Отёсовцы - Василий Игнатьевич Валов

или писарь какое дело на обсуждение, и общество час-другой погалдит. Галдят человек десять одновременно, и каждый норовит перекричать другого. А когда вдосталь почешут языки первые охотники, говорить начинают самостоятельные хозяева. Этих слушают уже как решителен.

Старостино дело на сходе только подначивать.

— Стало быть, пять человек от нашего общества, — разъяснял Ваня приказ.

— Шутка сказать, пять человек под расстрел… — руками разводил Каштанов Михаил. — Кто это поедет на верную смерть?..

Говорили больше фронтовики, которые года по два, по три сидели в окопах.

Каштанов прибыл с фронта с лычкой на плечах. Ефрейтором прибыл.

— Ведь это ежели вникнуть, прямо издевка над обществом! — кричал он.

— Знамо, издевка, — поддерживали фронтовики.

— Нашли дураков каких! — орал Иван Бастрыков. — Так вот и отдали им на смерть пять человек.

Трофим Маврин одно твердил:

— Приговором надо решить: не признаем беленьких — и все… Сыновей им на убой отдавай!

Зорко следил Морозов за мужиками. Среди пензенских новоселов увидал он Елисея Бастрыкова. Говорил Елисей азартно, беспрестанно разводил руками. Но тихо говорил — не слыхать Морозову.

«Тайно смутьянничает», — встревожился Иван Николаевич.

— Елисей Данилов! — крикнул он. — Давай поближе к столу. Об чем ты там?

Елисей Бастрыков протискался вперед и смело заговорил:

— Так я понимаю, мужики. Тут приказ нам гласит поймать Отесова… А как его поймаешь голыми руками? Надо оружья нам требовать. Ведь с вилами не пойдешь на Отесова… Так что вот, мужики.

Фронтовики артельно поддерживали Елисея:

— Непременно оружья!

— Какое же содействие можем оказать, безоружные?

— Раз просят поймать, так давай нам винтовки! — зычнее всех орал Соловьев-кузнец.

Протискался к столу и Маврин.

— Приговором надо, приговором! — кричал он. — Не признаем беленьких — и кончено…

Ваня застучал по столу кулаком:

— Тихо все! Давай стариков послушаем! Нечего всем галдеть.

Со скамейки поднялся седобородый Клим Хоромных.

— Оборони нас бог от оружья, — начал он цедить сквозь бороду, — ибо сказано в писании: «Поднявший меч от меча да погибнет». Наше дело крестьянское, подчиненное. Раз требуют пять человек, надо послать…

— Вас вот и пошлем, стариков, — перебил Каштанов. — Расстреляют вас — и на мыло.

Мужики захохотали над шуткой Каштанова, потом опять стали выкрикивать:

— Непременно оружья требовать!

— Не признаем — и все тут!

Старик Хоромных махнул рукой и сел на место.

Иван Николаевич совсем забеспокоился: не оправдал Хоромных надёжи. А тут еще подозрительный человек попался на глаза среди толпища. С виду походил он на побирушку-бродягу, на горбу котомка, на голове шапка-татарка.

— Что за субъект? — показал на старика Морозов старосте.

В бытность старшиной Ивану Николаевичу часто приходилось задерживать бродяг-политиканов. Подозвал он старика к столу, начал допрашивать:

— Кто таков? Документ?

Старик, видать, не испугался.

— Странник я, — сказал он бойко, — в Иркутск вот пробираюсь… Одного сына в нашем городе прикантрамили беляки, а другой в тюрьме сидит в Иркутске… Того же дожидается…

— Политиканы, стало быть? — допрашивал Морозов.

— А кто их знает, — отвечал старик. — Севастьян, значит…

— Да ты не заговаривай зубы! — крикнул Морозов. — Документ давай!

Старик, согнувшись, опрокинул на ладони шапку, вытащил книжечку:

— Вот пашпорт. На!

— Ты, Иван Николаич, вроде как урядник, — вмешался в разговор Маврин. — Дело говорит старик, пущай толкует и дале.

— А чего, разве я неправильно говорю? — повернулся старик к сходу. — В России вот Советская власть…

— Андрон! — крикнул Морозов десятскому.

