Он не хотел предавать - Феликс Меркулов

Соблюдая достоинство, он позволил себе помедлить, не помчаться немедля по первому зову, немного выждал у себя в кабинете, собираясь с мыслями. Затем встал, заправил выехавшую на животе рубашку, надел пиджак, обычно болтавшийся на спинке кресла, взял со стола свой ежедневник и неторопливо вышел в коридор.

Вдова покойного гендиректора, Любовь Сергеевна Кричевская-Завальнюк, была молода, красива и умна — это признавали все, кто ее знал. Владимир Петрович, встречавшийся с ней раньше на приемах и на собраниях директоров, был даже ее тайным обожателем.

До того как стать совладелицей холдинга, Любовь Сергеевна заправляла делами собственной радиостанции. После смерти мужа, заняв его место в управлении, она переехала на Ленинский проспект и заняла в главном офисе небольшой кабинет, который ей предоставили. В том, что к ней не перешел по наследству кабинет покойного мужа, прослеживалась определенная знаковость: Завальнюк занимал пост гендиректора холдинга, потому что был его отцом-основателем. Любовь же Сергеевна унаследовала лишь акции мужа, но не пост генерального директора, и скромный кабинет подчеркивал ее место в иерархии управления холдингом. До сих пор Любовь Сергеевна являлась всего о лишь крупным акционером. И не более.

Владимир Петрович остановился перед знакомой ореховой дверью, с которой так и не была снята табличка с фамилией покойного хозяина кабинета. Остановившись, он поправил галстук, заколебался — стучать или нет? — решил не стучать, нажал на ручку и открыл дверь.

Первое, что поразило его, едва он переступил порог, — это царящий в кабинете холод. Кондиционер работал на полную мощность, выдувая струю морозного воздуха, как из распахнутого зимой окна.

— А вы знойная женщина, Любовь Сергеевна, — пошутил Владимир Петрович, пересекая кабинет и подумав про себя, что покойный Завальнюк любил тепло. — Не боитесь простудиться?

Вдова сидела за столом в кресле покойного гендиректора и рассматривала коллекцию Завальнюка: колечки срезов древесины различных пород — в рамках под стеклом. Дуб, кипарис, палисандр, бамбук, ротанг, кедр различных пород, береза, баобаб, пробковое дерево, атласное, железное, хлебное… Застекленные коробочки со срезами занимали пространство целой стены.

— Красивые штучки, — сказал Владимир Петрович. — Егор Ильич увлекался.

Вдова медленно развернулась с креслом лицом к вошедшему, и Владимир Петрович почувствовал знакомое волнение, которое охватывало всех мужчин, от пионера до пенсионера, в обществе Любови Кричевской-Завальнюк.

В красоте вдовы было что-то невообразимое, фантастическое, чего в жизни не бывает. В красавицах с глянцевых обложек при желании можно было найти изъяны: слишком тоща, слишком широка в кости, грубоватая форма носа, пальцев, короткие ногти, торчащие уши… Вдова Завальнюка, казалось, не имела видимых изъянов.

— Здравствуйте, Владимир Петрович, — кивнула вдова, без улыбки глядя на замдиректора. — Присаживайтесь.

Во взгляде ее огромных изумрудных глаз читалась затаенная грусть.

Владимир Петрович сел в молодцеватой позе, стараясь скрыть выросший за последнее время живот. В обществе Любови Кричевской самый порядочный семьянин жалел, что природа обделила его внешними данными Жан-Клода Ван Дамма.

— Владимир Петрович, я приехала сегодня для того, чтобы поговорить лично с вами. Прошу отнестись к моему предложению с пониманием.

— Да, я вас слушаю, — слегка подаваясь вперед, кивнул замдиректора.

— Владимир Петрович, сколько процентов акций холдинга принадлежит лично вам?

Тема разговора показалась заместителю директора несколько неожиданной.

— Немного. Всего шесть, — недоуменно ответил он.

— Мне достаточно, — сказала вдова.

Владимиру Петровичу показалось, что он ослышался.

— Простите?..

— Я готова их у вас купить, — спокойно глядя ему в глаза, сказала Любовь Сергеевна.

Владимир Петрович развел руками, ответил в тон ей, стараясь обратить дело в шутку:

— Но я не готов их продать.

— Готовы, — ответила хозяйка.

— Нет, нет…

— Да, да! Я их у вас покупаю.

— Но я не собираюсь их продавать. Они мне самому нужны, — стараясь свести разговор к шутке, рассмеялся заместитель директора.

— Меня не интересует, что вы собираетесь или не собираетесь делать. Я их у вас покупаю, — отчеканила Любовь Сергеевна.

Владимир Петрович опешил:

— Простите, мне кажется, я вас не понял…

— Все вы прекрасно поняли. Мне нужны ваши акции. Я их покупаю.

