Наследники Шамаша. Рассвет над пеплом - Alexandra Catherine

Альжбета на минутку задумалась и ответила честно:

— Тебе стоит заниматься, Мэйда. Много заниматься. И если ты будешь много заниматься, ты будешь петь лучше всех в Аннабе. У тебя хороший голос.

Глаза Мэйды засияли ярче солнца. Следы слёз прошли за одно мгновение, и лицо её красиво осветилось.

— Я буду заниматься! — воодушевлённо воскликнула девочка.

— Вот и славно. А теперь, — Альжбета поправила причёску своей ученицы, коснулась её щеки. — Вернёмся в зал, и ты будешь улыбаться ярче всех.

Мэйда кивнула и лебедем впорхнула в зал, высоко приподняв голову, радостно улыбаясь, восхищая гостей своим очарованием. Даже Гюнтер отвернулся от помрачневшей Софии и внимательно поглядел на именинницу.

Альжбета стояла в углу зала и с улыбкой наблюдала за своей порхающей ученицей, радуясь её смеху, внезапно появившейся грации. Мэйда Вайнхольд была очаровательно мила этим вечером, и учительница всем сердцем поверила в то, что девочка станет самой завидной невестой Аннаба.

Вечер закончился танцем Мэйды и Гюнтера. Марта Вайнхольд хохотала громче всех, а Ханс Вайнхольд не мог налюбоваться на свою взрослеющую дочь. Заглядевшись на эту семью, Альжбета подумала о том, что выглядели они иначе, чем её семья, но вечер был таким чудесным, что девушка вспомнила свой день рождения, когда отец, матушка и сестра окружили её заботой и любовью, когда даже Гаспар поцеловал её в щеку, а Марк кружил по залу, и она была готова взлететь. От радости и счастья.

Горькие слёзы навернулись на глаза, она почувствовала себя как никогда одинокой. Ей отчаянно захотелось, чтобы матушка подошла к ней, обняла и сказала, что всё будет хорошо. Ей хотелось взять отца за руку, пообещать ему, что она вернётся и более никогда не сделает ему больно. Ей хотелось обнять Атанаис, приободрить её, поцеловать Гаспара, шутливо дернуть его за ухо. Шепнуть Акилу и Сагрии, что она тоскует по ним. Но все, что она теперь могла, — лелеять воспоминания, мечтать о них, молиться за них и испытывать бесконечное чувство вины, за все тревоги, которые она им подарила.

Ночью Альжбета улеглась в тёплую постель и тихо заплакала, сжимая кольцо, — единственное, что ещё связывало её с прошлым.

Глава 4. Город скорби, город огня

Аргос увидел мрачное утро. Солнце окутало лес золотым сиянием и насквозь пронзило тихий город, тихий дворец, тихие комнаты. Всё было тихим эти утром, будто город оправлялся после страшного нападения и собирался с силами, чтобы встретить новое.

Акил сидел на кровати рядом с Сагрией и лил молчаливые слёзы. Когда они добрались до Аргоса с тяжело раненной девушкой, к ним навстречу вышел растерянный, трясущийся посланник Натал Ансаро и скорбно сообщил, что Лесные Братья отыскали мёртвое тело Марцелла Атрея и привезли его в город. Вокруг погибшего было множество следов борьбы, крови, сапог, копыт, повозки, клочок колета Александра Сагдиарда, который, вероятно, тоже был убит. И ни следа Ишмерай.

Акил, измученный тревогой за Сагрию, которая всё ещё оставалась в тяжёлом состоянии, почти от неё не отходивший все дни, что они ехали обратно, надеялся, что их встретит Марцелл и Ишмерай, помятые, но живые и радостные. Он тысячи раз прокручивал в голове эти счастливые картины, но никак не мог представить, что вместо её сияющего лица увидит изуродованное и посиневшее тело Марцелла, такого верного, надежного, не похожего на других агентов Гаральда Алистера.

— Её не могли посчадить, — со знанием дела говорил Сибелир, сводя Акила с ума своими чудовищными словами. — Если убили одного, — он кивнул на тело Марцела, — убили и второго. Девитса едва ли выжила. Мне шаль говорить это. Вы хорошие люди.

Вот так. Ни Атанаис, ни Ишмерай. И неизвестно, выкарабкается ли Сагрия.

«Моя вина… — билась набатом тяжёлая мысль Акила. — Я не справился. Их убили, потому что я не справился!..»

Аргосские целители утверждали, что дни Сагрии сочтены, но ни Цесперий, ни Акил не желали верить в это. В спальне находились и виконт Аим с Умратом. Последний держал девушку за руку и с отчаянием вглядывался в её бледное без кровинки лицо.

— Подумать только, — потеряно выдохнул виконт Аим, горько подпирая рукой щеку, глядя в тёмную пустоту перед собой. — Ишмерай Алистер, эта чистая светлая девушка, в Заземелье разделила судьбу своего возлюбленного. Какая трагедия!.. А Атанаис…

— Нет! — гаркнул Акил. — Мы ещё ничего не знаем!

— Разумеется, мы будем их искать. Знать бы только где…

Акил с трудом сдержал горе и сел на край постели бездыханной Сагрии. Она стала еще слабее. Смерть медленно и мучительно забирала её, и Акилу было горько. Невыносимо горько.

«Мой отец спасает одним лишь взмахом руки! — мысленно сокрушался он. — Я же бессилен! Я ни на что не годен! Какой я Рианор? Какой я целитель?..»

Ему как никогда захотелось, чтобы эта смелая, отчаянная, влюблённая в него девушка открыла глаза и поглядела на него. Пусть она ненавидит его всю оставшуюся жизнь, пусть презирает, но пусть только откроет глаза и будет жить! Пусть найдёт свою любовь, доживёт до старости и, прежде чем умереть, подарит миру детей и внуков. Но только не сейчас! Только не в восемнадцать лет!

Акил держал её холодную слабую руку, ладонью проводил по лицу её. Сагрия не подавала признаков жизни. Ее жизнь затухала, подобно свече.

«Сегодня ночью она умрет», — услышал он скорбный голос, принадлежавший будто не ему, а кому-то постороннему.

И решил, что не достоин жить, если позволит этому случиться.

— Нет, она не может оставить меня! — упрямо мотнул головой Акил, чувствуя безумный страх перед её смертью.

— Почему же не может? — строго осведомился виконт Аим, поднимаясь. — Неужто, Акил, ты полагал, что Сагрия всегда будет у твоих ног, исполнять любое твое желание? Или ты думаешь, что она поехала в Заземелье за Ишмерай? Ишмерай бы смогла отговорить ее от путешествия, если бы с ними не ехал ты. Сагрия отдала тебе слишком много. Надо было раньше ценить это. Теперь уж поздно. Я принесу вам поесть, господа целители.

С этими словами виконт вышел из комнаты.

— Если бы ты не был целителем, я бы вышвырнул тебя за дверь, — прорычал Умрат,