Франкенштейн - Мэри Шелли

– Вы заблуждаетесь, отец. Жюстина не имеет отношения к смерти Уильяма.

– Если так, не приведи Бог, чтобы она была неправедно осуждена. Суд состоится сегодня, и я всем сердцем желаю, чтобы ее оправдали.

Его слова меня немного успокоили. Я был твердо уверен, что не только Жюстина, но и никакой другой человек не причастен к этому преступлению. Поэтому я и не опасался, что она будет осуждена только на основании косвенных улик, которые можно истолковать по-разному. В любом случае свои показания я не смог бы огласить на суде – они были бы сочтены болезненным бредом законченного безумца. Да и кто, кроме меня самого, мог бы поверить в существование монстра, которого моя самонадеянность и жажда славы и великих свершений в науке выпустили на свет?

Не прошло и четверти часа, как из своей комнаты появилась Элиза. Эти годы изменили и ее, моя возлюбленная была уже иной, чем тогда, когда я видел ее в последний раз. Время наделило ее особой, почти величественной красотой, затмив ее прежнюю полудетскую прелесть. Та же чистота и легкость во всем, но выражение ее лица теперь свидетельствовало и о глубоком уме, и о сильных чувствах. Элиза, сияя нежной улыбкой, обратилась ко мне:

– Твой приезд, любезный кузен, возвращает мне надежду на лучшее. Возможно, хотя бы тебе удастся спасти ни в чем не повинную Жюстину, схваченную по ложному обвинению. Уж если ее считать преступницей, то все мы здесь преступники и злодеи. Сердце говорит мне, что она виновна не более, чем ты, Виктор, или я. И нельзя допустить, чтобы наши несчастья удвоились: мы потеряли нашего милого Уильяма, а теперь все идет к тому, что потеряем и бедную Жюстину, которую я люблю как сестру и которую ожидает еще более ужасная участь, если ее осудят. Но я убеждена, что Бог этого не допустит.

– Жюстина невиновна, – сказал я, – и это будет доказано. Ничего не бойся, Элиза, и твердо верь, что ее оправдают.

– Я знала, что ты великодушен, как никто! Все, все вокруг уверовали в ее вину, это-то меня и мучит. Ведь я знаю, что она чиста и добра, и никогда не смогла бы поднять руку на дитя. Но люди сами убедили себя в ее виновности, и от этого поневоле можно прийти в отчаяние…

Элиза умолкла на полуслове и расплакалась.

– Дорогая племянница, – промолвил мой отец, – не стоит лить слезы. Если девушка непричастна к преступлению, следует положиться на точность и справедливость законов нашей страны. А я со своей стороны сделаю все, чтобы судьи действовали без малейшего пристрастия и предубежденности.

4

Заседание суда было назначено на одиннадцать часов. Отец и все остальные члены нашей семьи, участвовавшие в трагически завершившейся прогулке, обязаны были присутствовать на нем в качестве свидетелей, и я решил сопровождать их.

На протяжении всего заседания я испытывал только горечь и невыносимые муки совести. Из-за меня, моих необдуманных опытов и легкомысленной жажды славы и научного первенства оказались приговоренными к смерти два человеческих существа: невинный ребенок и юная девушка, которую ждали вечный позор, клеймо преступницы и ужасная казнь. Жюстина была доброй, прелестной и достойной девушкой, и она могла бы прожить долгую и счастливую жизнь, а теперь ее предадут позорной смерти, и виновником этого стал я! В ходе суда я не раз был совсем готов вскочить и объявить во всеуслышание, что именно я являюсь причиной смерти младшего брата. Останавливало меня только одно: такое заявление было бы сочтено бредом безумца и нисколько не помогло бы несчастной Жюстине.

