Из переписки Владимира Набокова и Эдмонда Уилсона - Владимир Набоков

Как поживаешь? В Бостон не собираешься?

Я перевел кое-что из Лермонтова и написал довольно большой кусок романа.

Сколько всего хочется рассказать тебе, показать, обсудить с тобой.

В.

Книга Симонова{71} не лучше и не хуже всего того вздора, который издается в России последние 26 лет (исключение составляют Олеша, Пастернак и Ильф — Петров).

__________________________

24 декабря 1945

Дорогой Кролик,

существуют несколько причин, объясняющих, почему «Гамлет» — даже в жутких, изуродованных сценических версиях — привлекает и истинного ценителя, и зрителя невзыскательного. 1. Всем нравится, когда на сцене появляется призрак. 2. Короли и королевы также привлекательны. 3. Число и разнообразие смертей в этой пьесе велико, как нигде, а потому а) убийство по ошибке; b) отравление (в пантомиме); с) самоубийство; d) смерть от воды и от лазания по деревьям; е) дуэль; f) снова отравление и прочие прелести за кулисами не могут не доставлять удовольствие. Между прочим, критикам никогда не приходило в голову, что Гамлет ведь убивает короля в середине пьесы; то, что жертвой оказывается не король, а Полоний, не отменяет того факта, что Гамлет с королем разделался. Антология убийств.

Мы все же надеялись, что ты у нас в эти дни появишься. <…> Я в поте лица тружусь над романом (и очень хочу показать тебе пару новых глав). Ненавижу Платона, на дух не переношу Лакедемон и все идеальные государства. Я вешу 195 фунтов.

Душевно твой

В. Набоков.

Спасибо за восхитительного Афанасьева!

1946

1 февраля 1946

Дорогой Кролик,

спасибо за твои замечания{72} (хотя я и не понял, что ты имел в виду под моей «американизацией»). Лермонтов в самом деле банален, мир печали и слез — пошлость (к тому же тавтология), и коль скоро я к нему достаточно равнодушен, я не стремился улучшить те места, которые вызывают у тебя вопросы. Впрочем, все, на что ты обратил внимание, совершенно справедливо. Кстати, в черновике у меня был конь с черной как смоль гривой.

Десятого числа этого месяца я принимаю участие (вместе с Эрнестом Симмонсом{73} и каким-то драматургом) в радиопередаче про гоголевского «Ревизора» из серии (кажется) «Приглашение к знаниям». Поэтому еду в Нью-Йорк и буду очень рад тебя там увидеть. Приеду 9-го, во второй половине дня. Пока не знаю, где найду un gîte[70]. На две ночи. В понедельник должен вернуться.

Когда увидимся, расскажу о многом; развею туман своей академической карьеры. Мое положение в колледже, где я преподаю, столь шатко, и платят мне так мало, что очень хочется подыскать что-нибудь более надежное и выгодное. Я слышал, например, что вроде бы имеется какая-то вакансия в Принстоне. Мое финансовое положение оптимизма не внушает. Тем более что я не особенно рассчитываю, смогу ли пристроить свой роман (через пару месяцев он будет закончен). Этим я хочу сказать, что на литературные заработки надеяться не приходится. Идиотская популярность, которой, судя по тому, что права оспаривают 14 агентов, пользуются мои книги в Европе, ничего, кроме раздражения, у меня не вызывает, поскольку платят европейцы франками или лирами, да и переводы чудовищны.

Твоя статья о Чайковском превосходна.{74} Но надо было ему и его братцу всыпать за либретто к операм. И всыпать как следует.

Надеюсь на скорую встречу.

В.

__________________________

7 февраля 1946

Еду отсюда одиннадцатичасовым в субботу, поэтому у тебя буду, думаю, в районе 4-х.

Дорогой Кролик,

вижу, что мой нехитрый намек свое действие возымел. Большое спасибо. Я отправил тебе телеграмму, но выяснилось, что сейчас «забастовка» или что-то в этом роде, поэтому телеграмма может опоздать или затеряться.

Видел бы ты Пиковую даму в старые времена в Мариинском театре! Костюмы были пошиты по моде начала XVIII века, так что отношение восьмидесятилетней старой графини к версальскому двору и к Марии Антуанетте было по меньшей мере нелепым, а либретто — отвратительным! Примерно в 1912 году, однако, Музыкальная драма в эту и некоторые другие оперы внесла ряд изменений. (Помнится, в последней сцене «Кармен» двое английских туристов в ладно скроенных клетчатых пиджаках фотографируют происходящее, а на стене висит настоящий плакат «Corrida de toros»[71].) Буду очень рад скоро с тобой увидеться.

В.

В февральском номере журнала «Эллери Куинн» тебе досталось от какого-то господина.{75}

[На полях]

Загадка: превосходный перевод на французский язык песни из пушкинских «Цыган» в либретто Галеви{76} к «Кармен». (Возможно, этот перевод был найден в бумагах Мериме?)

__________________________

16 февраля 1946

Дорогой Кролик,

я по-прежнему в постели, «пребываю в блаженном покое». По возвращении температура у меня была около 102.

Рад был тебя повидать. «Встретить американца всегда приятно, ибо я принадлежу к тем людям, которые полагают, что ни безумие монарха, ни заблуждения министра в давние времена не помешают нашим детям в один прекрасный день стать гражданами огромной страны под флагом, в котором „Юнион Джек“ будет сочетаться со „Звездами и полосами“» («Знатный холостяк»{77}). <…>

Толстый том [Шерлок Холмс. — А. Л.] оказался отличным спутником, хотя отредактирован он довольно неряшливо. Например, совершенно очевидно, что «Установление личности» должно предшествовать «Союзу рыжих» (а не следовать за ним, как в этом томе), ведь в нем имеется ссылка на героиню предыдущего рассказа.

В наши дни люди не бледнеют так часто, как они бледнели (и бледнеют до сих пор) в художественной литературе. Когда преступник не отъявленный негодяй, но обвиняется в убийстве, его обыкновенно отправляют в Америку, после чего корабль, как правило, куда-то пропадает вместе со всей командой. Больное сердце пригождается, когда убийцы делают свое дело со вкусом.

Вспоминая различные подробности своего весьма приятного пребывания [в Нью-Йорке. — А. Л.], я с ужасом сообразил, что в разговоре с Оденом{78} спутал его с Айкеном{79} и расхваливал последнего, используя второе лицо единственного числа. Теперь-то я понимаю, отчего в его глазах промелькнул испуг. Как глупо — такое, впрочем, случалось со мной и раньше.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});