Сумрачная дама - Лаура Морелли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Даже с другого конца этого мрачного лагеря Доминик видел, что капитан Хэнкок выделялся, будто породистый жеребец среди ишаков. Он был высоким и стройным, форма элегантно подчеркивала его мускулистую фигуру. Ему бы не униформу, а дорогой костюм и стакан шерри. Острым взглядом голубых глаз он внимательно наблюдал, как Пол и Доминик шли к нему следом за офицером.
– Хэнкок – не просто военный, – сказал им на ходу офицер. – Он еще и какой-то известный скульптор.
Тут, в этой мрачной выжженной местности, этот образованный, утонченный человек выглядел неуместно, но Доминик с ошеломлением осознал, что скорее всего, он тоже был на комиссии[22].
Офицер остановился и отдал честь. Пол и Доминик последовали его примеру.
– Новые люди в службу безопасности, сэр.
Хэнкок повернулся и внимательно на них посмотрел, а потом, заметив, видимо, огромные значки военной полиции у них на касках, кивнул.
– Хорошо, – сказал он. – По дороге на Ахен нам их понадобится много. – Он постучал пальцами по стволу своего оружия. Доминик представил в этих пальцах инструменты скульптора. – Разместите их.
– Да, сэр. – Офицер повернулся, чтобы увести их, но над Домиником одержало верх любопытство.
– Как вы собираетесь искать эти произведения искусства, сэр? – выпалил он. Спрашивая, он смотрел на офицера, боясь встретиться глазами с Хэнкоком, но все знали к кому обращен этот вопрос. Хэнкок лишь поднял бровь и отвернулся.
Офицер спас Доминика от конфуза:
– Над этим с самого начала войны работают профессионалы из Европы и США, – сказал он. – Кураторы музеев и прочие. На основе своих исследований они составили списки произведений и карты мест, где мы можем…
Слова офицера прервал оглушительный грохот, от которого у Доминика по всему телу пошли мурашки. В ближайшую палатку прилетела очередь, и клочки брезента понесло во все стороны. Лагерь наполнился криками и звуками выстрелов, а Доминик словно в замедленной съемке увидел, как Хэнкок поворачивается, а пулеметная очередь врезается в землю все ближе и ближе к нему.
На одних рефлексах Доминик прыгнул вперед и бросился своим коротеньким телом на капитана Хэнкока. Он почувствовал, как у него под ногами от пуль разлетается земля, решительно закрыл собой командира и перекатился в укрытие – за огромное резиновое колесо их грузовика. Пули выли, рикошетя о ступицу. Доминик вцепился в винтовку, дождался перерыва в грохоте и открыл ответный огонь. Винтовка больно била его в плечо. Он опустошил магазин, а потом услышал крик, и огонь внезапно прекратился. Прошло несколько долгих секунд, потом раздался шорох шагов, а потом – тишина.
Тяжело дыша, Доминик опустил винтовку. Когда дым рассеялся, он увидел, что на краю лагеря лежат тела двух немецких солдат. Некоторые из солдат американских стонали где-то между палаток, а другие бежали через рассеивающийся дым им на помощь. Доминик с облегчением увидел, что среди них бежит к раненым и рослый Пол.
Капитан Хэнкок сел, отряхивая форму. У него на щеке было грязное пятно. Широко раскрыв глаза, он уставился на Доминика.
– Вы ранены, сэр? – спросил Доминик, перезаряжая винтовку и осторожно выглядывая из-под прикрытия колеса. В лагере пахло дымом и гарью, как бывает после стрельбы, в смеси с соленой ноткой крови – запах, который Доминик уже знал и ненавидел. Но оба раненых американца двигались и матерились. Это хорошо.
– Нет. – Хэнкок выполз из-за шины. Доминик протянул руку и поднял его на ноги. Хэнкок в ответ так же крепко вцепился в Доминика, посмотрел ему в глаза, и лицо его внезапно озарилось ослепительной улыбкой. Он прищурился, разглядывая имя на форме Доминика.
– Бонелли, да? – Он крепко пожал Доминику руку. – Добро пожаловать.
14
Эдит
Пелькине, Польша
Сентябрь 1939
Каска на голове Эдит была сделана для мужчины. Ей она почти полностью закрывала глаза, а металл гремел, ударяясь о кости ее черепа в ритме подпрыгивающих на неровной дороге колес Кюбельвагена[23].
Собирая копии документов для директоров музея, Эдит поискала Пелькине в пыльном атласе, который нашла на полках музейной библиотеки. Прежде она ничего не слышала об этом городе, но теперь уверенно провела пальцем по карте до маленькой деревеньки далеко на востоке Польши, рядом с границей России. Она прочитала, что у семьи Чарторыйских там много лет было загородное имение. Теперь Эдит сидела, втиснувшись вместе с двумя вооруженными до зубов солдатами на заднее сиденье бежевого автомобиля, который направлялся прямо в это самое имение Чарторыйских.
Она сжалась, стараясь занимать поменьше места. Ей повезло устроиться возле высокого борта машины, с него можно было смотреть, как вокруг разворачиваются польские сельские виды. Когда поезд прибыл на вокзал в Кракове, солнце как раз только встало, но Эдит до сих пор еще не видела его лучей: пейзаж вокруг был затянут серой мутью – сочетанием сплошной облачности, пыли от развалин вдоль дорог и грязи, которую поднимали шипованные шины Кюбельвагена. На изгибе дороги Эдит успела увидеть, как следом за ними движется вся остальная колонна немецких машин. Конец колонны виден не был. Она слышала, что полевая жандармерия уже заняла дом Чарторыйских. Неужели им нужно еще столько солдат?
На какое-то время виды стали однообразными: множество распаханных, но не засеянных полей, прямые ряды рельсов вдоль дороги. Эдит услышала гудок поезда и повернулась, чтобы посмотреть на проезжающие вагоны. Поезд должен был легко обогнать колонну, но по какой-то причине он двигался медленно – длинная цепочка старых ржавых вагонов еле тащилась по путям. Когда поезд наконец-то догнал Кюбельваген, Эдит увидела, как из одного из узких пыльных окон в стене товарного вагона вяло машет маленькая ручка. Через минуту в окне показалось лицо молодой женщины с темными, впалыми глазами.
Эдит будто ударило молнией, а сердце екнуло. Она вспомнила, как по вокзалу в Мюнхене шли еврейские семьи, сжимая в руках наволочки, маленькие ящички и авоськи со своими самыми дорогими пожитками. Куда ехал этот поезд – в концентрационный лагерь? Поезд наконец набрал скорость, и ручка исчезла из окна. Эдит опустила взор на свои сложенные на коленях руки, понимая, что никогда уже не забудет лица этой женщины и затравленного взгляда ее впалых глаз.
Машина наконец свернула на длинную дорогу, вдоль которой шли английские парки и росли высокие, ухоженные ели. В конце этой дороги Эдит увидела огромный песочного цвета дворец. Пелькине. Эдит узнала длинный, симметричный фасад с его окнами и пилястрами, виденный в книгах музейной библиотеки.
Выйти из машины было большим