Десятский подлетел на носках.

— Бегом беги к старшине, — на ухо сказал ему Морозов. — Пускай идет с гостями…

— С милицией? — спросил Андрон.

Морозов кивнул головой.

Старшину с милиционером пришлось ждать недолго.

Только показались они из-за угла, Елисеи Бастрыков, кузнец Соловьев и старик с котомкой стали выбираться из толпища.

Мало кто и заметил, как они подались на зады: все уставились на милиционеров.

— Видать, милиции пьяны, — сказал кто-то.

— Опохмелились, — сказал Маврин.

Шли милиционеры заметно покачиваясь. И сразу как подошли к сходу, старший милиционер пошептался с Морозовым и забрался на стол.

— Приказ вам прочитали?.. — строго спросил мужиков.

Мужики молчали в ожидании.

— Два раза прочитали… — тихо сказал староста.

Захаров зашатался на столе, чуть не полетел.

— Перехватил трошки, — захохотали в толпище.

— Не сметь смеяться! — крикнул Захаров. — Вынь-положь пять человек!

— Протрезвиться бы надо! — крикнули из толпища.

Захаров затопал каблуками по столу:

— Вы мне не указ! Молчать!

Мир опять заволновался:

— Ишь урядник какой!

— Тащи его со стола!

Захаров выхватил из кобуры револьвер и, высоко подняв его, выстрелил вверх. Разом стало тихо.

— Это я в небо пальнул, — сказал Захаров, — а бунтовать будете — вас угощу. Понятно?

С резонным словом выступил старик Хоромных.

— Не бунтари мы, господин милиций, — сказал он, наклонив голову, — только не знаем, кого послать. Прикажите сами кого. Недоимщиков разве?

Мужики опять зашумели:

— Ишь чего надумал!

— Все мы недоимщики!

— На жребия давай!

Захаров потряс над головой револьвером.

— Тихо все! Кидайте жребий — и ладно!.. Обиды меньше! — крикнул он вперебой народу.

— Давай жребия! — кричали позади.

— Метнем!

Захаров спрыгнул со стола на скамейку.

— Нам некогда, — сказал он, — метайте жребий и отправляйте пятерых сами… А в случае чего — вот… — погрозил он револьвером.

Глава XVI

Что бы ни решал мир, Трофим знал, что решение это коснется его непременно худым концом. Все сельские повинности: гонщика нанять, сельскому писарю платить, дрова подвезти для школы — кому пустяки расход, а Трофиму в раззор. И уж давно махнул Маврин на мир рукой: все равно не одолеть на сходках богатеев.

О жребии на заложников подумал Маврин тоже по-своему: кому другому, а ему-то уж придется быть в заложниках. Как бы ни бросали жребий, ему все равно подсунут. В оба гляди — не заметишь, как подсунут…

Мужики заспорили, как кинуть жребий. Каштанов прямо охрип:

— Канаться на веревках — и кончено!

Иван Бастрыков поддерживал его:

— Верхняя рука по веревке — и баста.

И хотя опал уже Маврин духом, все же лез к присутствию:

— С покрышкой или просто?

— Известно, верхняя рука, — разъяснял Бастрыков.

— Ну не-ет, — загалдели мужики, — дом без крыши не бывает.

— Может, квитками лучше, мужики? — спрашивал староста. — А то другой вымеряет допрежь веревку…

— Жердью справедливей, — сказал Маврин, — веревка, она растягиста.

Ваня стоял за квитки.

— Нарезать квитков, сколько домохозяев, а на пяти квитках пометить смерть…

— Знамо, без обману! — крикнул кто-то спозади.

Круто разрешил спор дед Арсень:

— Коли на то пошло, мужики, то лучше уж на спичках. На квитки бумаги не набраться…

— Первое дело — серянки, — поддержали даже старожилы.

Дед Арсень пояснял порядок:

— Сколько домохозяев, столько спичек, а пять штук в чернила выкрасим…

— Кабы мухлевства не было, — тревожился Маврин.

Староста уже вынес спички из лавки.

— Целых тысяча, — положил он пачку на стол, — на всех хватит… — И начал вываливать спички