Все то время, пока продолжался этот фарс[24], настоящая насмешка над правосудием, девушка держалась с большим достоинством. Жюстина была в трауре; ее измученное лицо было отмечено печатью какой-то особой красоты. Она сохраняла полное спокойствие, так как не чувствовала за собой ни малейшей вины, тогда как сотни глаз смотрели на нее с ненавистью и презрением. Однако это спокойствие давалось ей с огромным трудом. Едва войдя в зал суда, она обвела его быстрым взглядом, увидела нас в первом ряду, и ее глаза затуманились слезами. Затем она овладела собой и лишь время от времени смотрела на нас с глубокой печалью и любовью, лишний раз подтверждавшими ее невиновность.

В начале судебного заседания выступил с речью обвинитель. После того как было оглашено обвинение, выступило несколько свидетелей. Из их слов вырисовывалось странное и необъяснимое стечение обстоятельств, в котором каждый факт непреложно свидетельствовал о причастности девушки к преступлению. Любой человек, который, в отличие от меня, не знал, кто на самом деле является убийцей, был бы совершенно убежден в виновности Жюстины.

Дело обстояло так. Служанки подтвердили, что в ночь убийства ее не было дома. Ранним утром какая-то женщина, торговавшая зеленью на рынке, видела Жюстину поблизости от места, где позднее был обнаружен труп Уильяма. Зеленщица спросила ее, что она здесь делает, но та странно взглянула на нее и пробормотала что-то невразумительное. Домой Жюстина вернулась около восьми утра и на вопрос, где она была, ответила, что ходила искать малыша. Затем девушка с тревогой спросила, удалось ли его найти. Когда же ей показали тело мальчика, с ней случился жестокий припадок и она слегла на несколько дней.

Затем судьи предъявили свидетелям медальон, обнаруженный служанкой в кармане платья Жюстины; и когда Элиза дрожащим голосом заявила, что опознает в нем ту самую вещь, которую она сама надела на шею ребенка за два часа до его исчезновения, в зале послышался глухой гул негодования и ужаса.

Жюстину спросили, что она может сказать в свое оправдание. Надо сказать, что пока шло разбирательство дела, лицо девушки заметно переменилось – теперь оно выражало изумление и неподдельный ужас. Возможно, она впервые осознала, насколько крепка цепь случайных улик, которая неудержимо ведет ее к приговору и гибели. С трудом сдерживая слезы, девушка собрала все свое мужество и заговорила – ясно и внятно, хотя голос ее временами и срывался.

– Видит праведный Господь, – произнесла она, – на мне нет никакой вины. Но я также понимаю, что одних моих слов мало, чтобы это доказать. Я хотела бы объяснить все факты, которые судьи считают изобличающими меня. И надеюсь, что они, хорошо зная всю мою прежнюю жизнь, истолкуют в мою пользу то, что сейчас кажется суду таким странным и подозрительным.

Затем Жюстина поведала, что, получив разрешение Элизы, провела весь вечер накануне трагедии в доме своей тетки в деревне Шен, расположенной вблизи Женевы. Возвращаясь оттуда около девяти часов, она встретила неизвестного ей человека, который спросил, не встречала ли она по пути заблудившегося ребенка, и назвал имя мальчика. Это ее поразило и встревожило, и в течение нескольких часов она искала Уильяма в окрестностях, а когда спохватилась и направилась в город, городские ворота оказались запертыми на ночь. Остаток ночи ей пришлось провести в сенном сарае неподалеку от дома крестьянина, где ее хорошо знали; однако будить хозяев среди ночи она не решилась. Тревожные мысли не давали ей уснуть, и только к утру она ненадолго забылась. Разбудили ее чьи-то тяжелые шаги, но самого человека она не успела увидеть – он уже скрылся. Когда совсем рассвело, она покинула свое убежище и опять принялась за поиски, и, если при этом оказалась поблизости от того места, где позже было обнаружено тело, это произошло совершенно случайно. Когда же проходившая мимо торговка-зеленщица обратилась к ней с вопросом, девушка и в самом деле могла показаться растерянной – но причиной этого были бессонная ночь и тревога за мальчика. О том, как оказался в ее кармане медальон с миниатюрой, она не имела представления.