Через три войны. Воспоминания командующего Южным и Закавказским фронтами. 1941—1945 - Иван Владимирович Тюленев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Почему обманул? – спрашивал я.
– Да потому, что всю землю взяли русские, а калмыцкий народ получил землю очень мало и сейчас занимается кочевкой.
– Ну, ведь так было угодно вашему богу, – говорил я.
Горайка, видимо рассердившись на своего бога, бросал последнюю фразу:
– Наш бог мало-мало был дурак.
Дугайка не вмешивался в этот разговор, ему было безразлично, кто был и кто есть его бог. Он только знал о том, что когда было сильное заболевание оспой в калмыцких степях, то его родители бросили. Подобрала его экспедиция, которая выезжала из Астрахани на борьбу с этой болезнью, а затем он воспитывался у одного рыбака в Мумрах и с тех пор он не верил ни в какого бога, ни в калмыцкого, ни в русского. Зато он любил слушать, как читали книги, немного сам разбирал русскую письменность и читал брошюрки. Я, как и каждый юноша, любил читать книжки приключенческого жанра. В эту поездку я взял с собой «Робинзона Крузо», несколько брошюрок об американском Шерлоке Холмсе – Нате Пинкертоне, о сыщике Путилине и о Гарибальди.
Дугайка часто надоедал мне, чтобы я почитал ему книжку о Робинзоне Крузо или Гарибальди. И мы часто, устроившись под парусом или в каюте, часами читали эти книжки.
– Вот, Вануш, – говорил мне Дугайка, – если наше судно «Чайку» разобьет в море, то ведь мы тоже можем быть выброшены на какой-либо остров и заняться там так же, как и Робинзон, охотой.
– Во-первых, у нас на Каспийском море таких островов нет и, во-вторых, у нас с тобой нет ружей.
– Так будем ловить рыбу, – отвечал он мне.
– Да и рыбу нечем будет ловить, ведь снасти-то ты на необитаемом острове не найдешь!
Дугайка после этого тяжело вздыхал, говорил что-то на калмыцком языке и засыпал крепким сном.
Мы шли вдоль берегов Дагестана. Отчетливо видны были Главный Кавказский хребет и дербентские возвышенности. Ветер все усиливался. Наконец, разразился шторм. Дул норд-ост. Нас стало прижимать к берегу. Мы бросили якорь. Сильный порывистый ветер бросал «Чайку» по волнам, как щепку. На палубе нельзя было от сильного ветра устоять: каждую минуту могло сбросить в море.
Дядя Егор приказал положить большую мачту, но и это не помогло. Мы все сидели в каюте и при каждом подбрасывании и опускании «Чайки» вверх и вниз цеплялись за поручни. Наверху на вахте стоял Горайка. Шторм продолжался уже пять часов. Наступил уже вечер, а он не утихал, а все разрастался. Усилилась бортовая качка, волны сильнее стали ударять о борта «Чайки». Мы шутили с Дугайкой.
– Ничего, – говорили мы, – старик, хозяин Новиков, крепкий, выдержит.
– А если сорвет якорь? – спросил меня Дугайка. – Тогда что будем делать?
– Я думаю, что якорь не сорвет, – отвечал я ему, – а если сорвет, бросим второй, запасной.
В момент этого разговора «Чайку» стало бросать как будто легче. Мы облегченно вздохнули, считая, что ветер стал затихать. На самом же деле лопнула шейма каната. После этого наше судно стало разворачиваться, а мощные шквальные волны так сильно ударили о борт, что мы полетели с коек на пол, а судно зачерпнуло бортом много воды. Дикий крик тревоги вахтенного Горайки поднял нас на ноги. Вся команда выскочила на палубу. Цепляясь за реи, баштуги, люки и борта судна, мы начали доставать запасной якорь, конец шеймы которого лежал под низом. Эта работа длилась минут двадцать, а нам казалось, что прошла вечность. Судно несло на скалистый берег, это было страшно опасно.
Бросили второй якорь, но он не держал. Вытравили 120 метров шеймы на глубину 15 метров, и только тогда «Чайка» повернулась носом на ветер и стала отыгрываться на сильных, с шумом ревущих волнах. Мы снова залезли в каюты. У тех товарищей, у которых была морская болезнь, и та прошла. Пережив опасность, мы снова засмеялись.
– Ничего, братва, хорошие пережили испытания, – сказал все время молчаливый помощник Бакулина Кирилов. – Пятнадцать лет я хожу в море, сколько пережил штормов, но такого еще не видал ни разу, – добавил он.
Сверху с палубы раздался голос Бакулина. Он вызывал Кирилова наверх, для просмотра трюма.
– Нет ли где течи? – сказал Бакулин спускавшемуся в люк главного трюма Кирилову, – просмотри хорошенько все стенки судна и днище.
После тщательного осмотра оказалось, что судно не повреждено, только в кормовом отсеке просачивалась вода, и попало много воды через главный люк в большой трюм.
Шторм как неожиданно начался, так же неожиданно стал затихать. К ночи он совсем затих. Мы снялись с якоря и при боковом ветре начали движение к Апшеронскому полуострову. Бакулин беспокоился за потерянный якорь. Он был задумчив. Он боялся того, что на Апшеронском не найдет якоря, а без второго якоря в море выходить опасно. Но боязнь его рассеялась, когда на острове Жилом мы нашли якорь.
Быстро выполнив необходимую работу на Апшеронском полуострове, мы ушли в открытое море несколько глубже и точно так же, как и в весеннюю путину, выставили снасть и начали лов рыбы. О шторме под Дербентом давно уже забыли. Такова природа моряков. Они знают народную пословицу «кто на море не бывал, тот и страха не видал». Но морской страх мало пугает моряка. Это неотъемлемая часть морской жизни, спутник моряка-рыболова.
В весеннюю путину для приманки на крючки снасти мы насаживали кусочки тюленя и белую клеенку, вырезанную по образцу рыбы. Осенью для этой цели мы привезли с собой мелкую рыбу тарань.
Первый период осенней путины лов белуги шел плохо. За месяц стоянки мы выловили не более чем пудов сто. Бакулин не раз собирал всю команду и выяснял причины. Он расспрашивал, где больше всего на снасти попадается рыба. Было выяснено, что вся пойманная за этот период рыба попадалась между якорями, державшими снасть, и чаще всего около буйков. Следовательно, заключил дядя Егор, рыба не идет по дну моря, а идет «в полводы» – на глубине 15 метров. Но учет этого предположения существенного изменения лова не дал.
Решено было сменить место лова. Выждав хорошую погоду, мы выбрали снасть, и «Чайка» взяла курс по направлению Гурьева, а затем к так называемому Синему морцу. В районе Синего морца на глубине 20 метров мы выставили снасть.
В первый момент рыба шла хорошо, и
