Из переписки Владимира Набокова и Эдмонда Уилсона - Владимир Набоков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А вот истинные жемчужины моей коллекции — обрати внимание на прелестные совпадения:
Я уставился на него в полном замешательстве. «Вы хотите сказать…» — начал было я. «…что ее никто и не думал убивать», — закончил за меня он.
(Дж. Д. Бирсфорд «Искусственная родинка»)Он выхватил вышеозначенную фотографию и швырнул ее в лицо потрясенному инспектору. «Бирсфорд! Бирсфорд убийца своей собственной жены».
(Энтони Беркли «Шанс отомстить»)Я внес правку и вернул Лафлину корректуру Пушкина — Лермонтова — Тютчева{60}. «Превратности времен»{61} проданы Уиксу. Ужасно хотел бы тебя повидать.
В.
1945
36 Виста-плейс
Рэд-бэнк, Нью-Джерси
19 января 1945
Дорогой Владимир,
ты наверняка очень обрадуешься, узнав, что я принялся за твои русские сочинения и в данный момент с огромным удовольствием читаю Машеньку. Некоторые сцены очень хороши, например, первая, где они застряли в лифте, а также то место, где он узнает самого себя в кинематографе. Правильно ли я понял, что Людмила отдается Ганину на полу таксомотора? Не думаю, чтобы у тебя был подобный опыт, — иначе бы ты знал, что такого не бывает.
«Нью-Йоркер» посылает меня в Англию и во Францию, и через месяц я уеду. Меня только что всего искололи прививками от бессчетных болезней.
Привет Вере.
Эдмунд У.
__________________________20 января 1945
Мой дорогой Кролик,
бывает; и не раз бывало в берлинских таксомоторах образца 1920 года. Помнится, я задавал этот вопрос многочисленным русским таксистам, белогвардейцам и чистокровным аристократам, и все как один говорили, да, именно так дело и обстоит. Боюсь, американская техника любви в таксомоторах мне совершенно неведома. Некто Пиотровский{62}, поэт à ses heures[64], рассказывал мне, как однажды вечером он подвозил кинозвезду и ее спутника. Из природной вежливости (дворянин в изгнании и все прочее) он, когда машина остановилась, распахнул перед клиентами дверцу, и парочка in copula[65] вылетела головой вперед и проплыла мимо него, как «четвероногий дракон» («Отелло» он читал).
Наслаждаясь «Машенькой», не забывай, что книжку эту я написал 21 год назад — то был мой первый опыт в прозе. Девушка действительно существовала.
Лафлин пишет, что всеми силами стремится издать мою книгу стихов, но у метранпажа запор. В нашем с ним договоре есть пункт, где говорится, что, если книга не выйдет до первого января 1945 года, он теряет все права на ее публикацию, а заодно и деньги, которые мне выплачены. Дождусь 1 февраля. Что происходит с нашей книгой в «Даблдей»?
Хочу повидать тебя до твоего отъезда. В Нью-Йорке буду в субботу вечером и в воскресенье 10–11 февраля. Как тебе понравилось, что всю вину в Греции старикан возложил на троцкистов?{63}
Твой
В.
Как ты мог назвать этого шарлатана Манна в одном ряду с П. и Д.? [Прустом и Джойсом. — А. Л.]
__________________________Альберго-делла-Читта
Виа Систина
Рим
31 мая 1945
Дорогой Володя,
на днях я шел по этой маленькой улочке, где находится моя гостиница, с любопытством разглядывал ряд hôtels borgnes[66], чьи наглухо закрытые двери открываются лишь поздно вечером, впуская солдат с их подружками, — и, представь мое удивление, когда на одном из фасадов относительно респектабельного жилого дома я обратил внимание на мраморную доску, повешенную здесь в 1901 году русской колонией, с бронзовым барельефом головы Гоголя и надписью: Здесь Гоголь писал «Мертвые души». Еще раньше я обнаружил, что через улицу от меня находится дом Д'Аннунцио, на соседней — дом Стендаля, у подножия Испанской лестницы, спускающейся к Виа Систина, — дом, в котором умер Китс, да и дом немецкого пошляка Гёте тоже, как выяснилось, находится неподалеку. Пока что (увы!) я еще не сочинил здесь ничего, что могло бы сравниться с «Мертвыми душами» или с лучшими стихами Китса, — тем не менее (благодаря оккупационным войскам союзников) у меня превосходный номер на предпоследнем этаже с балконом, где я провожу часть дня и откуда любуюсь Римом.
Обо всех и обо всем в письме не расскажешь — вместо этого приведу тебе отрывок из письма Полли Бойден, которое я только что получил из Труро; отрывок этот, убежден, потешит твое неутолимое нарциссическое тщеславие. «Я случайно прочла, — пишет она, — „Гоголя“ Набокова, и книга мне так понравилась, что я купила „Себастьяна Найта“. Думаю, я ни разу в жизни не встречала человека, который был бы в большей мере художником, чем Набоков, и у меня, когда я читала эти замечательные книги, замирало сердце от сознания того, что ведь я и в самом деле встречалась с ним — это все равно что „увидеть воочию Шелли“. И это несмотря на то, что последний абзац „Подлинной жизни“ получился каким-то слишком уж недвусмысленным. У меня возникло такое впечатление, будто Набоков вдруг, всего за несколько строк до конца романа, признал себя побежденным!»
Из всех римских новостей тебе, должно быть, больше всего понравится сообщение о том, что Марио Прац{64}, интеллектуал, довольно эксцентричный автор «La Carne, la Morte & il Diavolo nella Letteratura Romantica»[67], который учит русский язык и только что одолел Шинель, с большим энтузиазмом отзывался о твоей гоголевской книжке, которую он где-то раздобыл и экземпляр которой попался в книжном магазине и мне. В остальном же Европа, как ты, наверно, догадываешься, находится в состоянии довольно плачевном. Руины итальянских городов производят впечатление настолько тяжелое, что хочется убежать от них подальше; ничто еще не оказывало на меня воздействие столь удручающее. Итальянцы постоянно просят увезти их в Америку (куда перебрались многие их друзья и родственники) или же добиться того, чтобы Италия стала одним из американских штатов. Рим почти совсем не пострадал и прелестен, хотя двоюродная сестра Нины, которую я обещал разыскать, живет в районе, куда угодила бомба; дом напротив нее разрушен до основания, стекла в квартире бедной пожилой женщины выбиты и застеклены либо чем-то непрозрачным, либо не застеклены вообще. На могиле итальянского фашизма собрались, кажется, представители всех национальностей — попробую написать про это в «Нью-Йоркер», быть может, что-то вроде рассказа.
Надеюсь, дела у тебя спорятся. Передай от меня привет Вере и Дмитрию. Подумать только: Чичиков был выдуман Гоголем на этой славной маленькой улочке под чистым итальянским небом, так далеко от мира «Мертвых душ». Как твои бабочки и как твой роман?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});