Наследники Шамаша. Рассвет над пеплом - Alexandra Catherine

плохо отстирывала её вещи. Но та не жаловалась. И всегда была безупречно вежливой.

Наконец, прибыли гости: София Ландман со своей матерью, несколько подруг и Гюнтер Шмиц — бессонница Мэйды и её заветная мечта.

Они вежливо улыбались имениннице, дарили ей подарки, но Альжбета увидела с первого взгляда — они не любили Мэйду и поддерживали с ней дружбу только из-за стремления родителей поддерживать близкое знакомство с Вайнхольдами. София Ландман, которую многие описывали невероятной красавицей, оказалась и в правду очень мила собой. Она была старше Мэйды на полгода, белокурые волосы её украсили чудесными лентами, нарядил в атласное платье небесно-голубого цвета. София глядела на Мэйду свысока, а когда появился Гюнтер Шмиц, вовсе позабыла об имениннице и полетела покорять его.

Гюнтеру Шмицу было пятнадцать. Привлекательный юноша держался безупречно вежливо и галантно со всеми дамами — от именинницы до самой невзрачной из подруг. Белокурые волосы его лежали густой красивой шапкой, а лазурные глаза хранили тот же высокомерный холод, что и у Софии.

Завидев Гюнтера, Мэйда заалела, задёргалась и едва не обмерла. Но тотчас после вручения своего подарка он предложил руку миррине Ландман, и они вместе направились в столовую. При этом в глазах Мэйды появился такой ужас и разочарование, что у Альжбеты защемило сердце.

Услышав, что учитель Мэйды — чужеземка, гости не изъявили желания познакомиться с ней.

— Зачем вы её взяли? — слышала она со всех сторон. — Как молода! Как бледна! Она, случаем, не больна?

— Чужестранка? — удивлённо проговорила София Ландман, которая стояла совсем рядом с Альжбетой, но даже не потрудилась понизить голоса. — Мой отец говорит, что все чужестранцы тупые. Чему она научит Мэйду? Быть еще глупее?

— София! — приглушенно воскликнула одна из подруг. — Ну что ты такое говоришь? Она же тебя услышит!

— Может, и услышит, но ничего не поймет! — гадко улыбнулась София, поглядев Альжбете прямо в глаза. — Она же чужестранка! Она говорит только на своём глупом языке.

Альжбета состроила любезную улыбку, слегка кивнула ей и ясно проговорила:

— Лучше бы вам, сударыня Ландман, говорить потише. Вдруг я вас всё же пойму и посоветую вашей матери заняться и вашим воспитанием?

Нахалка икнула и густо покраснела.

— Вертлявая курица, — тихо фыркнула Альжбета на родном языке себе под нос.

Как только яства были перепробованы, гости пожелали похвастать друг перед другом чудесными голосами. София Ландманн оказалась у инструмента самой первой, взяла несколько нот и громко запела.

Услышав пение красотки, Альжбета скривилась. Мэйда взахлёб рассказывала, как усердно занимается София музыкой и как превосходит таланты всех, кого она знает. София Ландманн не всегда попадала в ноты, не всегда выдерживала ритм и, должно быть, путала громкость с выразительностью.

Альжбета молча глядела на Софию Ландман и торжествовала. Торжествовала за Мэйду. Быть может, София Ландман и была красивее Мэйды, но ни одним другим из качеств не могла превзойти добрую, отзывчивую девочку, которая была готова принять все свои недостатки и превратить их в достоинства.

Но чем дольше шло празднование, тем несчастнее становилась Мэйды, ибо все внимание Гюнтера улетало к высокомерной и бездарной Софии. Когда гости затеяли танцы, кавалер должен был пригласить на танец именинницу, но Гюнтер не стал утруждать себя этим — София умыкнула его у Мэйды из-под носа.

Девочка протиснулась сквозь толпу к выходу и исчезла. Позволив ей поплакать где-нибудь в углу ровно четверть часа, Альжбета отправилась на поиски и нашла её в прохладном августовском саду. Мэйда плакала навзрыд, съёжившись.

— Мэйда! — охнула Альжбета, подбежав к ней и обняв. — Зачем ты здесь?! Здесь же так холодно!

— Миррина К-камош! — всхлипнула девочка. — Оставьте меня! Ах, оставьте!

— Мэйда! — ласково сказала Альжбета. — Поверь мне, Гюнтер не стоит таких мучений!

Девочка поглядела на свою учительницу полными слёз и горя глазами, поморщилась и разрыдалась еще пуще, уткнувшись ей в плечо.

— Он такой красивый! — причитала девочка.

— Да как сказать… — ласково прошептала Альжбета, поглаживая воспитанницу по голове, от жалости и печали не чувствуя холода, но тревожась, что девочка простудится.

— Как вы можете так говорить? — воскликнула Мэйда. — Ваш жених, вероятно, был очень красив!

Альжбета застыла. Должно быть, преподобный Майахоф все же рассказал семейству Вайнхольд об ее несчастье. Она вздохнула и выпрямилась.

— Он был красив, — мертво прошептала Альжбета. — Но я могла доверить ему всю свою душу и жизнь. Можешь ли ты доверить жизнь свою и душу Гюнтеру?..

Мэйда всхлипнула, задумавшись. На заплаканное личико ее легла тень, затем она поглядела на Альжбету, потянулась к ней, обняла ее и прошептала:

— Простите меня, миррина Камош. Я не должна была спрашивать… Простите меня. Вы расскажете мне о нем?

— Расскажу. Но когда буду к этому готова… Пойдем, пришло столько гостей.

Альжбета обняла девочку за плечи, и они неторопливо пошли в дом.

— Я не хочу туда возвращаться, — плаксиво проговорила Мэйда.

— Никогда и никому не показывай, как тебе плохо. Никто тебя не пожалеет. София Ландман обрадуется, когда увидит твои слезы. Всегда держи голову высоко-высоко. Всегда улыбайся. Даже если терпишь поражение. Видишь ли… — Ишмерай запнулась, мысленно выстраивая фразу, которую собиралась сказать. — Я сейчас попытаюсь сказать это без ошибок… Видишь ли вкус победы теряется, когда… когда проигравший улыбается. София Ландман любит только себя. Она пришла на твое празднество показать себя и потешить себя восхищенными взглядами гостей. Но не позволяй ей обидеть тебя.

Альжбета провела девочку мимо зала, завела её в угол потемнее, где бы Мэйда смогла утереть слёзы и успокоиться.

— Выпрямись, — сурово проговорила Альжбета, легко похлопав её по спине. — Подними голову. Успокойся.

— София так хорошо поёт, я никогда не превзойду её, — вновь пожаловалась девочка, услышав очередные рулады, которые раздавались из зала.

— Не думай о ней. София Ландман танцует всего лишь сносно, а поет отвратительно. Весь талант её — делать вид, что она королева. И Гюнтера привлекает именно её уверенность.

Мэйда поглядела на Альжбету горестными глазами и тоненько спросила:

— Вы правда думаете, что София плохо поёт?

— Поверь мне, — улыбнулась та. — У меня хороший слух.

— И я тоже плохо пела?