Владимир Петрович посерьезнел.

— Это беспредметный разговор, — становясь угрюмым, жестко сказал он. — Я ничего не продаю. Считайте, что этих акций нет. Не понимаю, что вам взбрело в голову. Эти акции не продаются.

— Не тяните время. Завтра, поскольку сегодня банк уже закрыт, — с самого утра, у вас будет мой финансовый директор. Спасибо, что пошли мне навстречу.

— Нет, нет, нет, стойте! — запротестовал Владимир Петрович. — Я с вами говорю абсолютно серьезно. Нет значит нет! Я даже не готов обсуждать эту сделку.

— А я ничего с вами не обсуждаю. Я ставлю вас перед фактом. Я покупаю ваши акции.

Любовь Сергеевна говорила тихим, каким-то даже ленивым голосом. Казалось, ей было скучно смотреть на толстого, пожилого, бородатого заместителя гендиректора. Он интересовал ее не больше, чем бегемот в зоопарке, который барахтается в мутной воде и время от времени зачем-то разевает пасть. Какая разница посетителям, хочет бегемот есть или не хочет? Они бросают морковку в открытую пасть, потому что им хочется, чтобы бегемот ее съел…

Спокойным, скучающим голосом Любовь Сергеевна выдвинула свой ультиматум:

— Я покупаю твои акции, это свершившийся факт.

— Попрошу мне не тыкать, я с вами свиней не пас!

— Мне наплевать, с кем ты пас свиней, мелкая сошка! Решай, хочешь получить деньги за свой пакет или отдашь мне его даром?

— Даром? — нервно усмехнулся замдиректора. — Вот как?

— Да, именно даром. У тебя два варианта… И не говори потом, что я не оставила тебе выбора. Выбор всегда есть. Первый вариант: я покупаю у тебя эти акции по нормальной цене…

— А второй?

— А второй — ты оказываешься на нарах в Бутырке и меняешь свои акции на свободу. Со слезами, на коленях будешь умолять, чтобы я согласилась взять их. Перспектива ясна? Не понимаю, о чем тут думать, дураку ясно. Напряги мозги, ты же финансовый гений: вот один вариант, вот второй. Я пока предлагаю первый, но ты упорно настаиваешь на втором. Да что у тебя с мозгами, совсем жиром заплыли?.. Не о чем тут думать!

Владимир Петрович слушал молодую хозяйку и буквально не верил своим ушам. У него на глазах совершилась страшная метаморфоза: златокудрая фея, красивая, нежная, с тонкими чертами лица, греческая богиня, в присутствии которой мужчины впадали в состояние столбняка, эта речная нимфа с зелеными сияющими глазами на глазах у него превратилась в безобразное чудовище…

— Да это полная чушь! — воскликнул Владимир Петрович. — Какая Бутырка, какие нары? Чем вы меня пугать вздумали, опомнитесь! Я честный человек и не позволю…

Ведьма раскрыла перед его носом и пролистала панку с документами, сунула ему под нос:

— С тебя достаточно? Да за это налоговая полиция тебя сожрет.

— Не станете же вы натравлять налоговиков на собственную компанию? — вяло усмехнулся Владимир Петрович, чувствуя, как сдавил горло шелковый итальянский галстук. — Это же нелогично! Вы не станете под собой рубить сук…

— Пока что сук под тобой трещит, — улыбнулась хозяйка.

— Вы блефуете. Вы что, сами себя разорить решили? Это же ваша собственная компания.

Любовь Сергеевна закурила.

— Пока это еще не моя компания, — сказала она, с ударением на слове «пока». — Но когда у меня будут твои шесть процентов, тогда я стану здесь настоящей хозяйкой.

— Никогда, — устало ответил Владимир Петрович. — Если вам нужен контрольный пакет, скупайте у мелких акционеров. Я свои акции не продаю.

— Продаешь.

— Нет.

— Продаешь!

— Прекратите это давление.

Любовь Сергеевна прищурилась, как кошка перед прыжком.

— Неужели ты не понял, что я всегда добиваюсь своего! С твоей помощью или нет, но я буду здесь хозяйкой! Подумай теперь своей тупой головой, что для тебя лучше: иметь со мной хорошие отношения или плохие? Что ты вцепился в свои акции, как куркуль! О семье подумай, дети небось есть, жена? А то ведь не только акции потеряешь, но и работу, и здоровье. Я тебя нищим отсюда вытряхну. А хочешь, тебя в наручниках выведут из твоего уютненького кабинета, и это покажут в новостях по всем каналам? Иди-ка сюда, — поманила она пальцем Владимира Петровича.

Он подумал, что вдова хочет что-то ему сказать или показать, безвольно встал и наклонился вперед. Между ним и Любовью Сергеевной теперь был лишь массивный директорский стол.