветствовал самостийный стриптиз невесты, словно имел намерение тут же, на сцене, затеять игрища, характерные для брачной ночи. Время, что и говорить, было подходящее – без малого час ночи.

– Милена на сцене! – бармен решил мне помочь.

– Невеста?! – удивилась я. И забормотала, ускоряя темп: – Да нет, не может быть, она же замужем, во всяком случае, я так думаю, ведь у нее есть ребенок, хотя это, конечно, не обязательно предполагает замужество, по нашим-то временам…

– Милена у шеста! – перебил мои невнятные рассуждения бармен.

– У шеста?!

Я перевела взгляд с заголяющейся новобрачной на стриптизершу, которая как раз в этот момент широко развела гладкие загорелые колени и начала тереться спиной о столб, как песенный медведь о земную ось. На мой взгляд, выглядело это не столько эротично, сколько мучительно: так и хотелось предложить девушке санитарно-эпидемическую помощь по избавлению ее от кожных паразитов.

А у меня руки зачесались от желания надавать затрещин обманщику-бармену!

– Это не она!

– Это Милена.

– Мне нужна другая Милена! – настаивала я. – Милена Витальевна!

Стриптизерша, энергично полирующая своим телом шест, была, спору нет, хороша, но до нужного мне Русского (или Прусского) размера не добрала, как минимум, полцентнера.

– Это Милена Витальевна! – устало повторил бармен, которому, похоже, уже надоело со мной общаться. – Другой у нас нет!

– Этого просто не может быть! – заявила я непререкаемым тоном, словно дам с этим редким именем должно быть больше, чем рыбы в море. – Та Милена Витальевна, которую я ищу, живет в большом красивом доме по адресу: улица Подгорная, дом пятнадцать! У нее маленький сын по имени Саша и сто пятьдесят кило живого веса!

– С килограммами напутали, а так все верно: сын Саша, дом на Подгорной, пятнадцать, Милена Витальевна Рыжикова, – утомленный препирательствами бармен зевнул мне в лицо и демонстративно отвернулся.